– Это вензель императора, – прошептал Павлик.
– Какая честь нашей семье! – восторженно отозвался Петя, зачарованно глядя на часы.
– Мало того! – произнес отец торжественным голосом. – Эта вещь была изготовлена специально для государя, и он не расставался с ней в течение нескольких лет! А теперь подарил мне! – Андрей Петрович бережно закрыл часы и убрал их обратно в карман.
– Чем же вы, отец, заслужили эту милость? – спросил Петя.
Андрей Петрович, словно что-то вспомнив, стал вдруг серьезным.
– Много будешь знать, скоро состаришься! – ответил он довольно резко. – И вообще, что вы тут стоите? Мне пора возвращаться в дом Папкова. Государь поручил мне надзор за дворцовым караулом. Вас же я настоятельно прошу… нет, требую, чтобы вы обходили этот дом за версту!
– Но почему, отец?! – разочарованно воскликнули мальчики.
– Садовник во дворце случайно обмолвился, что в день приезда императрицы в царском саду бродили какие-то мальчишки. Догадываетесь, кого именно он видел?
Петя и Павлик опустили головы.
Тут в кабинет вошла Марья Алексеевна.
– Ну что, Андрюша, удалось ли тебе поговорить с государем насчет Гриши? – поспешно спросила она мужа.
– Да, Марьюшка, просьбу зятя я выполнил. Надо сказать, государь не был в восторге, что я прошу за Полонского, но все же согласился взять Гришу на службу в свою канцелярию и написал соответствующее распоряжение. Григорию Никандровичу необходимо как можно быстрее отправиться в Петербург.
Андрей Петрович достал длинный узкий конверт, скрепленный царской печатью, и показал жене. Марья Алексеевна бросилась на шею мужу:
– Спасибо, Андрюша, ты не представляешь, как обрадуется Гриша! Так я пошлю за ним? Пусть приходят на обед вместе с Катенькой, тогда и письмо отдашь ему, да?
Андрей Петрович пожал плечами:
– Пошли. Уж он-то время зря терять не будет! Сегодня же, наверно, начнет собирать чемоданы, – язвительно добавил он.
Но госпожа Никольская не обратила на это внимания:
– Надо сказать Глаше, чтобы приготовила что-нибудь праздничное, – размышляла она вслух.
И, поцеловав руку мужа, Марья Алексеевна побежала на кухню.
Никто, казалось, и не заметил, как омрачилось лицо Павлика, когда он услышал про возможный отъезд Григория Никандровича и его дочери.
* * *
До обеда оставался еще час, а Полонский уже примчался в дом кузины. Андрей Петрович пригласил его к себе в кабинет.
В гостиной остались госпожа Никольская, Катенька и прибежавший Павлик. Марья Алексеевна устроилась в кресле перед камином и взялась за спицы – готовить приданое для будущей малышки. Катенька и Павлик присели на диван. Полонская была младше него на два года. Это была очень красивая худенькая девочка, с темно-русыми кудрями и серыми глазами. Госпожа Никольская очень любила племянницу за кроткий нрав, унаследованный от покойной матушки. Когда Катенька только родилась, Марья Алексеевна хотела обручить ее с Петей, но духовник семьи, отец Алексий, объяснил, что по церковным канонам это невозможно. Сейчас же, сидя в своей гостиной и наблюдая за беседой приемного сына и племянницы, Марья Алексеевна от души радовалась, что та помолвка не состоялась. От ее проницательного взгляда не ускользнуло и то, как горят глаза Павлика при разговоре с гостьей, и то, как смущенно рдеют щеки девочки.
– Как ваше здоровье, Катенька? – интересовался Павлик, нежно глядя на гостью.
– Благодарю, намного лучше теперь, – отвечала девочка, опустив глаза. – Только вот… Маменька часто снится, – по Катиной щеке скатилась слезинка.
– О, как я вас понимаю! – в порыве чувств Павлик положил свою теплую ладошку на тонкую прозрачную ручку девочки и тут же, спохватившись, отдернул ее. – Мне тоже часто снятся мои родители. Хотя матушку я совсем не знал… Но отца я помню хорошо и, пусть даже прошло уже четыре года, до сих пор не могу привыкнуть, что его больше нет. Андрей Петрович и Марья Алексеевна любят меня как родного, я бесконечно им благодарен. Да и с Петей мы как братья. Но, – он понизил голос, – видит Бог, порой мне кажется, что я отдал бы все, только бы мои родители были живы!
– Да-да! Я чувствую то же самое, вы абсолютно правы – никто не заменит нам наших папу и маму, – согласилась Катя.
– Но вам не стоит грустить, – продолжал совсем по-взрослому Павлик. – Ведь вы скоро отправитесь в столицу, а там столько всего интересного! Говорят, на праздники там такие фейерверки запускают!
– По правде сказать, мне совсем не хочется никуда уезжать, – тихо произнесла девочка. – Здесь могила моей матушки, здесь мои верные друзья, – она подняла свои прекрасные глаза на своего собеседника.
В этот момент Андрей Петрович и Григорий Никандрович вышли из кабинета. Полонский сжимал в руках конверт. Вид у гостя был радостный, но чувствовалось, что он немного раздосадован.
– Еще раз покорнейше благодарю, Андрей Петрович, вы оказали мне большую услугу, – Полонский поклонился зятю.
– Ну что вы, Григорий Никандрович, на то мы и родственники, – устало отмахнулс я тот.
– Просто поразительно! – не унимался гость. – Семь лет назад, в первый приезд государя, я несколько раз просил его величество определить меня на гражданскую службу в Петербург и каждый раз получал отказ! Вам же стоило лишь мимоходом упомянуть государю о моей ничтожной персоне – и пожалуйста: путь в столицу открыт! Слышишь, Катенька? Поблагодари же скорее своего дядю!
Катенька послушно подошла к Андрею Петровичу и сделала реверанс. Он в ответ слегка поклонился.
– Откровенно говоря, Григорий Никандрович, я не вижу большого повода для радости. Поменять военную службу на службу в канцелярии, на мой взгляд, не слишком благородная затея, – не удержался от замечания Андрей Петрович.
Гость сделал вид, что не расслышал.
– А часы-то какие прелестные, – не унимался он, нервно похихикивая.
– Андрюша, ты и часы показал? – у дивилась Марья Алексеевна.
– Имел неосторожность проговориться, а уж Григорий Никандрович не успокоился, пока я не показал ему подарок государя, – неохотно пояснил Андрей Петрович.
Полонский обернулся к сестре:
– Да-да, должен заметить, сестрица, на редкость изящная вещица! Андрею Петровичу несказанно повезло получить такой роскошный подарок, да еще из рук самого императора Всероссийского!
Григорий Никандрович усиленно улыбался, в то время как глаза его пожелтели от зависти. Гость то и дело доставал носовой платок и вытирал вспотевший лоб.
– А вы знаете, что его величество не расставался с этими часами несколько лет, что они были сделаны по специальному заказу для него самого? – вступил в разговор Павлик.
– Да что вы говорите-с? Андрей Петрович мне этого не сказали-с! – выдавил из себя Полонский, тщетно пытаясь изобразить приятное удивление.
В этот момент он был настолько жалок, что Никольский даже отвернулся, а Марья Алексеевна еще ниже склонилась над вязанием. Положение спасла Глаша.
– Кушать подано! – входя в гостиную, доложила она.
Марья Алексеевна вздохнула с облегчением и поднялась с кресла:
– Братец! Племянница! Пойдемте к столу! Глаша сегодня постаралась на славу!
– Уж простите нас, сестрица, дорогой зятюшка! Но, честно говоря, от волнения и радости мне сейчас кусок в горло не полезет! Позвольте уж нам с Катенькой откланяться! – с казал Григорий Никандрович и поспешил к выходу, одной рукой увлекая за собой дочь, а другой прижимая к груди заветный конверт.
– До свидания, Катенька! – крикнул им вслед Павлик.
Когда за окном послышался стук копыт и скрип отъезжающего экипажа, в гостиную заглянул Петя:
– Уехали?
– Да. А где ты был? – поинтересовался Павлик у брата.
– В саду спрятался, как увидел коляску Полонского. Терпеть его не могу! Все улыбается, а сам отчаянно завидует отцу и ненавидит его лютой ненавистью! Кузину только жалко, иметь такого отца!
– Как не стыдно тебе, Петр, говорить всякие гадости про своего дядю! – возмутилась Марья Алексеевна, вновь заглянувшая в гостиную. – Марш руки мыть и за стол! Все только вас и дожидаются!
Глава четвертая
ЦАРСКИЕ БУДНИ
Город постепенно привыкал к присутствию государя и государыни. Жизнь Пети и Павлика тоже вошла в свое привычное русло: мальчики всецело погрузились в мир наук. Петр исправно посещал гимназию, а для Павла, которому сие поприще предстояло только на следующий год, Андрей Петрович нанял учителя-немца, взявшегося за порученное дело со свойственной его нации педантичностью.
Что касается прогулок, то они стали теперь редкостью в плотном расписании мальчиков. А уж о том, чтобы приблизиться к дворцу, и речи не могло быть – Андрей Петрович не забыл выходки сыновей.
– Это жестоко, матушка! – в озмущался Петя, когда Марья Алексеевна приходила вечером пожелать сыновьям спокойной ночи. – Лишать нас радости видеть государя! Отец ведь знает, с каким нетерпением мы ждали приезда его величества!
