ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ
Горы Кварели! Вдали от родного селенья
Может ли сердце о вас вспоминать без волненья?
Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду, —
Сын ваш мятежный, ужели я вас позабуду!
Помню, ребенком, исполнен неясной заботы,
Весь замирая, смотрел я на ваши высоты.
Но не от страха тогда мое сердце дрожало —
Я и в младенчестве вас не боялся нимало.
Полный восторга, взирая на ваше величье,
Дивные тайны стремился душою постичь я —
Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов,
Где раздается ликующий гул ураганов,
Где, задыхаясь, летит караван журавлиный,
Еле равняясь с далекою вашей вершиной!
О, как я жаждал невинною детской душою
В буре и мраке взлететь высоко над землею!
О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья,
Тронуть крылами сверкающих льдов изобилье!
В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье,
Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье,
О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала,
Звуки родные душа моя в них узнавала.
Детскому сердцу довольство собой незнакомо.
Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома,
Ныне горжусь я, что, сын этой дикой природы,
Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды.
Горы, свидетели детских моих огорчений,
Как я взывал к вам в порыве сердечных мучений,
Как я от вас утешения ждал и привета!
Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа.
Этого чудного, полного тайны молчанья
Вплоть до последнего я не забуду дыханья…
Горы Кварели, сопутники юности нежной.
Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный,
Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, —
Можно ли требовать более тягостной муки!
Конь мой торопится, сердце томится в печали,
С каждым вы шагом уходите в синие дали…
Вот вы исчезли… И только вершины седые
Еле видны… И расстался я с вами впервые..
Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю,
Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю —
Всюду раскинулись синего неба просторы,
Уж не венчают их больше прекрасные горы!
О, так прощайте же, дивные горы Кварели!
Сердце мое, полюбившее вас с колыбели,
Вечной любовью к великой отчизне пылая,
Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края!
В туманном блеске лунного сиянья,
В глубоком сне лежит мой край родной.
Кавказских гор седые изваянья
Стоят вдали, одеты синей мглой.
Какая тишь! Ни шелеста, ни зова…
Безмолвно спит моя отчизна-мать.
Лишь слабый стон средь сумрака ночного
Прорвется вдруг, и стихнет всё опять.
Стою один… И тень от горных кряжей
Лежит внизу, печальна и темна.
О, господи! Всё сон да сон… Когда же,
Когда же мы воспрянем ото сна?
Слыхал я, по селам блуждая,
Что в озере близ Базалет
На дне колыбель золотая
Стоит с незапамятных лет.
Ее обнимают купавы,
Ее омывает вода,
И вечнозеленые травы
Не вянут над ней никогда.
Кристально прозрачные воды
Теплы здесь и в холод и в зной,
Как будто законы природы
Не властны над этой водой.
Но в глубь этой чистой криницы,
В подводные эти сады
Никто из картвелов спуститься
Не мог, опасаясь беды.
Одни лишь наяды, играя.
Вокруг колыбели плывут
И, сладкие сны навевая,
Волшебные песни поют.
Преданье гласит, что Тамара,
Царица грузинских земель,
На дне Базалетского яра
Поставила ту колыбель.
И слезы народной печали,
Из множества падая глаз.
Сверкающим озером стали
И скрыли святыню от нас.
Кого положила царица
В прекрасную ту колыбель.
Над кем эта влага струится —
Увы, неизвестно досель.
Но, может быть, там подрастает
Дитя для невиданных дел,
О ком дни и ночи мечтает,
Тая его имя, картвел.
Коль эти мечты не напрасны —
Да будет прославлен герои,
Кто первый в пучине прекрасной
Коснется святыни рукой!
Коль это случится на деле —
Да будет прославлена мать,
Пришедшая к той колыбели
Дитя молоком напитать!
Волнуйся, море, и гуди,
Не прекословь дыханью шквала!
Как горы, волны взгромозди,
Чтоб влага на берег хлестала!
В твоей бездонной глубине
Таятся тысячи жемчужин.
Пока ты дремлешь в полусне,
Твой клад невидим и ненужен.
И лишь когда ударит шквал,
Всю глубь свою открыв вселенной,
Кидаешь ты на грани скал
Прекрасный жемчуг драгоценный.
Поэт, и ты не избегай
Сердечных бурь в минуту гнева!
Греми, буди заснувший край,
Сверкая молнией напева!
Мтацминда грустными очами
Следит за утренней звездой.
В могиле, залитой лучами,
Почиет доблестный герой.
Под молчаливою горою
Рокочет бурная Кура
И колыбельную герою
Поет, рыдая, до утра.
Прижав к груди могилу сына,
Мтацминда молит за того,
Кто был защитником грузина,
Кто умер в битве за него.
И, полон дивного волненья,
Поэт, взирая в вышине,
Слагает песни-размышленья
Своей красавице стране:
«Страна, где небо бирюзово,
Где изумрудом блещет дол.
Мой край родной! К тебе я снова,
Больной и трепетный, пришел!
Не мог я вынести разлуки,
Покинув милые края.
Душа моя рвалась от муки,
И вот к тебе вернулся я.
Родное солнце с небосвода
Мне улыбнулось в тот же миг,
И засияла вся природа
Лучами чистых звезд твоих.
И снова в сердце ликованье,
И я печали превозмог,
Лишь ты, мой край, в часы свиданья
Воспрянуть духом мне помог.
Страна, где небо бирюзово,
Где изумрудом блещет луг,
Я за тебя погибнуть снова
Готов в годину тяжких мук.
Не отрекайся же от сына,
Укрой одеждою твоей,
Не откажи мольбе грузина,
Когда умру на склоне дней:
Похорони меня, немого,
В родной земле, средь мирных сел,
В стране, где небо бирюзово,
Где изумрудом блещет дол!»
Сравню ли я красу твоей весны
С моей нагой, ограбленной зимою?
Сравню ль ущерб вечерней тишины
С румяным утром, ясною зарею?
Ты молода, устремлена вперед —
Я ухожу, измученный годами.
Ты лишь впряглась в ярмо земных забот —
Я ж расплатился начисто с долгами.
Мы далеки, как небо и земля,
Отделены границей друг от друга.
Ты — как цветок, украсивший поля,
Я — старый мох, увядший от недуга.
Но в мире есть невидимая связь
Меж ясным небом и землей унылой.
И новь и старь, в одно соединясь,
Полны ее пленительною силой.
Единая и сложная, она
Есть творческая сила созиданья,
Которая в любые времена
Объединяет все существованья.
Она сотрет границу до конца,
Коль между нами есть она, граница,
И если жизнь не может слить сердца,
Моя душа с твоей сумеет слиться.
