320
Block F. The Fiscal Crisis of the Capitalist State//Annual Review of Sociology. 1981. Vol. 7. P. 1–27.
Этатистская разновидность консервативного принципа была реализована, например, в СССР, но сохранилась и в постсоветский период. Так, основным объектом социальной поддержки в 1990-е гг. были не бедные семьи как таковые, а множественные категории населения, которые выделялись прежде всего по заслугам перед государством (трудовой вклад, участие в войнах и т. п.).
В реальной политике государства благосостояния все три принципа реализуются в некотором сочетании. Но все же в разных странах есть свои устойчивые предпочтения. Например, по мнению Г. Эспина-Андерсена, в 1980-е гт. консервативный принцип наиболее ярко проявлялся в Германии, социал-демократический – в Швеции, а либеральный – в Австралии (Esping-Andersen С. The Three Worlds ofiWelfare Capitalism. Cambridge: Polity Press, 1990. P. 48, 58–69).
В СССР этот перераспределительный механизм назывался «общественными фондами потребления».
Frye Т., ShleiferA. The Invisible Hand and the Grabbing Hand // American Economic Review. Papers and Proceedings. May 1997. Vol. 87. No. 2. P. 354–358; ShleiferA., Vishny R. The Grabbing Hand: Government Pathologies and Their Cures. Cambridge: Harvard University Press, 1998.
О распространенности вымогательств в российском бизнесе 1990-хгг. см.: Радаев ВВ. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чиновников и предпринимателей // Мир России. 1998. № 3. С. 57–90.
Эксперты считают, что данная модель весьма характерна для России 1990-х гг., особенно для московского региона (см., например: Просветов И. Монополия без названия // Компания. Октябрь 2004. № 38. С. 27–31).
Evans P. Predatory, Developmental, and Other Apparatuses: A Comparative Political Economy Perspective on the Third World State // Sociological Forum. December 1989. Vol. 4. No. 4. P. 561–587.
Hirschman A. O. Exit, Voice, and Loyalty: Response to Decline in Firms, Organizations, and States. Cambridge: Harvard University Press, 1970. P. 1–20, 76–79.
Для России 1990-х гг. среди основной массы участников рынка стратегия лояльности была малопригодна ввиду высоких (порою запретительных) издержек легализации. Стратегия голоса не пользовалась популярностью по причине зависимости судебной власти и крайне неравномерного характера представительства политических интересов. Куда более распространены были стратегии выхода и договора, осуществляемые на всех уровнях российского бизнеса (подробнее см.: Радаев В. В. Деформализация правил и уход от налогов в российской хозяйственной деятельности // Вопросы экономики. 2001. № 6. С. 60–79).
Радаев В. В. Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий, 1998. Гл. 1 (http:// www.ecsoc.ru).
Обшая идея подобного подхода была изложена в первой версии статьи Д. Гамбетты, позднее опубликованной в сборнике о проблемах коррупции: Gambetta D. Corruption: An Analytical Map // Political Corruption in Transition. A Sceptic's Handbook / S. Kotkin, A. Sajo (eds.). Budapest, N.Y.: Central European University Press, 2002. P. 33–56.
Hellman J., Jones С, Kaufmann D. Seize the State, Seize the Day: State Capture, Corruption and Influence in Transition // World Bank Policy Research Working Paper. 2000. No. 2444 (http:// www.worldbank.org или http://www.nobribes.org).
Hellman J4 Schankerman M. Intervention, Corruption and Capture // Economics of Transition. 2000. Vol. 8. No. 3. P. 545–567.
Заметим, что клиент в коррупционном отношении может не преследовать частной выгоды, в то время как наличие частной выгоды агента является обязательным признаком коррупции.
ShleiferA., Viihny R. W. Corruption // Quarterly Journal of Economics. August 1993. Vol. CVIII. No. 3. P. 601, 604–607. 610. Наименее болезненной следует считать конкурентную модель, но авторы утверждают, что в начале 1990-х гг. в постсоветском обществе произошел серьезный сдвиг от монополистической к дерегулируемой модели, которая связана с неизбежным увеличением масштабов коррупции.
Более подробно о проблемах коррупции применительно к российскому бизнесу см.: Радаев В. В. Коррупция и формирование российских рынков: отношения чиновников и предпринимателей // Мир России. 1998. № 3. С. 57–90.
Underground Economies in Transition / E. L. Feige, К. Ott (eds.). Aldershot: Elgar, 1999; Johnson S., Kaufmann D., Shleifer A. The Unofficial Economy in Transition // Brookings Papers on Economic Activity. 1997. No. 2. P. 159–239; The Informal Economy: Studies in Advanced and Less Developed Countries / A. Portes, М. Castells, L. A. Benton (eds.). Baltimore: The John Hopkins University Press, 1989; The Underground Economy in the United State and Abroad / Tanzi V. (ed.). Lexington: D. C. Heath, 1982. Обзор работ в данной области см.: Портес А. Неформальная экономика и ее парадоксы // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики / Сост. и науч. ред. В. В. Радаев; пер. М. С. Добряковой и др. М.: РОССПЭН, 2004. С. 303–339. См. также: Экономическая социология. 2003. Т. 4. № 5. С. 34–53 (http://www.ecsoc.msses.ru).
Harth К. Informal Income Opportunities and Urban Employment in Ghana // Journal of Modern African Studies. 1973. Vol. 11. P. 61–89.
Де Сото Э. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. М.: Catalaxy, 1995.
Gabor I. Second Economy and Socialism: The Hungarian Experience // The Underground Economies / E. Feige (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1988. P. 339–360.
Feige E. L. Defining and Estimating Underground and Informal Economies: The New Institutional Economics Approach//World Development. 1990. Vol. 18. No. 7. P. 992.
Подробнее о различных сегментах неформальной экономики см.: Барсукова СЮ. Неформальная экономика: экономико-социологический анализ. М.: ГУ ВШЭ, 2004.
Wallace С, Haerpfer С. Patterns of Participation in the Informal Economy in East-Central Europe, 1991–1998 // The Social Impact of Informal Economies in Eastern Europe / R. Neef, M. Stanculescu (eds.). Aldershot: Ashgate, 2002. P. 33. Выделение подобной формы социальной экономики см. также: Chavdarova Т. The Informal Economy in Bulgaria: Historical Background and Present Situation // Ibid. P. 57–59; Radaev V. Urban Households in the Informal Economy// Explaining Post-Soviet Patchworks / K. Segbers (ed.). Vol. 2. Aldershot: Ashgate, 2001. P. 333–361.
Портес А. Неформальная экономика и ее парадоксы // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. С. 309. См. также: Экономическая социология. 2003. Т. 4. № 5. С. 34–53 (http://www.ecsoc.msses.ru).
Радаев В. В. Уроки «финансовых пирамид», или что может сказать экономическая социология о массовом финансовом поведении // Мир России. 2002. Т. XI. № 2. С. 39–70 (hup:// www.hse.m); Кузина O. E. Формирование доверия в массовом инвестиционном поведении // Социологический журнал. 1999. № 1–2. С. 171–181 (http://www.nir.ni).
Подробнее об управленческих схемах, используемых для ухода от налогов, см.: Радаев В. В. Деформализация правил и уход от налогов в российской хозяйственной деятельности // Вопросы экономики. 2001. № 6. С. 60–79.
Часто, чтобы подчеркнуть особенность криминальной экономики, ее вообще не включают в состав неформальной экономики.
