Ознакомительная версия.
204
Первым, кто применил репутационную технику для выявления состава правящей элиты США, оказался тот же Ф. Хантер. Он начал с выделения 1093 национальных ассоциаций, из которых эксперты отобрали 106 наиболее влиятельных. Далее в определенной последовательности опрашивались лидеры этих ассоциаций, окружные секретари всех крупных городов, названные ими репутационные лидеры. Кроме того, были проведены углубленные исследования процесса формирования политики в двух южных штатах, несколько исследований власти в городских сообществах, исследование развития городского строительства и др. [Hunter, 1959].
В этой связи Р. Волфинджер с сарказмом сравнил репутационный метод с полуфабрикатом, который хотя и не обладает хорошими вкусовыми качествами, но зато легок в приготовлении [Wolfinger, 1962: 843].
Именно поэтому исследование Хантера стало фактически началом исследования власти как самостоятельной проблемы.
Достоинства метода, как правило, имеют свою обратную сторону: некоторые аналитики полагают, что метод недостаточно чувствителен к формальным и институционализированным основаниям власти [Aiken, Mott, 1970: 196].
Позиционный и решенческий методы часто «не замечают» некоторые тонкие манифестации власти в ситуациях, когда индивиды с большими ресурсами играют скрытые роли в механизме принятия решений или действуют через своих подручных (которые, согласно решенческому методу, оказываются «реально» властвующими). На это, в частности, указал Р. Престус, использовавший репутационный метод в своем исследовании в комбинации с решенческим и именно с помощью репутационного метода обнаруживший, что решенческий метод иногда заметно гипертрофировал власть отдельных субъектов [Presthus, 1964: 59–60]. По сравнению с репутационным методом решенческий и, особенно, позиционный методы более ориентированы на формальные и непосредственно наблюдаемые проявления властвования.
«Если мы можем установить, что восприятие людьми структуры власти местной политической системы влияет на их поведение в отношении этой системы, то в этом случае мы можем с уверенностью утверждать, что наши соображения очень значимы и полезны» [Ehrlich, 1961&: 926; Bonjean, Olson, 1970: 204].
Следует, однако, отметить, что критики часто не обращали внимание на различия между техническими процедурами исследования и последующей интерпретацией результатов. Исследователь, просивший экспертов назвать группу наиболее влиятельных людей в городе, совсем не обязательно рассматривал лиц, попавших в итоговый список в качестве «правящей элиты» [Clark, 1968&: 77]. Можно считать, что в данном списке лишь указаны лица, которые воспринимаются наиболее влиятельными отобранными экспертами, или рассматривать результаты использования репутационной процедуры как показатель распределения потенциального влияния (власти) в отличие от осуществляемого влияния, фиксируемого с помощью проблемного метода. Наибольшие вопросы, сомнения и возражения критиков вызывает только интерпретация результатов репутационной процедуры как индикаторов актуального влияния (осуществления власти).
Некоторые исследователи считают правомерным говорить об «общем лидерстве», если репутационный метод обнаруживает группу лиц, влиятельных сразу в нескольких важных сферах общественной жизни (респондентов просят указать лидеров в различных сферах городской политики) [D'Antonio, Erickson, 1970: 261–262]. Несколько иначе рассуждает об этой проблеме Т. Дай. Он подчеркивает, что вопрос об общей власти фокусирует внимание респондентов на наиболее важных проблемах в жизни города, к которым, по его мнению, относятся вопросы экономического развития города. Здесь Дай ссылается на П. Питерсона, который также уверен в том, что хантеровская формулировка репутационного вопроса заставляет респондентов думать прежде всего о политике в области экономического развития [Peterson, 1981: 140]. Именно в данной формулировке, заключает Дай, репутации действительно коррелируют с реальностью [Dye, 1986: 40–41].
У Хантера получилось, что 40 человек равномерно (по 10 человек) представляют гражданских, экономических, политических, социальных лидеров, что даже на уровне интуиции выглядит довольно сомнительно.
Думается, однако, что здесь критики несколько преувеличивают. Как отмечал Ч. Бонджин, «техника снежного кома» позволяет выделить не просто совокупность лидеров, а группу, учитывая характер лидерских предпочтений относительно друг друга и частоту взаимных выборов [Bonjean, 1963: 279]. Уже у Хантера мы видим попытку протестировать степень взаимосвязи репутационных лидеров, для чего он дополнительно использовал социометрическую технику.
Наиболее влиятельному лидеру городского сообщества информант давал 20 пунктов, двадцатому по степени влияния – 1 пункт.
Как и Хантер, Бонджин обнаружил тенденцию лидеров выбирать друг друга в качестве наиболее влиятельных лидеров городской общности (каждому из десяти топ-лидеров предлагалось назвать по три имени): 24 из 30 голосов получили первые десять рейтинговых лидеров. Кроме того, имело место довольно интенсивное взаимодействие лидеров между собой [Bonjean, 1963: 677].
Новация, разумеется, относительная: попытки выделить типы лидеров предпринимались многими исследователями. Фактически Бонджин пытается несколько усовершенствовать типологии лидерства, использованные его предшественниками, в частности Р. Шульце [Schulze, 1961: 19–80] и А. Фанелли [Fanelli, 1956: 332–338].
16 лидеров были обнаружены с помощью традиционной репутационной техники, а 17-й лидер – с помощью описанной выше ее модификации.
Каждого из акторов X, Y, Z поочередно спрашивают об отношениях двух других акторов между собой.
Связь между репутацией и частотой упоминаний в местной прессе еще в 1960-е годы выявили X. Эрлих и М. Бауэр, которые пришли к выводу, что цитирование является «интегральной составляющей репутации лидера» [Ehrlich, Bauer, 1965: 411–415].
Другой тип ресурсов – ресурсы санкционирования.
По мнению Полсби, наиболее важным является последний аспект, который позволяет определить, «какие индивиды и группы имеют “больше” власти в социальной жизни» [Polsby, 1980: 4].
Подробнее см. гл. XI наст. изд.
Принятое по проблеме решение должно иметь хотя бы временный эффект, считаться информаторами «важным», влиять на развитие, распределение или использование ресурсов и возможностей значительного числа жителей, допускать альтернативные действия, реализовываться людьми, занимающими высшие позиции в публичных структурах, влиять на важные институциональные сектора городского сообщества и др. [Freeman et al., 1963: 794].
Две номинации исследователи посчитали обязательным условием отнесения к списку участников принятия решений, чтобы избежать всякого рода случайностей.
Небезынтересно отметить, что результаты исследования Фримена, полученные с помощью решенческого метода, во много совпали с результатами несколько более позднего исследования в Сиракузах, проведенного Р. Мартином и Ф. Мангером [Decisions in Syracuse, 1973] также с помощью решенческого метода. В обоих случаях была зафиксирована дисперсия власти: в различных сферах городской жизни преобладали различные конфигурации влиятельных лиц.
Отнюдь не все разделяют эту точку зрения. Например, Домхофф считает, что метод «может вводить в заблуждение» [Domhoff, 1978: 137].
Данные возражения не являются бесспорными, и отнюдь не все исследователи разделяют правомерность выделения второго и, особенно, третьего «лиц власти» (см. [Dowding, 1991; 1996; Hayward, 2000: 11–39; Ледяев, 2001: 182–211]).
На наш взгляд, это не является проблемой, поскольку сама фиксация власти как потенциала возможна прежде всего на основе изучения предыдущей практики осуществления власти. Хотя в политической реальности действительно нередки ситуации, когда осуществление власти в настоящее время не гарантирует его в будущем в силу изменения соотношения ресурсов субъекта и объекта или условий их взаимодействия.
Даль и сегодня считает свой выбор правильным, поскольку решения во всех трех проблемных сферах были значимыми. На мой вопрос, какие сферы он стал бы исследовать сегодня, Даль ответил, что добавил бы вопросы, непосредственно касающиеся положения бедных слоев населения и важнейших социальных программ.
Ознакомительная версия.
