ДЖУЗЕППЕ БАЛЬЗАМО.
(ЗАПИСКИ ВРАЧА).
ТОМ II
Александр ДЮМА
Итак, Жильбер все слышал и видел.
Андре полулежала в кресле, лицом к застекленной двери, другими словами, лицом к Жильберу. Дверь была приотворена.
На столике, заваленном книгами, – единственное развлечение хворавшей красавицы, – стояла небольшая лампа под абажуром, освещавшая лишь нижнюю часть лица мадмуазель де Таверне.
Время от времени она откидывала голову на подушку, и тогда свет заливал ее лоб, белизну которого еще больше подчеркивали кружева.
Филипп сидел к Жильберу спиной, примостившись на подножке кресла; рука его по-прежнему была на перевязи, и он не мог ею пошевелить.
Андре в первый раз поднялась после злополучного фейерверка, а Филипп впервые вышел из своей комнаты.
Молодые люди еще не виделись со времени той ужасной ночи; им только сообщали, что они чувствуют себя лучше.
Они встретились всего несколько минут назад и говорили свободно, так как были уверены в том, что они одни. Если бы кто-нибудь вздумал зайти в дом, они были бы предупреждены об этом звонком колокольчика, висевшего на двери, не запертой камеристкой.
Они не знали об этом последнем обстоятельстве и потому рассчитывали на колокольчик.
Как мы уже сказали, Жильбер все прекрасно видел и слышал: через приотворенную дверь он не упускал из разговора ни единого слова.
– Значит, тебе теперь легче дышится, сестричка? – спросил Филипп в ту самую минуту, как Жильбер устраивался за колыхавшейся от ветра занавеской на двери туалетной комнаты.
– Да, гораздо легче. Правда, грудь еще побаливает.
– Ну, а силы к тебе вернулись?
– До этого еще далеко; впрочем, сегодня я уже смогла подойти к окну. До чего хорош свежий воздух! А цветы! Миге кажется, пока человека окружают цветы и свежий воздух, он не может умереть.
– Но ты еще чувствуешь слабость?
– Да, ведь меня так сильно сдавили! Я пока передвигаюсь с трудом, – улыбаясь и покачивая головой, продолжала девушка, – и держусь за мебель и за стены. Ноги подкашиваются, мне кажется, я вот-вот упаду.
– Ничего, Андре, свежий воздух и цветы поднимут тебя на ноги. Через неделю ты сможешь отправиться с визитом к ее высочеству, – мне говорили, что она часто справляется о твоем здоровье – Надеюсь, Филипп; ее высочество в самом деле очень добра ко мне.
Андре откинулась в кресле, положив руку на грудь, и прикрыла глаза.
Жильбер сделал было шаг вперед, протянув к ней руки.
– Что, больно, сестренка? – взяв ее за руку, спросил Филипп.
– Да, какая-то тяжесть в груди.., иногда кровь начинает стучать в висках, а то еще свет меркнет в глазах, и сердце словно останавливается.
– Это неудивительно, – задумчиво проговорил Филипп, – ты пережила такой ужас! Ты просто чудом уцелела.
– Именно чудом, ты это хорошо сказал, дорогой брат.
– Кстати, о твоем чудесном спасении, – продолжал Филипп, придвигаясь к сестре и словно подчеркивая этим важность своего вопроса, – ты ведь знаешь, что я еще не успел поговорить с тобой о случившемся несчастье?
Андре покраснела. Казалось, она испытывает некоторую неловкость.
Филипп не заметил или сделал вид, что не замечает ее смущения.
– Я думала, что когда я вернулась, ты мог узнать все подробности. Отец мне сказал, что рассказ его вполне удовлетворил.
– Разумеется, дорогая Андре. Этот господин был чрезвычайно деликатен – так мне, по крайней мере, показалось. Однако некоторые подробности его рассказа показались мне не то чтобы подозрительными, а.., как бы это выразиться.., неясными!
– Что ты хочешь этим сказать, брат? – простодушно спросила Андре.
– То, что сказал.
– Скажи, пожалуйста, яснее.
– Есть одно обстоятельство, – продолжал Филипп, – на которое я сперва не обратил внимания, а теперь оно представляется мне весьма странным.
– Что это за обстоятельство? – спросила Андре.
– Я не совсем понял, как ты была спасена. Расскажи мне, Андре.
Казалось, девушка сделала над собой усилие.
– Ох, Филипп, я почти ничего не помню, ведь мне было так страшно!
– Ничего, дорогая, расскажи, что помнишь.
– О Господи! Ты же знаешь, брат, что мы потеряли друг друга шагах в двадцати от Гардмебль. Я видела, как толпа потащила тебя к Тюильри, а меня к Королевской улице. Еще мгновение – и ты исчез из виду. Я пыталась к тебе пробиться, протягивала к тебе руки, кричала: «Филипп! Филипп!», как вдруг меня словно подхватил ураган и понес к решеткам. Я чувствовала, что людской поток, в котором я оказалась, несется на стену, что он вот-вот об нее разобьется. До меня доносились крики тех, кого прижали к решеткам. Я поняла, что сейчас наступит моя очередь, и я тоже буду раздавлена, растоптана. Я считала оставшиеся секунды. Я была полумертва, я почти потеряла рассудок, и вдруг, подняв руки и глаза к небу, увидела человека со сверкавшими глазами, словно возвышавшегося над толпой, и люди ему повиновались.
– И человек этот был барон Джузеппе Бальзамо, не так ли?
– Да, тот самый, которого я видела в Таверне; тот, который еще там поразил меня, тот, который будто заключает в себе нечто сверхъестественное. Этот человек подчинил себе мой взгляд, заворожил меня своим голосом, заставил трепетать все мое существо, едва коснувшись пальцем моего плеча.
– Продолжай, Андре, продолжай, – мрачно проговорил Филипп.
– Мне показалось, что человек этот парит над толпой, словно человеческие несчастья не могут его коснуться. Я прочла в его глазах желание спасти, я поняла, что он может это сделать. В эту минуту со мной произошло нечто необъяснимое Несмотря на то, что я вся была разбитая, обессиленная, почти мертвая, я почувствовала, как неведомая, неодолимая сила поднимает меня навстречу этому человеку. Мне казалось, будто чьи-то руки напряглись, выталкивая меня прочь из людского месива, откуда неслись предсмертные стоны, эти руки возвращали мне воздух, жизнь. Понимаешь, Филипп, – продолжала Андре в сильном возбуждении. – я уверена, что меня притягивал взгляд этого человека. Я добралась до его руки и была спасена – Увы, она видела его, – прошептал Жильбер, – а меня, умиравшего у ее ног, даже не заметила. Он вытер со лба пот.
– Значит, все произошло именно так? – спросил Филипп.
– Да, до той самой минуты, как я почувствовала себя вне опасности, все так и происходило. То ли вся моя жизнь сосредоточилась в этом моем последнем усилии, то ли испытываемый мною в ту минуту ужас оказался выше моих сил, но я потеряла сознание.
– В котором часу ты потеряла сознание, как ты думаешь?
– Минут через десять после того, как потеряла тебя из виду.
– Значит, было около двенадцати часов ночи, – продолжал Филипп. – Как же в таком случае вышло, что ты вернулась домой в три часа? Прости мне этот допрос, дорогая Андре, он может показаться нелепым, но для меня он имеет большое значение.
– Спасибо, Филипп, – сказала Андре, пожимая брату руку – спасибо! Еще три дня назад я не смогла бы ответить, но сегодня, – это может показаться странным, – я отчетливее вижу все внутренним взором; у меня такое ощущение, будто чья-то чужая воля повелевает мне вспомнить, и я припоминаю.
– Дорогая Андре! Я сгораю от нетерпения. Этот человек поднял тебя на руки?
– На руки? – покраснев, пролепетала Андре. – Не помню… Помню только, что он вытащил меня из толпы. Однако прикосновение его руки подействовало на меня так же, как в Таверне. Едва он до меня дотронулся, как я вновь упала без чувств, вернее, словно уснула, потому что обмороку предшествуют болезненные ощущения, а я в тот раз просто заснула благодатным сном.
– По правде говоря, Андре, все, что ты говоришь, представляется мне до такой степени странным, что если бы не ты, а кто-нибудь другой мне это рассказал, я бы ему не поверил. Ну хорошо, договаривай, – закончил он невольно дрогнувшим голосом.
В это время Жильбер жадно ловил каждое слово Андре, он-то знал, что пока все до единого слова было правдой.
– Я пришла в себя, – продолжала девушка, – и увидела, что нахожусь в изысканной гостиной. Камеристка вместе с хозяйкой сидели рядом со мной и, казалось, ничуть не были встревожены, потому что, едва раскрыв глаза, я увидела, что меня окружают улыбающиеся лица.
– Ты не помнишь, в котором это было часу?
– Часы пробили половину первого.
– Ага! Прекрасно! – с облегчением проговорил молодой человек. – Что же было дальше, Андре?
– Я поблагодарила женщин за хлопоты. Зная, что ты беспокоишься, я попросила немедленно отправить меня домой. Они отвечали, что барон опять пошел на место катастрофы за ранеными; он должен был скоро вернуться вместе с каретой и отвезти меня к тебе. Было около двух часов, когда я услыхала шум подъезжавшей кареты; меня охватила дрожь, какую я уже испытывала при приближении этого человека. Я упала без чувств на софу. Дверь распахнулась, и, несмотря на обморок, я почувствовала, что пришел мой спаситель. Я опять потеряла сознание. Должно быть, меня снесли вниз, уложили в фиакр и привезли домой. Вот все, что я помню.
