расовых меньшинств [339]; Катарина А. Маккиннон, которая пишет от лица женщин как угнетенной группы [340]; и Стэнли Фиш, который, будучи белым мужчиной, находится в несколько деликатном положении – но решает эту проблему проявлением особенной чуткости по отношению к любому со статусом жертвы [341].
Почему бы не положиться на Первую поправку?
В ответ на распространение речевых кодов американцы обычно говорят: «Почему Первая поправка не позаботилась обо всем этом? Почему бы не сказать, что мы живем в США и Первая поправка защищает свободу слова и даже свободу выражения тех, кто говорит оскорбительные вещи?» Конечно, мы можем это сказать. Но Первая поправка – это политическое правило, применимое к политическому обществу. Это не социальное правило, применяемое к частным лицам, и не философский принцип, который отражает посягательства философии на свободу слова.
В отношении различия между политической и частной сферами, обратите внимание, что в Первой поправке сказано, что Конгресс США не будет поддерживать какую-либо религию, посягать на свободу слова, ограничивать свободу собрания. Это означает, что Первая поправка относится к действиям правительства и только к действиям правительства. Мы можем распространить эту точку зрения на государственные университеты, такие как Мичиган и Висконсин, на том основании, что они являются государственными школами и, следовательно, частью государства. Таким образом, мы можем сказать, что защита Первой поправкой должна существовать во всех государственных университетах. Это хороший аргумент.
Но по ряду причин мы еще не можем поставить здесь точку. Начнем с того, что Первая поправка не распространяется на частные колледжи. Если частный колледж хочет создать какой-либо речевой код, то в этом не должно быть ничего противоречащего Первой поправке. Второе: защита Первой поправкой противоречит другой лелеемой традиции в академической среде – академической свободе. Вполне возможно, что преподаватель захочет ввести в своем классе речевой код, который по традиции будет защищен принципом академической свободы проводить занятия так, как он хочет. Третье: аппеляция к Первой поправке не затрагивает еще один аргумент, который пользуется широкой популярностью. Образование – это форма общения и дружбы, в некотором смысле довольно интимная, требующая деликатного отношения. Поэтому открытое проявление ненависти, антагонизма или угрозы в аудитории или где-либо еще в университете подрывает социальную атмосферу доброжелательности, необходимую для образования. Это говорит о том, что колледжи и университеты представляют собой особенную форму социальных институтов и являются сообществами, в которых может возникнуть потребность в речевых кодах.
Первая поправка не содержит правил, регулирующих свободу слова в любом из этих случаев. Поэтому мы должны говорить об этих случаях с точки зрения философии, что мы и делаем.
Для начала я хотел бы подчеркнуть, что в Америке предложения речевых кодов чаще всего исходят от сторонников крайне левых взглядов, хотя те же самые левые в течение многих лет жаловались на деспотичность университетской администрации и отстаивали свободу от университетских ограничений. Поэтому есть ирония в изменении тактики левых в пользу авторитарных, политически корректных ограничений свободы слова.
Соответственно, возникает вопрос: почему в последние годы левые представители академической среды так резко изменили свою критику и свою тактику? Я уже говорил о некоторых аспектах этой темы раньше в своей книге, посвященной этому вопросу (книга «Объясняя постмодернизм: скептицизм и социализм от Руссо до Фуко [342] [343]). Мне кажется, главным аргументом в объяснении того, почему левые теперь выступают за речевые коды, является ряд серьезных разочарований, которые выпали на долю левых за последние десятилетия. На Западе левым не удалось создать влиятельные социалистические партии, и поэтому многие из них стали умеренными. Главные эксперименты социализма в таких странах, как Советский Союз, Вьетнам и Куба, потерпели неудачу. Даже в теории наблюдался резкий сдвиг в сторону либерализма и свободных рынков. Когда интеллектуальное движение терпит серьезные разочарования, можно ожидать, что оно прибегнет к более отчаянной тактике. Речевые коды, нацеленные на высказывания политических и философских оппонентов, являются одной из таких тактик.
Политика равных возможностей как иллюстративный пример
Мы будем рассматривать политику равных возможностей в качестве иллюстрации этого процесса. Во-первых, левые однозначно были разочарованы программой политики равных возможностей. В 1980-е и 1990-е левые осознали, что они проигрывают борьбу за политику равноправия. Во-вторых, нам всем знакома политика компенсационных действий, поэтому она может служить наглядной иллюстрацией философских принципов, на основе которых левые выстраивали свою программу; и это позволит нам увидеть, как те же самые принципы иначе трактуются в поддержке речевых кодов.
Аргументы в пользу расовых антидискриминационных действий обычно начинаются с наблюдения, что черные как группа страдали от жестокого угнетения со стороны белых. Поскольку очевидно, что это несправедливо, и поскольку принцип справедливости заключается в том, что всякий раз, когда одна сторона причиняет вред другой стороне, потерпевшей стороне должны компенсировать ущерб, мы можем констатировать, что белые как группа должны предоставить компенсацию черным как группе.
Противники компенсационной политики ответят, что предлагаемая компенсация несправедлива по отношению к нынешнему поколению. Политика компенсации заставляет человека нынешнего поколения, белого, никогда не владевшего рабами, предоставить компенсацию черному, который никогда не был рабом.
Здесь с обеих сторон мы видим две пары противоречащих принципов.
Одна пара поднимает следующий вопрос: следует ли относиться к людям как к членам группы, или к ним следует относиться как к отдельным личностям? Говорим ли мы о черных как о группе или о белых как о группе? Или мы рассматриваем отдельных людей, вовлеченных в эту ситуацию? Сторонники компенсационных действий утверждают, что с отдельными черными и белыми следует обращаться как с представителями расовых групп, к которым они принадлежат, в то время как противники компенсационных действий утверждают, что мы должны относиться к людям, черным и белым, как к отдельным индивидуумам независимо от цвета их кожи. Короче говоря, мы наблюдаем конфликт между коллективизмом и индивидуализмом.
Другая пара конкурирующих принципов выглядит следующим образом. Сторонники компенсационных действий утверждают, что одним из результатов существовавшего рабства является то, что белые теперь находятся в доминирующей группе, а черные – в подчиненной группе, и что белые как более сильные должны помогать черным как более слабым. Соответственно, согласно политике компенсационных, действий мы должны перераспределить рабочие вакансии и места для поступления в колледж от членов более сильной белой группы в пользу членов более слабой черной группы. Противники компенсационных действий отвергают этот альтруистический стандарт. Они утверждают, что решения о приеме на работу и поступлении в колледж должны основываться на индивидуальных достижениях и заслугах. Короче говоря, мы наблюдаем конфликт между альтруизмом и эгоистическим принципом, согласно которому
