само себя. Этот синтез является синтезом сил, их различия и воспроизводства; вечное возвращение – это синтез, принципом которого является воля к власти. Не стоит удивляться слову «воля»:
кто, если не воля, способен быть принципом синтеза сил, обусловливая отношение силы к силе? Но в каком смысле следует понимать здесь слово «принцип»? Ницше всегда порицает принципы за то, что они являются слишком общими по отношению к тому, что обусловливают, за то, что они располагают слишком слабыми петлями для предметов, которые они стремятся поймать или упорядочить. Не потому ли Ницше так любил противопоставлять волю к власти шопенгауэровской воле к жизни, что последняя – слишком общая? Если воля к власти как раз является подходящим принципом, примиряющим принципы с эмпиризмом, если она создает некий эмпиризм в высшем смысле, то именно потому, что является по сути своей
пластическим принципом, не более общим, чем то, что он обусловливает; он изменяется вместе с этим обусловленным, и всякий раз, когда он нечто детерминирует, он одновременно детерминирует сам себя. На самом деле воля к власти никогда не бывает отделена от тех или иных обусловливаемых ею сил, от их количеств, от их качеств, от их направлений; она никогда не возвышается над осуществляемыми ею обусловленностями сил, она всегда пластична и пребывает в процессе метаморфоза [177].
Неотделимая не значит тождественная. Волю к власти невозможно отделить от силы, не ударившись при этом в метафизическую абстракцию. Но еще бóльшая опасность кроется в смешении силы и воли: ведь тогда мы уже не воспринимаем силу как силу, снова ударяясь в механицизм и забывая о различии сил, обосновывающих их бытие, игнорируя при этом важнейший элемент, которой обеспечивает их взаимный генезис. Сила – это то, что может, могущее, воля – то, что волит. Что означает это различение? Вышеприведенный текст Ницше обязывает нас прокомментировать каждое слово. – Концепт силы по природе своей победоносен, потому что отношение силы к силе, как оно понимается в этом концепте, это отношение властвования: из двух соотнесенных друг с другом сил одна властвующая, а другая – подвластная. (Даже Бог и вселенная состоят в отношении властвования, сколь бы спорной ни казалась в данном случае интерпретация подобного отношения.) Но этот победоносный концепт силы нуждается в некоем дополнении, и это дополнение есть нечто внутреннее, внутренняя воля. Без подобного дополнения оно не было бы победоносным. Всё остается неопределенным, пока к силе как таковой не прибавить элемент, способный детерминировать ее с двоякой точки зрения. Соотнесенные силы отсылают к одновременному двоякому генезису: к взаимообусловленному генезису их количественного различия и к абсолютному генезису их соответствующих качеств. Выходит, что воля к власти прибавляется к силе, но как различающий и генетический элемент, как внутреннее начало собственного продуцирования. В ее природе не содержится ничего антропоморфного. Точнее говоря, она прибавляется к силе как внутренний принцип детерминации ее качества в отношении (x + dx) и как внутренний принцип количественной детерминации самого этого отношения (dy/dx). Волю к власти следует назвать генеалогическим элементом сразу и силы и сил. Поэтому сила всегда берет верх над другими, властвует над ними или повелевает ими именно посредством воли к власти. Более того, воля к власти (dy) также обозначает то, что определенная сила подчиняется в определенном отношении; и подчиняется благодаря наличию воли к власти [178].
Мы в определенном смысле подошли к отношениям между вечным возвращением и волей к власти, но не пояснили и не проанализировали их. Воля к власти является одновременно и генетическим элементом силы, и принципом синтеза сил. Но мы до сих пор не располагали средством, позволяющим понять, что этот синтез создает вечное возвращение и что силы в ходе этого синтеза и согласно своему принципу с необходимостью воспроизводятся. Но при этом наличие данной проблемы раскрывает один исторически важный аспект философии Ницше: его сложные отношения с кантианством. Понятие синтеза – это сердцевина кантианства, собственно кантианское открытие. Однако известно, что посткантианцы упрекали Канта за компрометацию этого открытия с двух разных точек зрения: с точки зрения принципа, управляющего синтезом, и с точки зрения воспроизведения объектов в самом синтезе. На их взгляд, требовался принцип, который не только обусловливал бы объекты, но и был бы подлинно генетическим и продуктивным (принцип различия или внутренней детерминации); в наследии Канта изобличались также пережитки чудесным образом гармонизированных терминов, которые оставались внешними по отношению друг к другу. К принципу или внутренней детерминации требовалось добавить основание не только для синтеза, но и для воспроизведения различного в синтезе как таковом [179]. Если Ницше оставил свой след в истории кантианства, то именно потому, что он довольно своеобразным способом разделил эти требования посткантианцев. Он превратил синтез в синтез сил; так как из-за недостатка понимания того, что синтез был синтезом сил, полностью не понимали ни его смысл, ни его природу, ни его содержание. Он понял синтез сил как вечное возвращение, в самой сердцевине этого синтеза он открыл воспроизводство различного. Он ввел принцип синтеза, волю к власти, и определил ее как налично присутствующий различающий элемент сил. Оставляя более тщательную проверку этого тезиса на будущее, мы считаем, что у Ницше можно обнаружить не просто определенную преемственность по отношению к кантианству, но и полуявное-полускрытое соперничество с ним. Ницше не занимает по отношению к Канту схожей с Шопенгауэром позиции: в отличие от Шопенгауэра, он не предлагал интерпретацию, направленную на разрыв кантианства с его диалектическими воплощениями, чтобы открыть перед ним новые перспективы. Так как для Ницше все эти диалектические воплощения не приходят извне, их первопричина – в неудовлетворительности критики. Радикальное преобразование кантианства, новое изобретение критики, которую Кант предавал в момент ее создания, восстановление критического проекта на новых основаниях и в новых терминах – именно этого, судя по всему, искал Ницше (и нашел в «вечном возвращении» и «воле к власти»).
Предвосхищая дальнейшие рассуждения, теперь можно зафиксировать некоторые особенности терминологии Ницше. От этого зависит вся строгость его философских рассуждений, систематичность и определенность которых совершенно напрасно ставится под сомнение, – к радости или огорчению исследователей. Ницше действительно употребляет новые и весьма определенные термины для новых, весьма определенных концептов.
1) Ницше называет волю к власти генеалогическим элементом силы. «Генеалогический» здесь означает «различающий» и «генетический». Воля к власти – различающий элемент сил, то есть начало продуцирования количественного различия между двумя или несколькими силами, которые предположительно соотнесены друг с другом. Воля к власти – генетический элемент силы, то есть элемент, производящий качество каждой из соотнесенных между собой сил. В качестве принципа воля к власти не устраняет случайности, а, напротив, предполагает ее, поскольку без
