26
Еще Федор Достоевский, живший во времена расцвета Российской империи, писал в 1873 году в «Дневнике писателя»: «Мы покамест всего только лепимся на нашей высоте великой державы, стараясь изо всех сил, чтобы не так скоро заметили это соседи. В этом нам чрезвычайно может помочь всеобщее европейское невежество во всем, что касается России».
Беда с этой грязью! Каждая нация считает другую вонючей и немытой, а уж нас, русских, за это презирали ещё со времен первооткрывателя России сэра Ченслора, правда, возмущаясь грязью в России, он забывал, что в Англии тоже еще не было водопровода со всеми его достоинствами.
Между прочим, Форин-офис и спецслужбы не случайно регулярно поругивают за дилетантизм и верхоглядство в иностранных делах. Может, и нашу перестройку они проглядели по этой причине…
Король был голландских кровей, называл Англию «дьяволь-ской страной, нечестивой и порочной» и женат был на лесбиянке Марии. Умер в 1702 году, упав с лошади, которая угодила ногой в кротовую яму.
Очень поливал русских старина Голдсмит! А между тем пил как рыба, и однажды другой прощелыга, писатель Сэм Джонсон, одолжил ему гинею для уплаты долга за квартиру. Когда он пришел к нему через час, то обнаружил Голдсмита за бутылкой мадеры, купленной на разменную гинею… Тут приятели продали книгопродавцу рукопись «Векфильдского священника», выручили 60 фунтов и загуляли не на шутку.
Что Лаврентий! Князь Петр Вяземский писал: «За границею из двадцати человек, узнавших, что вы русский, пятнадцать спросят вас, правда ли, что в России замораживают себе носы? N.N. уверял одного, что в сильные морозы от колес под каретою по снегу происходит скрип и что ловкие кучера так повертывают каретою, чтобы наигрывать или наскрипы-вать мелодии из разных народных песен».
С Карамзиным очень мило перекликается князь Петр Вяземский, нашедший в 1838 году, что «у английских брадобреев рука очень тяжела, даже когда и намыливают они, то голову шатают». Какое счастье, что из экономии я стригся в посольской парикмахерской у чьей-то милой женушки!
Такие пренья были: «московские англичане» заспорили, можно ли не платить за целый ужин, а заказывать всего одну лишь кашу и оплачивать только ее. Кто утверждает, что русские непрактичны?
Это будущий титул премьер-министра и писателя Бенджамена Дизраэли. Много умных мыслей сорвалось с его уст: «Консервативное правительство — это организованное лицемерие», «Англия не любит коалиций», «Окончательность — это не язык политики», «Не читайте историю, только биографии, ибо в них жизнь без теории».
Даже патриот из патриотов Ф. Тютчев писал жене: «Я не без грусти расстался с этим гнилым Западом, таким чистым и полным удобств, чтобы вернуться в эту многообещающую в будущем грязь милой родины».
Эти русские снобы очень напоминают английских. Ведь они тоже в XVIII–XIX веках направляли своих детей поднабраться знаний в Европу. Ох уж эта неотесанная буржуазия! Бедные их дети! Почти все они непригодны для жизни и работы и часто возвращаются с чувством острой неприязни к Англии.
Мариэта Шагинян: «Вот один из бесчисленных исторических парадоксов: при ярко выраженной нелюбви англичан к иностранцам и ко всему иностранному — жилось и живется иностранцам в Англии удивительно приятно».
Наверняка это Теодор Малли, блестящий разведчик-нелегал. Правда, его, бывшего ксендза, отозвали в 1937 году в Москву и расстреляли, но не говорить же об этом романтику Мак-лину?
Между прочим, это бегство считается в Англии не катастрофой, а огромным достижением (представляю, как «фильтровал» бы наш СМЕРШ этих солдат, обвиняя их в трусости!) вместе с битвой за Англию и провалом блицкрига.
Тут требуются пояснения для тех, кто не родился Чеширским Котом. В Каузе, на острове Уайт, тоже проводится регата, 12 августа открывается охота на куропаток, финал Кубка по футболу обычно проводится в мае, пин-стол — это не пинг-понг, а игра в пабе, сыр «Уэнслидейл» я не пробовал, с капустой и свеклой (кружится голова) все ясно.
А вот знаток английскости профессор Н. Певзнер видел в них «нацию, склонную к отдыху».
Английский историк Лиделл Гарт в книге «Вторая мировая война» утверждает: союзники потеряли во время войны 750 тысяч человек, причем 250 тысяч до открытия второго фронта и 500 тысяч после. Вот вам и «война» до высадки в Нормандии…
А вот русский народ за что бился и умирал? Ни кола ни двора, мордовали и при царе, и при коммунистах, но шел в бой и за Русь святую, и за родину, и за Сталина…
И тут плохо: «вышколенный»! Нет, не пошли Ильичу впрок буржуазные булочки, которые он так любил покупать в швейцарских кондитерских перед прогулкой в Альпы, и английское пивцо быстро забылось, видимо, всё хорошее вытеснила склочная баба, у которой Ульяновы снимали квартиру в Лондоне. Современники, правда, утверждают, что Ильичу нравился Лондон больше, чем другие столицы.
Если бы де Токвиль прочитал четвертую главу «Истории «ВКП(б)», написанную, как утверждают, лично товарищем Сталиным, то он обнаружил бы там пассажи о диалектическом «единстве противоположностей» и перестал бы терзаться.
С грустью думаю, что моя страсть к пари проявилась лишь раз в жизни: во время сидения в чешском баре в ЦПКиО им. Горького, там мы, студенты МГИМО, ныне МГУМО — университет! — убежав с лекций, спорили, кто сколько выпьет пива. Увы, я позорно проиграл и, главное, еле-еле добежал до единственного туалета, где уже стояла разбухшая очередь. Правда, потом развязал кажется всего лишь один пояс…
Т.-С. Элиот: «А нас влечет к истлевшим ребрам метафизическая страсть!»
Честно говоря, я искренне считаю, что сплин — порождение праздности и бывает только у бездельников. Поэтому и страдали им богатые английские сквайры вместе с нашим Евгением Онегиным, просыпавшимся после ночной пьянки с мыслью об очередном банкете или опере, где из ложи можно лорнировать дам, даже не поражая их огнем нежданных эпиграмм.
Не последнюю роль сыграл тут Карлуша: «При всей своей приверженности к морали и респектабельности английский буржуа все же восхищается прежде всего человеком, о котором говорят, что он «clever», которого мораль не связывает и пиетет не сбивает с толку, который на принципы смотрит как на сети, расставленные для поимки своих ближних». Это для тех говорунов, которые разглагольствуют о морали в политике.
Вот беспощадный Карл Маркс о Гладстоне: «Изысканность и гладкость, пустая глубина, елейность не без ядовитой примеси, бархатная лапа не без костей, схоластические оттенки и оттеночки, вопросы и вопросики, весь арсенал пробализма с его казуистической совестью и бессовестными оговорками, с его не вызывающими сомнения мотивами и мотивированным сомнением, смиренная претензия на превосходство, добродетельная интрига, полная хитросплетений простота».
С. Смайле писал в конце XIX века, и, боюсь, сейчас мало что осталось от английской застенчивости. Пассаж об отдельном столике наводит на мысль о сходстве тогдашних английских ресторанов с советскими столовками.
Чуть больше о вежливости королей. В Аскоте проходит конкурс на самую красивую лошадь. Победитель верхом направляется к трибуне, где сидит королева, и вдруг лошадь издает непристойный звук. Англичанин краснеет до корней волос и срывающимся голосом говорит: «Простите, Ваше Величество!» «Вы знаете, — отвечает королева, — если бы вы не извинились, я могла бы подумать, что это сделала лошадь».
Наши полковники предпочитают «Моя ласточка!» или «Моя
кошечка!». Как жаль, что в наше время солдаты, офицеры и
генералы уже не ездят в каретах!
Сколько раз по утрам я бегал рысцой вдоль озера Серпен-тайн! Какое счастье, что нравы изменились: представляю, как меня коллективно купают в озере, весело пуская ко дну…
