По Канту, принцип целесообразности природы есть трансцендентальный принцип рефлектирующей способности суждения. Рефлективность означает, что вводимые принципы отражают особенности природы познавательных способностей субъекта, особенности его мыслительного процесса и ни в коем случае не приписываются самой природе. «Опыт приводит нашу способность суждения к понятию объективной и материальной целесообразности, т. е. к понятию цели в природе, только тогда, когда нужно определить отношение причины к действию…»30. Рассматривать действие как закономерное мы в состоянии только потому, что рассматриваем идею причинения «как условие возможности действия. Когда мы сам предмет как действие «мыслим как возможное только через понятие об этом действии, – там мыслим мы себе и цель. Представление о действии есть здесь определяющее основание его причины и предшествует последней»31.
Развивая далее эту мысль, он находит всеобщее основание для всех природных явлений – вид причинности. Причинная связь, которая мыслится рассудком, составляет всегда нисходящий ряд причин и результатов (действий), в котором вещи, как действия, предполагают другие вещи, как причины. Эту причинную связь Кант называет «связью действующих причин» (nexus effectivus). Но можно мыслить причинную связь и по понятию разума (о целях), если ее рассматривать как ряд зависимостей по нисходящей и по восходящей линиям одновременно, «когда вещь, обозначенную раз как действие, при восхождении можно вполне назвать причиной той вещи, для которой она есть действие»32. Такая причинная связь определяется как «связь конечных причин» (nexus finails). По мнению Канта, в «таком обозначении становится также понятным, что других видов каузальности, кроме этих двух, быть не может»33.
В данном случае связь действующих причин есть внешняя причинность по отношению к объекту и определяется как внешняя целесообразность, т. е. когда одна вещь природы служит другой средством к цели. Относительно этого внутренняя целесообразность связана с возможностью предмета независимо от того, есть ли сама его действительность цель или нет. Различение видов целесообразности позволяет сказать: или что цель существования такого предмета природы лежит в нем самом, т. е. что он не только цель, но и конечная цель; или что эта цель находится вне его, в другом предмете природы, т. е. что он существует целесообразно не как конечная цель, а необходимым образом также и как средство.
На основе идеи связи конечных причин Кант формулирует понятие органического целого. «Для вещи как цели природы требуется, во-первых, чтобы части (по их существованию и форме) были возможны только в силу их отношения к целому» на том основании, что если «сама вещь есть цель, то она охватывается понятием или идеей, которая должна a priori определять все, что в ней должно содержаться»34. А для этого в свою очередь требуется, во-вторых, «чтобы части ее соединялись в единство целого благодаря тому, что они друг другу были причиной и действием своей формы»35. И далее: «В таком продукте природы каждая часть в том виде, как она существует только благодаря всем остальным, мыслится также существующей ради других и ради целого, т. е. как орудие (орган) (…); она мыслится как орган, создающий другие части (следовательно, каждая создает другие), а такой орган не может быть орудием искусства; он может быть лишь орудием природы, которая предоставляет весь материал для орудий (даже для орудий искусства), и лишь тогда и лишь поэтому такой продукт, как нечто организованное и себя само организующее, может быть назван целью природы»36. Таким образом, «органическое тело не есть только механизм, обладающий лишь движущей силой, оно обладает и формирующей силой, и притом такой, какую оно сообщает материи, не имеющей ее (организует ее)»37.
Однако, замечает Кант, когда рассматривается материя как целое в качестве продукта частей и их сил, то мы представляем себе механический способ возникновения этого целого. Как же возможно понять не-механическое соединение? Для Канта вся трудность вопроса о возникновении вещи, содержащей в себе цели, «состоит в выяснении того, что составляет единство основания для соединения вне друг друга находящегося многообразия в этом продукте»38. Причина неудач в поиске этого всеобщего основания видится им в том, что не раскрывается вид связи между указываемым основанием и его продуктом и тем самым нарушается единство вещественной и организующей компонент, обеспечивающее свойство самоорганизации органического целого. По мнению Канта эта возможность соединения механической и органической каузальности заложена в сверхчувственном субстрате природы, о котором мы ничего не можем определить утвердительно, кроме того, что «он сущность в себе, а знаем мы лишь явление ее»39.
Принципиальная особенность кантовской концепции обоснования биологии, по оценке В. С. Корнилова, в том, что «телеология у Канта является рефлектирующей, то есть относится к критике способности суждения. С помощью телеологического языка строится такая модель органических отношений, которая выступает эвристическим условием познавательной деятельности»40. Кант это постоянно подчеркивает: возвратный вид каузальности в общей идее природы имеет характер аналогии и поэтому имеет силу только субъективно для нас, а не объективно для самих вещей этого рода. В этой связи В. Ф. Асмус справедливо замечает, что «понятие о целесообразности природы не есть понятие теоретически мыслящего рассудка, стало быть, не есть теоретическое понятие науки; оно не определяет предметы природы в качестве таких, которые сами по себе имели бы отношение к каким-то целям природы. Оно мыслится по аналогии с практической целесообразностью человеческой деятельности, но по существу отличается от понятия об этой практической деятельности»41. Понятие о целесообразности не «вкладывается» в сам предмет природы, оно только указывает, какой должна быть наша субъективная рефлексия о предметах природы. В. С. Корнилов заключает: «Идея о том, что аналогия обладает эвристическим значением, а жизнедеятельность организмов аналогична творческой деятельности человека, образует центральное ядро гносеологической концепции»42.
Не менее важным достижением, на наш взгляд, представляется постановка задачи о выяснении того, что составляет единство основания для соединения многообразия в едином продукте природы, т. е. о сути органической связи как организующего отношения. Высоко оценивая идеи Канта, Л. С. Берг вместе с тем отмечает, что высказанные им мысли не оценены по достоинству биологами, например, аналогия форм, под которой Л. С. Берг понимает своеобразное проявление организующей связи43.
Следующий шаг в познании живого в немецкой класической философии сделал Ф. В. Й. Шеллинг. Впервые к проблемам философии природы он обращается в труде «Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки» (1797 г.). Обобщая научные концепции механики, физики, химии, Шеллинг приходит к выводу, что в основе понятия материи лежит противоположность, двойственность. Этот принцип полярности он включает как структурный элемент в кантовское различение видов причинности, т. к. «в данный момент мы не знаем никакой иной реальной взаимосвязи различных вещей, кроме причины и действия»44. Для неживой природы получается цепочка последовательных действий, рассматриваемых полярно, которая составляет нисходящий или восходящий ряд линейного причинения. Напротив, в области живой природы «любой органический продукт имеет основание своего существования в себе самом, ибо он есть причина и действие самого себя. Ни одна отдельная часть не могла возникнуть иначе, как в этом целом, и само это целое заключается во взаимодействии частей»45. Хотя полярный принцип механицизма (физикализма, химизма) не описывает органические явления, он лежит в основе всех природных явлений, поэтому «неорганическая и органическая природа связаны одним и тем же началом»46.
Конечность результата циклических процессов осмысливается Шеллингом в понятиях целого и формы. «Если мы, в конце концов, объединяем природу в одно целое, то механизм, т. е. нисходящий ряд причин и действий, и целесообразность, т. е. независимость от механизма, одновременность причин и действий противостоят друг другу. Благодаря тому, что мы объединяем еще и эти два предела, в нас возникает идея целесообразности целого, природа становится кругом, который возвращается в самого себя, является в себе самом замкнутой системой».47 Циклическая бесконечность органических процессов обретает конечность в нашем восприятии целого посредством качественного восприятия устойчивой формы: «Мы называем это конечным или формой»48. При этом, по Шеллингу, разъединение и соединение не сводится к обмену веществ с внешней средой, как это часто принимается в литературе, «ибо восприятие этих веществ уже предполагает саму жизнь. (…) уже само есть функция жизни»49.
