силой привлекает душу любезная и обходительная беседа…
…Но та речь, которую с пафосом произносят перед толпой, особенно часто приносит славу. Ибо велико восхищение перед человеком, говорящим обстоятельно и мудро, человеком, которого слушающие считают более умным и мудрым, чем остальных. Если же этой речи присущи величие и вместе с тем чувство меры, то ничто не может быть замечательней, тем более если эти качества проявляются в молодом человеке.
III 3, 13. Ведь то, что стоики именуют высшим благом, – жить согласно с природой – имеет, как я полагаю, тот смысл, чтобы всегда жить согласно с добродетелью (virtus), а все остальное, что происходит по природе, принимать только в том случае, если оно не противоречит добродетели. И тем не менее некоторые считают такое сопоставление неправомерным, полагая, что в этой области вообще не следует устанавливать каких-либо предписаний. Но впрочем, эта нравственность в ее истинном и подлинном смысле доступна лишь одним мудрецам и никогда не может быть оторвана от добродетели (honestum). У тех же, кто не обладает совершенной мудростью, никоим образом не может быть совершенной нравственности, а только лишь ее подобие. Ведь те нравственные обязанности (officia), о которых мы говорим в этой книге, стоики называют «средними», они общедоступны и широко распространены, и многие способны исполнить их и благодаря своим внутренним достоинствам, и благодаря учению. Та же нравственная обязанность, которую стоики называют «прямой» (rectum), является совершенной и абсолютной и, как говорят они же, законченной и полной (omnes numeros habet) и не доступна никому, кроме мудреца. Когда же происходит что-то, в чем проявляются «средние» обязанности, это в полной мере представляется совершенной обязанностью, потому что толпа почти совсем не понимает, в чем состоит отличие от совершенной обязанности; в пределах же своего понимания она считает, что все требования совершенной добродетели соблюдены; то же самое случается с поэмами, картинами и множеством тому подобных вещей, когда людям, не сведущим в искусстве, нравится и они хвалят то, что не заслуживает одобрения. Это происходит, я полагаю, по той причине, что в этих вещах есть определенные достоинства, которые производят впечатление на людей невежественных, неспособных судить о том, какие недостатки есть в каждой из этих вещей. Поэтому, когда образованные люди объяснят им истинное положение вещей, они легко отказываются от своего прежнего мнения.
11, 47. …Но никогда жестокость не может быть полезной, потому что жестокость – самый страшный враг человеческой природы, которой все мы должны следовать…
33, 117. …Как может восхвалять умеренность (temperantia) тот, кто видит высшее благо в удовольствии? Ведь умеренность – враг страстей, страсти же – прислужницы наслаждения. Однако и в этих трех понятиях они довольно хитро находят выход. Житейскую мудрость (prudentia) они представляют наукой доставлять удовольствие и избавляться от страдания. По-своему они истолковывают и мужество, когда говорят о презрении к смерти и перенесении страданий. Они говорят и об умеренности, правда, не с такой легкостью, но как умеют. Ибо они утверждают, что величина наслаждения определяется степенью уменьшения страданий.
Тускуланские беседы
I 4, 7. Но подобно тому как Аристотель, человек величайшего таланта, учености, всесторонних знаний, видя ораторскую славу Исократа, принялся учить молодежь искусству речи 1, соединяя мудрость с красноречием, так и мы хотим, не оставляя наших прежних ораторских занятий, обратиться к этой более значительной и плодотворной науке. Ведь я всегда считал совершенной ту философию, которая способна говорить о сложнейших вопросах обстоятельно и красиво (copiose et ornate).
10, 19. …Многие дают и другие определения [душе], как много раньше древние, а совсем недавно Аристоксен 2, философ и музыкант, говорит о некоем напряжении самого тела, и подобно тому, что в пении и музыке называется гармонией, так и природная форма всего тела производит различные колебания, подобные звукам в пении…3
18, 41. …Гармонию же мы можем узнать из чередований звуков и пауз, различное расположение которых создает еще большее число созвучий, но какую гармонию могут создать расположение и форма частей тела, лишенные духа, я не понимаю…
19, 45. Ведь эта красота [вселенной] и на земле создала эту «отцовскую» и «дедовскую», по выражению Феофраста 4, философию, воспламененную страстью к познанию.
25, 62. …Сделавшись благодаря этому более цивилизованными и культурными, мы от занятий, необходимых для поддержания жизни, перешли к более изысканным: родилась великая услада для слуха, когда было открыто и упорядочено природное разнообразие звуков…
II 1, 3. Нам всегда хотелось, чтобы наши речи получили бы всеобщее одобрение, ибо сам этот род деятельности обращен к толпе и красноречие всегда стремится снискать одобрение слушателей; но находились некоторые, способные хвалить лишь то, чему они сами, по их мнению, способны подражать, и ставящие перед красноречием задачу, которую они сами надеялись решить, и в великом изобилии мыслей и слов предпочитающие, по их же словам, голод и бедность изобилию и богатству; именно отсюда возник аттикизм 5, неведомый даже самим тем, кто объявлял себя его последователем; но и они вскоре умолкли, когда чуть ли не весь форум поднял их на смех.
11, 27. Но разве ты не видишь, сколько зла приносят поэты? Они изображают слезы и стенания достойнейших мужей, расслабляют наш дух и, к тому же, пишут столь сладостно, что их не только читают, но и заучивают наизусть. Так, когда при неправильном воспитании и уютной изнеженной жизни еще и поэты делают свое дело, они окончательно лишают добродетель всех ее сил. И поэтому Платон прав, изгоняя их из того государства, которое он придумал, пытаясь показать наилучшие нравы и наилучший государственный строй 6. Мы же, подражая грекам, с детства читаем все это и учим наизусть, считая эту науку и воспитание достойными свободного человека.
26, 64. Вот что запомни твердо: мощь духа и какое-то необыкновенное его величие, которое с особой силой проявляется в презрении и пренебрежении к страданию, – это самое прекрасное (pulcherrimae res) из всего, что существует на свете, и тем прекраснее, если не ищет публичного одобрения и получает наслаждение в самом себе.
IV 9, 22. Источником же всех волнений называют невоздержанность (intemperantia), которая есть не что иное, как разрыв с разумом, с его требованиями, разрыв настолько
