27; 9:1, 13; 10:3, 7–11, 24–26). Там не говорится о том, почему это нельзя было совершать в Египте, но, вероятно, за этим стоит такая мысль: на той земле, где царят местные египетские божества, поклоняться YHWH – должным образом, по крайней мере, – невозможно. (Нечто подобное можно сказать и о «новом Исходе» Исаии 52: изгнанникам надо покинуть Вавилон и прийти на Сион, куда вернется Слава Божья, чтобы снова обитать с ними.) Когда же народ вышел из Египта и получил Тору как устав завета, этот завет был скреплен кровью жертв, которой окропили людей («кровью завета», как в Исх 24:8). Тогда они стали действительно народом Божьим.
И затем им надо было соорудить скинию, то место, где Бог будет встречаться со своим народом, где можно прославлять завет как своеобразную форму брака (эта идея встречается у многих пророков; Иер 2:2 тут лишь одна из возможных ссылок среди многих). Событие завета (освобождение от египетского рабства) должно было повлечь за собой встречу завета (YHWH встречается с Израилем, и они вместе празднуют это). Если мы свяжем это событие с этой встречей, как они связаны в повествовании, объясняющем, как Бог хранит верность завету, мы будем вправе сказать, что за всем тут стоит история Исхода и, в свою очередь, что трудные и перенасыщенные смыслом утверждения Павла можно толковать в этом свете.
Крышка Ковчега и место встречи
Особым местом встречи в самой святой части скинии был Ковчег завета. Это был ящик из древесины акации, покрытый золотом, содержащий скрижали с Торой, документом завета (Исх 25:10–16). Если же говорить точнее, то местом встречи была крышка Ковчега, kappōreth (25:10–22). Именно здесь, как говорится в конце Книги Исход, являлась Слава Божья в виде облака, чтобы встретиться с народом (40:20–21, 34–35). Что именно понималось под этим термином, остается предметом споров. Раньше толкователи считали, что речь идет о «покрытии». Но недавно исследователи поставили это под вопрос, связав это слово с еврейским глаголом kippēr со значением «очищать». Этот kappōreth был местом очищения, которое позволяло Богу встретиться с народом без опасности для последнего; кровь жертв за грех использовалась как ритуальное очищающее средство, делавшее святилище чистым. Забота о том, чтобы место обитания Божьей Славы содержалось в чистоте, как о том говорится в Книге Исхода 40, было важно не только для сохранения отношений завета между Богом и Израилем, но и для всего мироустройства, поскольку тут небо соединялось с землей. Вот куда стремилась прийти вся история Исхода – к созданию нерушимой связи между Богом и его народом, к символическому воссозданию Эдемского сада, где небо и земля с легкостью взаимодействуют между собой. Это событие вело к встрече; завет Бога с Авраамом повлек за собой установление завета между Богом и большой семьей Авраама. Именно такая логика отражена в Римлянам 3.
Еврейское слово kappōreth в переводах Писания на греческий звучало как hilastērion. Это ставит перед переводчиками Библии великую проблему. Трудно сказать, что Бог сделал Иисуса «крышкой» или хотя бы «покрытием». Вот почему в некоторых английских переводах появилось выражение mercy seat, «седалище милости», хотя крышка Ковчега вовсе не седалище в современном смысле слова, разве что за исключением выражений вроде «сердце – седалище эмоций» (возможно, поэтому Тиндейл перевел это как «седалище милости» – как то место, откуда исходит милость, где ее нужно искать). Строго говоря, «крышка» Ковчега сама по себе была не местом «милости», но местом и «встречи», и «очищения». Тут Бог встречался со своим народом, а чтобы встреча была возможной, священник очищал святилище от оскверняющего действия прошлых грехов Израиля, окропляя его кровью жертв.
В мире современного западного читателя Павла не существует подобных легкодоступных категорий, но если мы пытаемся понять его мысль, нам нужно войти в его мир, где подобные вещи были второй природой, а не тащить его насильно в наш мир (возможно, подхватывая по дороге какие-либо средневековые смыслы). Он только что, в 3:23, сказал, что грех лишает людей славы Божьей, что перекликается с более развернутым высказыванием о том, что люди отвернулись от Славы Божьей, в 1:21–23. Павел говорит таким языком, каким говорят о культе, этот язык связан с поклонением, а конкретнее – с поклонением иудейским. С этого началось падение человечества, которое стало поклоняться идолам; в тексте 3:24–26 Павел дает ответ на эту проблему. Не удивительно, что тут мы видим сочетание Песаха и Дня искупления, а главное место в его утверждении о том, что Божья верность завету была явлена в смерти Мессии Израиля, занимает hilastērion. Но тут, похоже, содержится как больше того, что бросается в глаза, так и меньше того.
Во-первых, я сказал «меньше того» потому, что контекст сам по себе ничего не говорит о наказании, о котором так часто думают толкователи данного отрывка. Как мы уже видели, убийство жертвенных животных в Древнем Израиле не было важнейшей частью жертвоприношения. Их убивали не на алтаре (важное отличие от многих языческих ритуалов). Животному перерезали горло, и это было просто прелюдией к выпусканию крови, символизирующей его жизнь, которая потом использовалась как важнейшее средство для очищения верующих, а также святого места с его утварью. Это позволяло Богу встретиться со своим народом так, чтобы это не обернулось катастрофой. И такая встреча происходила именно на kappōreth, на этом месте очищения. Тут речь не идет о наказании. Ни «покрытие», как это понимали ранее, но «очищение» новых исследователей не несут в себе такого смысла.
В Книге Левит есть только одно место, где исповеданные грехи возлагают на голову животного – «козла отпущения», – причем именно в этом случае его не приносят в жертву. Он ведь стал нечистым и потому непригодным для жертвоприношения. Его изгоняют в пустыню. Хотя позднейшая традиция указывает на то, что человек, изгоняющий козла в пустыню, затем его убивает, столкнув с обрыва (вероятно, чтобы он не вернулся назад и не осквернил народ или святилище снова), это убийство, даже если предположить, что так оно и совершалось, было связано с символическим устранением греха, а не с тем, что козел нес наказание вместо народа.
Более того, и козел, которого убивали в тот самый день, и животные, которых резали регулярно в течение всего года как жертву за грех, не несли «наказания» вместо людей. Жертва за грех была знаком покаяния за случайные грехи: за плохие поступки, которые человек не намеревался совершить или намеревался, не зная, что это грех. (По установлениям, если человек знал и намеревался совершить грех, жертвы в такой ситуации не
