Ознакомительная версия.
Нацистский Холокост ознаменовал поворот в иудео-христианских отношениях: после него представители этих религий стали искать общую почву и возможность взаимопонимания, надеясь положить конец былой вражде и насилию. В 1946 году в Зеелисберге впервые собрался Международный совет христиан и евреев. Его участники приняли документ, состоящий из десяти рекомендаций христианским учителям и проповедникам. Эти рекомендации были нацелены на то, чтобы искоренить враждебные высказывания об иудаизме и еврейском народе. Зеелисбергский документ стал отправной точкой для целого ряда последующих документов, принятых протестантскими и католическими церквами. У католиков эпохальное значение имела «Декларация об отношении Церкви к нехристианским религиям» (латинское название – Nostra Aetate). Она была принята Вторым Ватиканским Собором в 1965 году. Процесс сотрудничества оказался плодотворным: многие позиции удалось пересмотреть. Однако он затронул лишь западные церкви, а восточных почти не коснулся. Богословский антииудаизм по-прежнему характерен для Православной и других восточных церквей, что ставит серьезные задачи для иудео-христианского диалога в последующие годы, особенно в свете роста политического антисемитизма в России и других странах Восточной Европы.
В 2000 году в газете «Нью-Йорк таймс» было опубликовано заявление, подписанное приблизительно 160 еврейскими раввинами и учеными. Называлось оно «Дабру Эмет» («Говорите истину»; цитата из Книги Захарии 8:16). Констатируя резкие изменения в христианском понимании иудаизма, произошедшие после Второй мировой войны, документ излагал ряд тезисов еврейской стороны.
Иудеи и христиане поклоняются одному и тому же Богу.
Иудеи и христиане признают авторитет одной и той же книги – Библии.
Христиане могут уважать притязания еврейского народа на Землю Израилеву.
Евреи и христиане принимают нравственные принципы Торы.
Нацизм не был христианским явлением.
Неразрешимые человеческими усилиями разногласия между евреями и христианами не будут сняты, пока Бог не спасет весь мир, как обещает Писание.
Новые взаимоотношения между евреями и христианами не ослабят еврейское благочестие.
Евреи и христиане должны совместно трудиться ради справедливости и мира.
Это заявление вызвало большие споры после того, как было опубликовано, но обычно считается позитивным вкладом в иудео-христианские отношения.
Медленнее осуществляется прогресс в иудео-мусульманском диалоге. Мусульманское право предоставляет евреям, как и иранским зороастрийцам, статус «дхимми» (защищенных лиц), гарантирующий жизнь, собственность и возможность соблюдать религиозные обычаи, в ответ на выплату каждым взрослым мужчиной подушного налога («джизья»). Несмотря на эти гарантии, иногда имели место фанатические гонения (впрочем, крайне редко). В современную эпоху во многих мусульманских странах евреи получили различные права и привилегии, противоречащие уставам о «дхимми». Тем самым устои древней системы оказались поколеблены, что вызвало враждебность со стороны традиционно мыслящих мусульман. Ситуация усугубилась ростом сионизма и созданием еврейского государства в сердце исламского Среднего Востока. Израильско-палестинский конфликт – важный фактор в отношениях между мусульманами и евреями, подобно тому как Холокост сыграл большую роль в отношениях между христианами и евреями. После разрушения Всемирного торгового центра в Нью-Йорке (2001 г.) некоторые мусульманские СМИ демонизировали евреев.
Заметим, что многие евреи занимались научным изучением ислама. Одним из первых был Авраам Гейгер: в своей докторской диссертации он исследовал еврейское влияние на Мухаммеда и Коран (1833 г.). Франц Розенцвейг также интересовался исламом, познакомившись с ним на Балканах во время Первой мировой войны. Этот интерес отражен в его книге «Звезда искупления»: вослед Галеви он считает ислам частью монотеистической семьи, хотя и относится к нему больше как к цивилизации, чем как к религии. Его примеру последовал Игнац Мейбаум. В 1973 году он опубликовал сочинение, в котором исследовалось место иудаизма в этой монотеистической семье. Называлось оно «Триалог между евреем, христианином и мусульманином».
В наши дни наблюдается растущий интерес к взаимопониманию и диалогу между мусульманами и евреями. На официальном уровне почти ничего не достигнуто (главным образом, из-за отсутствия авторитетных инстанций, представляющих большое количество мусульман и евреев), но возникают новые группы по мусульманско-иудейскому диалогу и различные совместные инициативы. О том, к каким результатам они приведут, судить пока рано.
Разговор о еврейской теологии в главе 7 мы закончили на негативной ноте: в наши дни евреи почти не интересуются богословскими вопросами. Надо заметить, однако, что теология иногда затрагивается косвенным образом. Скажем, проблемы галахи и сионизма (рассмотренные отдельно) также связаны с теологией. Ведь, как было отмечено, споры об авторитете галахи упираются в вопрос о характере откровения, а эта проблема имеет богословский характер.
Или возьмем, казалось бы, сугубо политические дискуссии о том, каково место Сиона в еврейской жизни, каким должно быть еврейское государство, можно ли обменивать территорию на мир и как выстраивать отношения с палестинскими арабами и арабскими соседями. Теология имеет к ним самое прямое отношение: религиозные поселенцы на оккупированных территориях обосновывают свои притязания ссылками на богословские источники. Аналогичным образом поступают религиозные политические партии и антисионистская община харедим. К сожалению, эти аргументы не назовешь выверенными и утонченными: сказывается отсутствие богословского образования. Вообще в традиционном иудаизме тщательно обосновывались лишь вопросы галахи, а вопросы агадические (в том числе богословские) обычно оставлялись открытыми и обсуждались менее строго. Сохранение этого традиционного подхода в некоторых кругах – в то время, когда требуется большая богословская точность, поскольку принципиальные расхождения носят скорее богословский, чем галахический, характер, – привело к низкому уровню аргументации, особенно в Израиле, где даже у традиционных евреев дискуссии часто заканчиваются тем, что участники выкрикивают слоганы в адрес друг друга. А это уж совсем не в духе Талмуда.
Секулярному иудаизму также не хватает продуманности и систематичности в дебатах о религии (хотя в политических спорах уровень аргументации весьма высок). Секулярный еврейский гуманизм вырос из еврейского Просвещения с его антирелигиозной закалкой, а потому игнорировал богословское развитие, о котором мы говорили в главе 7. Его интеллектуальные лидеры часто ведут полемику так, словно современной теологии не существует. Бога отрицают довольно грубым и незамысловатым образом: дескать, это лишь библейский персонаж и пережиток старины. Почти никто из них не отдает себе отчета в том, что уже несколько десятилетий реконструкционистские мыслители ищут еврейскую идентичность и еврейские ценности, при которых не предполагается вера в сверхъестественное, и что общая платформа может быть найдена с некоторыми реформистскими авторами. Собственных позитивных идей у секулярного иудаизма пока мало. Его представителям легко критиковать архаические и монолитные формы иудаизма, господствующие в Израиле, но есть масса такого, чего они не замечают: более тонкие формы еврейской теологии, проблемы психологии религии, а также квазирелигиозные элементы в самой секуляристской традиции (например, в учении АД. Гордона). Дискуссии по этой тематике еще впереди, и они способны многое принести иудаизму.
Теология Холокоста пока находится в тупике. В этой области также возможен плодотворный диалог между религиозными и секулярными мыслителями: не с целью поспорить об интерпретациях прошлого, а чтобы наметить перспективы для будущего согласия и взаимопонимания. Секуляристы бросают вызов теистическим философам, увязшим в болоте теодицеи, да и вообще всем, кто пытается защитить классические представления о Боге. Классическая теология стала одной из жертв Холокоста, и сейчас востребованы мнения не только верующих, но и скептиков, агностиков, даже атеистов.
Еще одна перспективная область – Завет. Холокост и возрождение Израиля заставляют переосмыслить многие стереотипы, касающиеся Завета и важные в дискуссии об исторической роли и судьбе еврейского народа. Здесь также тема свидетельства. Евреи часто ощущали себя призванными свидетельствовать о Боге, и во времена гонений это чувство обострялось. Один из ярких примеров – Холокост, причем мир действительно обратил внимание на еврейскую катастрофу. Но необходимо ли свидетельствующему народу страдать, чтобы нести подлинное свидетельство? И если да, что это значит для Израиля и его желания свидетельствовать среди успеха и процветания? Или вся концепция свидетельства в принципе построена неверно? Эти вопросы чрезвычайно важны, и при их обсуждении важно услышать, что скажут секуляристы.
Ознакомительная версия.
