неоплатонизма.
Именно началом проникновения следует назвать усвоение Божественной Истины человеческим умом в процессе школьного образования. Наиболее полное усвоение происходит тогда, когда она усваивается не только умом, но и волей (что означает воплощение Божественной Истины в конкретных делах человека) и чувствованиями (что означает наполнение душевной жизни человека высокими религиозно-нравственными чувствами и, тем самым, вытеснение из души пошлых и низких чувств). Но эти последующие стадии усвоения (волей и чувствованиями) находятся вне возможностей школьного образования, они не могут быть произвольно регулируемы и, тем более, произвольно усилены. Чисто же умственное усвоение может быть произвольно регулируемо и даже ускорено, потому что оно есть, в сущности своей, лишь запоминание. Этой разницей между запоминанием и действительным усвоением объясняется преимущество и недостаточность школьного образования. Преимущество в том, что оно доступно для каждого, ибо программа школьного образования может быть приноровлена к возможностям любого ученика. Недостаточность в том, что одно только запоминание не есть настоящее усвоение, а есть лишь начало этого усвоения (которое вовсе не гарантировано только лишь запоминанием). На практике чаще всего путают запоминание с окончательным усвоением.
Ориген, кстати сказать, тоже впоследствии попал в еретики.
Хотя на размышления о категориях пространства и времени всякий интересующийся философией наталкивается часто, но до конца ясными для ума эти размышления никогда не становятся. Дело в том, что представить себе, именно представить, отсутствие пространства и времени ни один человек не может. Но понять саму мысль об отсутствии пространства и времени все-таки можно. Пусть эта мысль имеет исключительно абстрактный характер, никакого живого, т.е. связанного с ощущениями и эмоциями интереса к своему содержанию не возбуждающая, но все-таки эта мысль понятна. Понятна, хотя и не представима.
Греч.: Νοῦς.
А такой признак в понятии о Боге присутствует всегда, но чаще всего под названием «всеведение Бога».
Греч.: Ψυχή.
Гр.: μή ὄν – «не-бытие».
В античной философии аксиологии как отдельной философской дисциплины не было. Аксиологические по существу умствования квалифицировались как этические.
Хотя мысль о бескорыстном познании как средстве нравственного самовоспитания в своем словесном выражении знакома многим, кто интересуется философией, все-таки эта мысль толком никогда в надлежащей степени не продумывается. И, как один из результатов этой недостаточной продуманности, не совсем понимается, что такое бескорыстное познание. Нередко предполагают, что бескорыстное, неутилитарное познание есть всякое познание, кроме профессионального. То есть это простое удовлетворение случайно возникшего любопытства, пусть даже праздного. Но на самом деле все, конечно, несоизмеримо серьезнее. Прежде всего, бескорыстное познание не должно быть случайным, прихотливым, праздным. Оно должно быть строго целесообразным. А поскольку целью бескорыстного познания является нравственное оздоровление познающего, то понятно, что бескорыстным познанием может быть квалифицировано только такое познание, которое, выражаясь старым слогом, «полезно для души». Все «не-душеполезное» должно быть исключено из сферы познания. Бескорыстное познание есть познание истины, и только. Отметим, что есть один чисто логический аргумент в пользу такого сознательного сокращения объема бескорыстно познаваемого. Если бескорыстное познание сосредоточится на познании мировоззренческой истины, то тогда это познание будет иметь перед собою четко определенную программу, ибо мировоззренческая истина всегда вполне определенна. А раз мировоззренческая истина вполне определенна, то именно следствием этой определенности является тот замечательный факт, что набор мировоззренческих положений, составляющих мировоззренческую истину, никогда не бывает большим, он всегда компактен и краток. Все остальное, что находится за границами мировоззренческой истины, квалифицируется как заблуждение и ложь. Объемы истины и лжи несоизмеримы. Истина строго ограничена, ложь – безгранична. Как следствие такой количественной несоизмеримости мировоззренческой истины и лжи следует неизбежный для логического хода мысли вывод, что изучению может подвергнуться только истина, ибо она строго определенна по содержанию, и это содержание имеет ограниченный объем. Ложь же не может быть изучена уже по той хотя бы причине, что она безгранична по объему. Если бы кто-то усмотрел в изучении лжи пользу, то у него на это не хватило бы времени всей его жизни. Ограниченным нельзя познать безграничного. Но главное в том, что изучение лжи в принципе не может принести пользы. Ведь польза заключается в практическом применении полученного знания. Но ложь не может иметь практического применения. Очевидная нелепость изучения лжи, уклонений от мировоззренческой истины хорошо выражена в древнекитайской классической философии мыслью, что «изучение неправильных взглядов вредно» (Конфуций).
На этой мысли, что в каждом чувственно воспринимаемом предмете необходимо опознавать его идею, Плотин строит целую эстетическую теорию. Каждый предмет внешнего мира своим чувственном обликом обнаруживает свой идеальный первообраз, свою идею и, тем самым, демонстрирует всему этому миру – в том числе людям как части этого мира – не только истину, но и красоту, носителями которых эта идея и является как крупица божества. Эта эстетическая теория способствует должному нравственному воспитанию человека в той степени, в которой вообще художественно-эстетическое воспитание может способствовать воспитанию этическому.
Неестественным, кстати сказать, выглядит признание «экстасиса» в системе взглядов Филона Александрийского. У правоверного иудея, каким был Филон, не может быть надобности в индивидуально-мистическом откровении, потому что у правоверного иудея исчерпывающе полный набор «откровенных» истин уже имеется – в писаниях Моисея. Зачем же Филону понадобился «экстасис»? Единственным правдоподобным объяснением возможно считать предположение, что это учение толковалось самим Филоном не гносеологически, а аскетически. Тогда получается следующее объяснение. «Экстасис» есть такое состояние души верующего в Бога человека, при котором в душе не остается ни одного элемента, этой вере в Бога не соответствующего. То есть, это состояние полной нравственной чистоты, достигнутой аскетическими средствами. «Экстасис» при таком толковании становится нравственной целью, достижение которой практически почти невозможно, но движение к которой есть нравственный долг верующего.
Под халдеями, при строгом словоупотреблении, следовало бы понимать только древневавилонских жрецов, хранителей действительно выдающихся научных знаний, приобретенных в древневавилонской цивилизации. Астрономия-астрология, математика, метафизика-теософия (признание бессмертия души, например) – это пришло именно от древних вавилонян. Но впоследствии под халдеями стали понимать вообще всех жрецов-философов, носителей некоей универсальной, всемирной мудрости. Правда, понятие «всемирный мудрец» не исчерпывалось только «халдеями». В один ряд с «халдеями» ставили «магов» (персидских жрецов), «друидов» (кельтских жрецов), «браминов» (индийских жрецов), египетских жрецов. «Халдеев» часто смешивали с
