href="ch2.xhtml#id190" class="a">[284].
Его искренняя преданность марксизму в сочетании с его хайдеггерианским недоверием к рационалистическим элементам марксизма побудили Маркузе присоединиться к зарождающейся Франкфуртской школе социальной мысли. Франкфуртская школа была свободным объединением в основном немецких интеллектуалов с центром в Институте социальных исследований, которым с 1930 года руководил Макс Хоркхаймер.
Хоркхаймер получил философское образование, защитив докторскую диссертацию по философии Канта в 1923 году. После этой работы Хоркхаймер сразу перешел к изучению проблем, связанных с социальной философией и политикой. В конце 1920-х, когда Маркузе работал над теоретической интеграцией Маркса и Хайдеггера, Хоркхаймер пришел к некоторым пессимистическим выводам о возможности реальных политических изменений.
Отвечая на вопрос, почему немецкий пролетариат уклонялся от восстания, Хоркхаймер предложил разделить политически значимые категории на отдельные составляющие, утверждая, что каждая из них неспособна добиться чего-либо значительного [285]. Вполне естественно, что Хоркхаймер начал свой анализ с рабочего класса, разделив его на занятых и безработных. Он отметил, что положение работающих не так уж плохо и, по-видимому, они вполне довольны своей жизнью. Именно безработные находятся в самом плачевном состоянии. При этом их положение постоянно ухудшается, поскольку автоматизация производства приводит к увеличению безработицы. Но безработные – это также наименее образованный и наименее организованный класс, что не позволяет разбудить их классовое сознание. Ярким признаком этого является колебание их избирательских предпочтений между коммунистами, которые слепо следуют за Москвой, и национал-социалистами, которые просто являются сборищем нацистов. Единственная другая партия – это социал-демократы, но они слишком прагматичные и слишком много говорят о реформах, чтобы быть эффективными.
Итак, заключил Хоркхаймер, условия для прихода социализма безнадежны. Работающие слишком довольны, безработные слишком рассеянны, социал-демократы слишком слабы, коммунисты слишком авторитарны, а национал-социалисты не обсуждаются.
Чтобы вылезти из болота, члены Франкфуртской школы задумались о том, чтобы подключить более комплексную социальную психологию к экономической и исторической логике марксизма. Традиционный марксизм подчеркивал неумолимые законы экономического развития и преуменьшал значение личности в истории. Поскольку те концепции марксизма, которые не получили серьезного развития, было проще обойти, философы Франкфуртской школы предположили, что история в значительной степени создается личностями, а особенно тем, как эти личности ощущают себя психологически и понимают свою экзистенциальную ситуацию. Включение в марксизм более совершенной социальной психологии объяснит, почему революция не произошла, и подскажет, что необходимо для ее осуществления.
За изощренной социальной психологией Франкфуртская школа обратилась к Зигмунду Фрейду. Фрейд, применяя свои психоаналитические теории к социальной философии, в своей книге «Недовольство культурой» (1930) утверждал, что цивилизация – это нестабильный поверхностный феномен, основанный на подавлении инстинктивной энергии. Биопсихологически человек представляет собой совокупность агрессивных и конфликтующих инстинктов, постоянно требующих немедленного удовлетворения. Однако их постоянное немедленное удовлетворение сделало бы социальную жизнь невозможной, поэтому цивилизация развивалась путем постепенного подавления инстинктов и принуждала проявлять их в вежливой, упорядоченной и рациональной форме. Таким образом, цивилизация – это искусственная конструкция, прикрывающая бурлящую массу иррациональных энергий подсознания (Оно). Борьба между подсознанием и цивилизацией продолжается и иногда становится непримиримой. При преобладании подсознания общество стремится к конфликтам и хаосу; а при преобладании цивилизованности подсознание вытесняется. Однако вытеснение подсознания просто загоняет его в психологическое подполье, где его импульсы бессознательно перемещаются и часто вытесняются в иррациональные каналы. Как объяснял Фрейд, эта вытесненная энергия со временем требует разрядки, что часто выливается в невротический срыв в форме истерии, навязчивых идей и фобий [286].
Следовательно, задача психоаналитика состоит в том, чтобы проследить обратный путь невроза по его иррациональным бессознательным каналам к его источнику. Однако пациенты часто вмешиваются в этот процесс: они сопротивляются раскрытию бессознательных и иррациональных элементов их души и цепляются за сознательные формы цивилизованного и рационального поведения, к которым они привыкли. Поэтому психоаналитик должен найти способ обойти такие поверхностные защитные механизмы и снять напускной налет цивилизованности, чтобы нащупать бурлящее под ним подсознание. Здесь, считал Фрейд, не обойтись без использования нерациональных психологических механизмов – гипноза, анализа снов, свободных ассоциаций, оговорок. Такие проявления иррациональности часто являются ключом к разгадке скрытой реальности, так как они обходят сознательные защитные механизмы пациента. Соответственно, хорошо подготовленный психоаналитик – это тот, кто способен разглядеть правду в иррациональном.
Для Франкфуртской школы Фрейд дал возможность использовать психологию, прекрасно подходящую для диагностики патологий капитализма. Как мы знаем от Маркса, капитализм определенно основан на эксплуататорской конкуренции. Но современное капиталистическое общество принимает форму технократии, направляющей свои конфликтные силы на создание машин и корпоративных бюрократий. Эти машины и бюрократии предоставляют среднему члену буржуазии искусственный мир порядка, контроля и благ цивилизации. Дается это за очень высокую плату: люди капитализма все более дистанцируются от природы, становятся все менее непосредственными и креативными. Кроме того, они все меньше догадываются о том, что контролируются машинами и бюрократиями, как в физическом, так и в психологическом смысле, и о том, что кажущийся комфортным мир, в котором они живут, это маска, под которой бурлит пучина безжалостной борьбы и соперничества [287].
Маркузе объяснял, что портрет капитализма, предложенный Франкфуртской школой, отражает ту реальность, которая предельно ярко выражена в наиболее развитой капиталистической стране – Соединенных Штатах Америки.
Рассмотрим пример – среднестатистического американского работягу по имени Джо (Джо с упаковкой из шести банок пива). Джо работает как низкоквалифицированный техник в компании по производству телевизоров, входящей в состав телекоммуникационного конгломерата. Будет ли у него работа завтра, зависит от спекулянтов на Уолл-стрит и от решений корпоративного руководства, находящегося в другом штате. Но Джо не понимает этого: он просто ходит на работу каждое утро с легким чувством неприязни, тянет за рычаги и нажимает кнопки так, как ему было сказано машиной и боссом, занимаясь массовым производством телевизоров до окончания рабочего дня. По дороге домой он покупает упаковку из шести банок пива – Аругой массмаркет продукт капиталистической коммодификации – и после ужина с семьей он плюхается перед телевизором, ощущая наступление легкого наркотического опьянения от пива, в то время как комедийные сериалы и рекламные ролики рассказывают ему, что жизнь прекрасна и невозможно желать чего-либо еще. Завтра будет еще один день.
Джо – это продукт. Он – сконструированная часть принудительной и дисфункциональной конкурентной системы, которая покрыта лоском порядка и комфорта [288]. Он не подозревает о разрыве между видимостью комфорта и реальностью принуждения, не понимает, что он винтик в искусственной технологической системе, – не понимает оттого, что плоды капитализма, которые он производит и, как ему кажется, с удовольствием потребляет, вытягивают из него жизненную энергию инстинктов, делая его физически и психологически инертным.
Итак, Маркузе предложил новому поколению будущих революционеров объяснение того, почему капитализм в 1950-е и начале 1960-х казался миролюбивым, толерантным и прогрессивным, хотя, как
