и наслаждений в нашей жизни; сами же чувствования—„наслаждение и страдание суть несоизмеримые величины, как тон и цвет 60.
Мы пока только можем утверждать, что и высшим чувствованиям соответствует жизнь и смерть, что и самым высшим наслаждениям соответствует жизнь, а самым высшим страданиям — смерть. Мы пока знаем, что всякие страдания разрушают здоровье, то-есть сопутствуются процессами разрушения; в самом деле: все согласны в том, что нравственные мучения разрушают здоровье, что духовные наслаждения укрепляют здоровье; и врачи, и больные знают, что всякая болезнь протекает хуже у больного, постоянно расстроенного семейным горем; напротив, радостные события очень часто в высшей степени благотворно действуют на течение почти всех болезней 61. Если человек, цветущий здоровьем, станет уверять, что он страдает от разбитой любви, от сознания своей виновности и т. п. — ему никто не поверит; также мало убедительны уверения в полном счастии истощенного, болезненного субъекта; ему доступно только счастие аскета. В сущности все и всегда знали, что наслаждение — это жизнь и страдание — смерть; поэтому всякое страдание сопровождается разрушением организма, уменьшением жизни, болезнью, исхуданием, слабостью тела; для всех вполне ясно, что человек, не изменившийся физически от постигшего его несчастья, мало страдал, легко перенес свое горе; всякое истинное горе, то-есть страдание, сопровождается процессами разрушения, смерти 62. Эти общеизвестные факты вполне подтверждают вышеизложенное учение о сущности чувствований, но, к сожалению, наука не дала до сих пор объяснений этим общеизвестным фактам.
Мы не можем пока только утверждать, что всякому страданию соответствует процесс разрушения и притом интенсивность страдания пропорциональна силе этого процесса или этих процессов. Мы до сих пор и не имеем другого масштаба для измерения интенсивности высших чувствований, кроме органических процессов, им соответствующих, Чем выше развита духовная жизнь у человека, следовательно, чем интенсивнее у него все высшие чувствования, тем сильнее процессы разрушения, соответствующие его высшим страданиям; у мало развитого лица с весьма слабыми высшими чувствованиями, высшие страдания не сопровождаются заметными изменениями в организме.
Например, горячий патриот, узнав о поражении своего отечества, будет несколько дней дурно есть и спать, похудеет, лицо у него осунется, прибавится несколько седых волос; если он страдает хронической болезнью, то в течении болезни наступит ухудшение; гражданин с слабо развитыми патриотическими чувствованиями, как бы он ни кричал о своем огорчении от того же известия, будет прекрасно есть и спать, организм, его не пострадает и конечно всякий понимает, что страдание первого было гораздо интенсивнее, чем страдание (?) второго. Всякое истинное страдание непременно сопровождается процессами разрушения в организме, хотя мы не знаем, в чем именно состоят эти процессы; мы не допускаем страдания без соответствующего ему изменения в организме.
Если мы имеем полное право не верить словам матери, что она страдает от потери сына, если при этом в организме ее незаметно никаких изменений, если она с прежним аппетитом кушает, по прежнему крепко спит, то с таким-же правом мы должны не верить распространенному поэтами и проповедниками мнению о силе нравственных страданий. К сожалению, это мнение нужно считать одной из иллюзий, которыми люди себя утешают; непосредственное наблюдение учит, что все нравственные или высшие страдания играют в нашей жизни самую ничтожную роль! Это, конечно, грустно, но это безусловно верно; нам теперь смешна наивная гордость наших предков, твердо веривших, что земля — центр мира, создана для того, чтобы они на ней жили, что лошади созданы для того, чтобы люди на них ездили, и т. п.; также в будущем будет смешно наше убеждение, что духовные или высшие страдания занимают первое место в нашей жизни; мы научились лучше бороться с природой, чем наши предки, и вместе с тем поняли, какое скромное место мы занимаем; в будущем, конечно, высшие страдания будут иметь больше значения и люди будут правильнее оценивать свои низшие животные чувствования.
К сожалению, я не могу тут излагать происхождение этой иллюзии, ограничусь лишь наиболее убедительными доказательствами ее несостоятельности. Вообще принято думать, что люди „чахнут“, „вянут“, „погибают “ от разбитой любви, от неудовлетворенности их идеальных стремлений, „мучаются“ угрызениями совести и т. п. Научное наблюдение убедительно опровергает влияние страданий высшего порядка на организмы или, иначе говоря, значение их в сумме ваших страданий, и рассказы, например, о смерти под влиянием радости делаются все реже; еще характернее, как в этих рассказах — вообще мало вероятных — изменилось событие, радость по поводу которого вызвала смерть.
Современники Гомера, уверенные в том, что боги принимают живейшее участие в их делах, могли верить, что собака Улисса умерла от радости, увидев своего хозяина после продолжительного отсутствия. Современники Плутарха могли верить, что Поликрат умер от радости (то-есть наслаждения), вызванной выражениями признательности и уважения сограждан; теперь уже никто ни поверит, чтобы столь возвышенное наслаждение могло сопровождаться столь интенсивными изменениями организма, способными вызвать смерть. И вот Ferré 63, чтобы привести пример смерти от радости не из столь отдаленного прошлого, должен был упомянуть о племяннице Лейбница, умершей от радости, получив наследство. Ferré не замечает, что радость племянницы Лейбница гораздо низменнее не только радости Поликрата, но и радости собаки Улисса. Действительно, в наше время, если и возможна смерть от радости, то от радости самой низменной; если племянница Лейбница действительно умерла, получив известие о наследстве, то это доказывает, что наслаждения, покупаемые за деньги — хорошая пища, богатая обстановка, отсутствие работы и. т. п. — столь интенсивны, что одно представление о грядущих наслаждениях связано с сильными чувствованиями. Только чувствования, сопряженные с восприятиями предметов, покупаемых за деньги, могут быть интенсивны, и потому органические процессы, им соответствующие, достигают значительной степени, и потому в действительности никто и никогда не умирал от чисто духовного, высокого наслаждения; собака Улисса, увы, идеал, недостижимый для людей.
Еще более убедительны наблюдения о влиянии духовных страданий на наше здоровье. Казалось-бы, что, если страдания влюбленных, патриотов, моралистов, честолюбцев интенсивны, то они должны, по крайней мере, хоть сколько нибудь отражаться на состоянии их здоровья. Однако наиболее одаренные личности нередко достигают глубокой старости; никто-же не сомневается, что высшие чувствования напр. у Гладстона ни как не менее интенсивны, чем у большинства, однако все его „страдания“ не помешали ему достигнуть глубокой старости: никто не усомнится, что если-бы Гладстону пришлось переживать настоящие страдания, то-есть страдания, причиняемые нищетой, работой, болезнями, смертью детей, то он не дожил-бы и до 70 лет. Принято думать, что душевные страдания разрушают здоровье, однако такое мнение не подвергается наблюдениями. В сочинениях Hack-Tuke и Ferré собраны многочисленные наблюдения о взаимности
