А.А. Ушаков указал на ряд аспектов использования категорий «форма» и «содержание» для решения проблем правотворчества. Автором поставлен вопрос о необходимости формирования специальной юридической науки-законографии (см.: Ушаков А.А. Содержание и форма в праве и советское правотворчество. — Автореф. докт. дисс. Свердловск, 1970). По мнению А.С. Пиголкина, особой наукой должна быть юридическая техника.
См.: Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики, с. 13 и след.
А.Ф. Черданцев отмечает, что «под толкованием понимается, с одной стороны, определенный мыслительный (познавательный) процесс, направленный на объяснение знаковой системы, а с другой — результат этого процесса» (Черданцев А. Ф. Толкование советского права. М., 1979, с. 5). В настоящей главе термин «толкование» употребляется в смысле деятельности, т. е. в смысле хотя и ориентированном на указанные А.Ф. Черданцевым значения данного термина, но имеющем в то же время такой аспект, который соответствует месту и функциям толкования как особого правового явления.
Конечно, толкование, нормативных предписаний осуществляется и при теоретическом исследовании права, его институтов, норм. Однако значение специальной деятельности (а не обычного теоретического исследования) оно имеет лишь постольку, поскольку интерпретация нормативных предписаний рассчитана на обеспечение нужд юридической практики, т. е. в конечном счете на установление содержания предписания в целях его реализации.
Среди книг, посвященных рассматриваемой проблеме, следует, например, указать на: Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. М., 1960; Пиголкин А.С. Толкование нормативных актов в СССР. М., 1962; Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права. Свердловск, 1972; Он же. Толкование советского права; Лазарев В.В. Применение советского права. Казань, 1972.
См.: Лазарев В.В. Применение советского права, с. 67; Вопленко Н.Н. Акты толкования норм советского социалистического права. — Автореф. канд. дисс. Саратов, 1972, с. 8–9.
Надо полагать, что не менее существенные особенности приобретает толкование, если оно включается в другую систему — правотворческую деятельность. Помимо прочего эти особенности проявляются в легальном и аутентическом толковании.
П.С. Элькинд справедливо указывает на то, что не следует «смешивать толкование норм уголовно-процессуального права как условие их непосредственного применения с уяснением таких норм вне органической связи с их применением или хотя бы и в такой связи, но не органами (лицами), их непосредственно применяющими» (Элькинд П.С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального права. М., 1967, с. 57).
Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 285.
См.: Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм, с.331.
О толковании как познании см.: Черданцев А.Ф. Толкование советского права, с. 17–34. О критериях толкования (в том числе о неправовых социальных нормах как критерии толкования и восполнения пробелов в праве) см.: Янев Янко Г. Правила социалистического общежития. М., 1980, с. 74 и след.
См.: Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права, с. 76.
В юридической литературе была предпринята попытка связать способы толкования лишь с внешними моментами (формами) проявления воли законодателя (см.: Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права, с. 76; Он же. Толкование советского права, с. 19–20). Однако не все широко признанные способы толкования (например, логическое толкование) имеют свои особые внешние формы. Да и такие способы (например, систематическое толкование), которые, казалось бы, опираются на специфические внешние формы, на поверку затрагивают в значительной мере внутреннюю форму права, его структуру. Вместе с тем есть такие внешние обстоятельства, используемые при толковании (политика, мораль, обстоятельства издания и т. д.), которые вообще не являются внешними формами жизни права. Главное же — качество объективной реальности имеют в праве не только внешние формы, но и самая материя права, другие его характеристики, в том числе особое логическое построение, специфическое технико-юридическое выражение (технико-юридическое, специально-юридическое содержание права), которые не в меньшей мере, чем внешние формы, являются его «моментами жизни».
А.Ф. Черданцев разъединяет историко-политическое толкование на два самостоятельных способа-историческое и функциональное (см.: Черданцев А.Ф. Толкование советского права, с. 82–116). Вряд ли такое разъединение качественно однородных приемов толкования обоснованно. И там и здесь перед нами, в сущности, одни и те же факты (внешние, имеющие социально-политическое содержание), которые лишь проявляются в различных плоскостях: одни — в исторической, другие — в процессе функционирования. К тому же и все историко-политическое толкование имеет функциональный характер: оно состоит в установлении значения нормы с учетом ее функционального контекста. Что же касается интерпретации оценочных понятий и юридической практики, отнесенных А.Ф. Черданцевым к функциональному толкованию, то они вообще принадлежат к иной области толкования — специально-юридическому анализу.
См.: Явич Л.С. Проблемы правового регулирования советских общественных отношений, с. 145.
Достаточно точная характеристика способов толкования в известной мере связана с их наименованием. Так, термин «грамматическое толкование», конечно, условен, но он все же имеет содержательную определенность, ибо означает исследование текста акта на основе положений и объективных законов грамматики, лексики, семантики. На такую же содержательную определенность ориентирует и другой термин, используемый при обозначении грамматического толкования, — «филологическое». Когда же рассматриваемый способ именуется языковым, то ему терминологически придается всеобъемлющее и в известной степени неопределенное значение (с языком связаны все приемы и способы толкования, в том числе логическое, юридическое толкование).
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 14, с. 649.
При аналогии закона (а также субсидиарном применении и аналогии права) выполняются задачи, во многом сходные с задачами толкования. Они направлены, в частности, на то, чтобы устранить отрицательные последствия неправильного или недостаточного использования средств юридической техники, касающейся главным образом юридических конструкций. Но решаются эти задачи иным путем, нежели при толковании. Аналогия в праве связана с творческими элементами в деятельности правоприменительных органов, характеризует одну из особенностей правоприменительной деятельности.
По мнению Н.Н. Вопленко, толкование и конкретизация соотносятся как средство и цель (см.: Вопленко Н.Н. Официальное толкование и конкретизация советских правовых норм. — В сб.: Вопросы теории государства и права. Вып. 2. Саратов, 1971, с. 175, 178).
В юридической литературе высказан взгляд (Ю.Г. Ткаченко), в соответствии с которым толкованием является только разъяснение нормативных положений (см.: Теория государства и права Под ред А.М. Васильева. М., 1977, с. 392). Вряд ли это правильно. Разъяснение есть лишь внешнее выражение явления, сущность которого заключается в ином — в уяснении того или иного нормативного юридического предписания.
См.: Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм, с. 488; Сабо Имре. Социалистическое право, с. 262 и след.
См.: Черданцев А.Ф. Толкование советского права, с. 145.
Некоторые авторы казуальное толкование называют судебным. Такое наименование недостаточно точно. И дело не только в том, что индивидуальное разъяснение может быть дано любым правоприменительным органом, но и в том, что толкование, проводимое судами и иными правоприменительными органами, имеет различную юридическую природу: оно может быть как казуальным, так и нормативным.
Более важное юридическое значение актам казуального толкования придает В.В. Лазарев (см.: Лазарев В.В. Применение советского права, с. 98 и след.).
