— Я имею все основания полагать, что я делаю или говорю что-то не то, как минимум
восемьдесят шесть целых пять десятых процента от всего времени.
— Звучит так, будто ты хочешь, чтобы я сбросил тебя в бассейн, — возразил Майкл.
На этот раз Слоан неподдельно улыбнулась. Мельком взглянув на меня, Майкл ушел.
— Думаешь, Дин пошел в гараж? — спросила Слоан, после нескольких минут тишины. —
Обычно, когда он расстроен, он идет именно туда.
Дин был не просто расстроен. Я не знала наверняка, через что ему довелось пройти в
детстве, но однажды я спросила у него, знал ли он, что его отец делал с теми женщинами. Сначала
его ответом было «нет».
— Дину нужно побыть одному, — сказала я Слоан, на случай, если сама она не догадалась
об этом. — Некоторым в трудные времена нужны друзья, другие же предпочитают побыть наедине
с собой. Дин заговорит, когда придет время.
Даже сказав это, я понимала, что не смогу вот так просто бездействовать. Ждать. Я должна
была сделать что-то — просто не знала, что именно.
— С ним всё будет хорошо? — едва слышно спросила Слоан.
Я не могла соврать ей:
— Я не знаю.
Глава 9
В конце концов, я оказалась в библиотеке. От стены к стене, от пола к потолку тянулись
книжные полки, на которых покоилось больше книг, чем я могла бы прочитать за всю свою жизнь.
Я замерла в дверном проеме. Я пришла сюда вовсе не ради книг. Третий стеллаж слева, вторая
полка снизу. Я тяжело вздохнула и зашагала к нужной полке. Допрос номер двадцать восемь,
двенадцатая папка.
Мои пальцы сжались на нужной папке, и я заставила себя снять её с полки.
В последний раз, когда я читала запись этого допроса, я прекратила, стоило мне заметить
фамилию интервьюируемого.
Лия была права. Я не полностью понимала Дина — но я хотела понять его.
Я должна была, ведь упади я в подобную пропасть, Дин понял бы меня.
Дин всегда понимал.
Я присела на пол, раскрывая папку на коленях на той самой странице, где я прекратила
читать много недель назад.
Допрос вел Бриггс. Он только что попросил у отца Дина подтвердить личность одной из
его жертв.
Рэддинг: Ты задаешь неправильные вопросы, сынок. Дело не в том, кто они, дело в том, что
они такое.
Бриггс: И что же они такое?
Рэддинг: Они мои.
Бриггс: Поэтому ты и связывал их пластиковыми хомутами? Потому что они были твоими?
Рэддинг: Ты хочешь услышать, что я связывал их, чтобы заставить остаться. Ваши
новомодные психологи были бы очень рады послушать рассказ обо всех женщинах, бросивших
меня. О моей матери и матери моего сына. Но вы никогда не предполагали, что мне просто
нравится глядеть на женскую кожу под удерживающим её пластиком? Может мне нравилось
наблюдать за тем, как на их запястьях и лодыжках появлялись белые полосы, а их руки и ноги
немели. Или за тем, как напрягались их мышцы, как некоторые из них стирали запястья в кровь, в
то время как я сидел и глядел на них. Ты можешь представить себе нечто подобное, агент Бриггс?
Можешь?
Бриггс: Что насчет клейма? Хочешь сказать, оно не делало их твоей собственностью?
Владеть ими, господствовать над ними, контролировать каждый их вздох — разве не в этом был
смысл?
Рэддинг: Смысл? Кто сказал, что есть смысл? В детстве люди игнорировали меня. Учителя
называли меня угрюмым. Меня вырастил дедушка, и даже он всегда говорил мне не смотреть на
него и бабушку вот так. Во мне словно жило нечто, что я был вынужден скрывать, но вот мой сын?
Дин? Он родился с улыбкой на лице. Люди улыбаются, стоит им взглянуть на него.
Все любили этого мальчика. Моего мальчика.
Бриггс: А ты? Ты любил его?
Рэддинг: Я создал его. Он был моим, и если он умел очаровывать людей, во мне тоже
должно было жить нечто подобное.
Бриггс: Твой сын научил тебя смешиваться с толпой, нравится людям, вызывать доверие. А
чему научил его ты?
Рэддинг: Почему бы тебе не спросить у твоей жены? Она красавица, не так ли? Но рот у
неё…
— Увлекательное чтиво?
Голос вернул меня в настоящее.
— Лия.
— Ничего не можешь с собой поделать, да? — голос Лии звучал колко, но не так яростно,
как прежде.
— Я сожалею о том, что случилось раньше, — я взяла свою жизнь в собственные руки и
рискнула просить прощения, понимая, что могу всё испортить. — Ты была права. Я не знаю, через
что проходит Дин. Ситуация со мной и Лок — это вовсе не то же самое.
— Всегда такая искренняя, — в монотонном тоне Лии мелькнула нотка резкости. — Всегда
готова признать, что была неправа. — Её взгляд скользнул к папке на моих коленях, и её голос в
миг стал ровным. — И всё же снова и снова совершаешь одни и те же ошибки.
— Лия, — сказала я. — Я не пытаюсь встать между вами двумя…
— Вот и отлично, Кэсси. Я ведь сказала — ты здесь не причем. Неужели ты, правда,
считаешь, что дело во мне?
Я не знала, что и думать. Лия слишком далеко отошла от своего привычного поведения, так
что профилировать её я не могла. Я была уверенна лишь в одном — в её верности Дину.
— Он бы не хотел, чтобы ты читала это, — она звучала уверенно — но ведь Лия всегда
звучала уверенно.
— Я думала, это поможет, — сказала я. — Если бы я поняла, я могла бы…
— Помочь? — закончила за меня Лия, выплевывая слово. — В этом твоя проблема, Кэсси.
Ты всегда поступаешь из лучших побуждений. Ты всегда хочешь помочь. Но, в конце концов, ты
не помогаешь. Кому-то причиняют боль, и ты никогда не бываешь этим кем-то.
— Я бы никогда не навредила Дину, — яростно возразила я.
Лия прыснула:
— Мило, что ты веришь в это, но, конечно же, навредила бы, — она сползла по стене и
присела на пол. — Бриггс заставил меня слушать аудиозапись с интервью Рэддинга, когда мне
было четырнадцать, — она крепко прижала колени к груди. — К тому моменту я прожила здесь
около года, и Дин не хотел, чтобы я и близко подходила к чему-то, хоть как-то связанному с его
отцом. Но я была так похожа на тебя. Я думала, что смогу помочь ему, но не помогла, Кэсси.
Каждый раз, когда она произносила слово «помочь», её голос всё больше походил на
рычание.
— Эти допросы — шоу Дэниела Рэддинга. Он лжец. Один из лучших, что мне доводилось
слышать. Он заставляет слушателя считать правду ложью, а затем говорит вещи, вовсе не
походящие на правду.
Лия покачала головой, словно пытаясь вытряхнуть из неё воспоминания.
— Прочитаешь слова Дэниела Рэддинга, и они устроят у тебя в голове настоящий хаос,
Кэсси. А узнай Дин, что ты читала это, и он тоже слетит с катушек.
Она была права. Дин не хотел, что бы я читала это. Его отец описывал его маленьким
мальчиком, рожденным с улыбкой, невероятно любвеобильным, с легкостью сближающимся с
людьми, но Дин, каким я знала его, всегда был настороже.
Особенно со мной.
— Скажи, что я неправа, Кэсси, и я красиво извинюсь перед тобой. Скажи, что Дэниел
Рэддинг не успел забраться под твою кожу.
Я знала, что не смогу соврать Лие. Внутри меня существовала некая часть — она считала
людей головоломками, нуждающимися в решении, жаждала ответов, хотела чтобы поступки —
ужасные поступки, жуткие вещи, вроде того, что произошло с моей матерью или того, что Дэниел
Рэддинг сотворил с теми женщинами — обрели смысл.
— Дин не хотел бы, чтобы я читала это, — признала я, прикусывая нижнюю губу, прежде
чем выпалить: — Но это вовсе не значит, что он прав.
В мою первую неделю участия в программе, Дин пытался заставить меня уйти. Он сказал
мне, что профилирование убийц разрушит меня. А ещё он сказал, что к тому времени, когда агент
Бриггс стал приходить к нему за помощью с «нераскрытыми» делами, не осталось уже ничего, что
можно было бы разрушить.
Если бы всё было иначе, если бы я оказалась втянута во всё это, Дин бы не отступил.
— Я провела ночь в комнате Майкла, — Лия подождала, пока я осмыслю её слова, а затем
улыбнулась, словно чеширский кот. — Я хотела отыграться в покер на раздевание, а месье
Таунсенд был очень уж рад помочь.
Мне показалось, что она проткнула мою глотку сосулькой. Я замерла, заставляя себя ничего
не чувствовать. Тем временем, Лия потянулась ко мне и выхватила из моих рук папку. Она
фыркнула.
— Честное слово, Кэсси, это было слишком легко. Если бы я действительно решила
провести ночь с Майклом, ты бы узнала об этом на следующее утро — ведь ты стала бы
невидимкой, а Майкл не отрывал бы от меня взгляда. Ну, а пока… — Лия захлопнула папку. —
Кажется, я второй раз за пять минут не дала тебе вляпаться во что-то, что тебе не понравилось бы,
так что не за что, — она сверлила меня глазами. — Ты не хочешь залезать в мысли Дэниела
