завету с Авраамом и Израилем. Эта верность, благодаря которой Израиль может исполнить свое призвание и может осуществиться замысел о спасении мира, теперь была явлена в действии. Как только мы откажемся от мысли о том, что в тексте Римлянам 3:21–26 Павел намеревался сказать «все, что можно сказать, о кресте», это будет Исходом для самого этого отрывка. Он обретет свободу говорить то, что намерен сказать, и потому стать важным этапом аргументации всего Послания в целом.
За пределами Евангелий и Павла
В этой книге я не пытался рассмотреть все, что Новый Завет говорит о смерти Иисуса. Я ограничился четырьмя Евангелиями, Деяниями и Павлом и пару раз бегло говорил о Книге Откровения. Если бы я хотел представить полную картину, мне было бы необходимо рассмотреть нужные материалы из двух других новозаветных посланий: Послания к Евреям и Первого послания Петра. Они рассматривают крест с других точек зрения, но, полагаю, дополняют ту картину, которую я вам представил. В частности, Послание к Евреям объясняет, как можно видеть в Иисусе одновременно и самого совершенного первосвященника, и самую совершенную жертву. Первое послание Петра, когда речь там идет о ситуации жестоких гонений на христиан, видит в кресте одновременно две вещи: и уникальное событие, однажды произошедшее с Иисусом, и образец, который это событие дает его последователям. Было бы интересно исследовать это глубже в свете нашего подхода к важнейшим новозаветным текстам, но это задача для другой книги и, быть может, для другого автора.
Мы можем уверенно утверждать, что уже в первом поколении учеников Иисуса появились революционные представления о том, что произошло в день, когда их учитель умер. Они видели, что тогда совершилась революция, но она обладала своими характерными чертами, о которых говорили все христиане, несмотря на свои разные традиции и разные стили. Ранняя «официальная» формулировка оставалась золотым стандартом: Мессия «умер за грехи наши по Писаниям». Люди, которые так говорили, трезво понимали значение каждого элемента этой формулы. Великое повествование Писания, полагали они, наконец пришло к той точке, куда по замыслу Бога оно все время стремилось. Естественно, это вызывало споры тогда и продолжает их вызывать с тех пор; подобным образом любой претендент на роль Мессии вызывал споры в раннем иудаизме, потому что признавший его непременно отвергал какие-то иные представления о том, куда движется история Израиля. Первые христиане держались за эту основу. Иисус был воздвигнут из мертвых, а это значит, что он действительно был Мессией Израиля, что его смерть действительно стала новым Исходом, что крест в самом деле решил проблему грехов, которые стали главной причиной «изгнания», – и все это Иисус совершил, приняв на себя всю тяжесть зла, причем он совершил это в одиночку. Его страдания и смерть стали осуждением для «Греха». Самая мрачная из всех сил мрака была побеждена, и узники могут выйти на свободу.
Ни один из учеников Иисуса сначала не видел в его смерти чего-либо иного, кроме полной катастрофы – Иисус не раз говорил им, что это не так, но его слова ничего не изменили. Вечером первой Страстной пятницы никому не могли прийти в голову мысли о победе над злыми силами, упраздняющей грехи. Но как только Иисус был воздвигнут из мертвых и его последователи обратились к великим повествованиям Писания, поскольку только те могли ответить на вопрос о смысле подобного события, они поняли, что началась революция. И тут же увидели, что сами стали ее участниками. То, что Иисус решительно начал, им нужно сознательно продолжать. И это заставляет нас задуматься о самих себе. Где наше место в этой истории?
IV. Революция продолжается
В данной книге я утверждал, что, по мнению первых христиан, когда Иисус умер, произошло нечто такое, что изменило весь мир. К шести часам вечера первой Страстной пятницы мир стал иным. Началась революция.
И первый знак этого изменения был явлен на третий день, когда Иисус был воздвигнут из мертвых. Если бы этого не было, его последователи со стыдом и горечью пришли бы к выводу, что Иисус был просто очередным неудавшимся мессией. Но его воскресение не было просто неожиданным счастливым концом истории. Оно стало – и должно было стать – славным началом. Оно значило, что самая мрачная и сильная власть в мире, власть смерти, была побеждена. И если это правда, значит, в мир вошла новая власть, власть иного рода, непохожая на все прочие ее формы.
Как это произошло? Когда первые христиане уже в свете воскресения Иисуса оглядывались назад, вспоминая, как он возвещал Царство Божье и о его странной «царской» смерти (с табличкой «Царь Иудейский» над головой), они вскоре пришли к заключению, что сама эта смерть была окончательной победой. Именно это мы изучали в данной книге. Однако такая победа была одержана не в конце «настоящего века», но в самой его середине, пока страдания и порок все еще продолжали буйствовать на земле. Это означает, что у этой победы два этапа.
Последователи Иисуса получили новое поручение. Великий Тюремщик побежден, теперь надо, чтобы кто-то открыл двери тюрьмы. Прощение грехов лишило идолов их власти – надо, чтобы кто-то пошел и повсюду возвестил об амнистии для «грешников». И это надо делать с помощью власти иного рода: власти креста-воскресения-Духа. Это власть страдающей любви. Первым христианам было нелегко понять, что это значит: трудиться ради Царства Божьего в мире, который и не желал, и не ожидал ничего подобного. Именно об этом труде, который мы порой называем «миссией», нам и нужно теперь поговорить. Если смерть Иисуса действительно все перевернула, на что похожа эта революция и как принять в ней участие?
Тут мы сталкиваемся с одной проблемой. В этой книге я хотел показать, что некоторые представления о смысле креста несут в себе опасность. Миллионы христиан по всему миру скажут о значении креста примерно следующее: «Иисус умер за мои грехи, так что я могу отправиться в рай». В этом случае Церковь, осуществляя свою «миссию», призвана объяснить как можно большему числу людей, что Иисус умер за них, потому что, поверив этому, они могут попасть на небеса. Я участвовал во многих мероприятиях, которые были направлены на эту цель и иногда прямо назывались «миссиями». Разумеется, в последние годы некоторые мыслители научили нас отличать «миссию» (задачи Церкви в мире в широком понимании) от «евангелизма» (более специфической задачи рассказывать людям о смерти и воскресении Иисуса и их значении для людей), но
