Глава 7
ПРОСЛАВЛЕННОЕ В
ОБЫДЕННОМ
Есть слово, описывающее ночь, в которую Он пришел, — «обычная».
Небо было самым обычным. Случайный порыв ветра ерошил листву и нагонял
волну холода. Звезды бриллиантами сверкали на черном бархате небосвода.
Флотилии облаков проплывали, загораживая луну.
Это была красивая ночь — стоящая того, чтобы полюбоваться на нее из окна
спальни — но, в сущности, ничем особенно не выделяющаяся. Никаких причин для
восторгов. Ничего, что могло бы лишить кого-то сна. Обычная ночь и привычное небо.
Овцы были самые обычные. Одни пожирнее. Другие тощие. У одних брюхо
бочкой. У других ноги кривые. Обычные животные. Без золотого руна. Полный ноль
для истории. Никаких медалей чемпионов породы. Просто овцы как овцы —
бесформенные сонные силуэты на склоне холма.
И пастухи. Деревенщина деревенщиной. У таких, наверное, и одежды-то другой
нет, кроме той, что на них. Сами пахнут, как овцы, и такие же заросшие.
Они добросовестно собирались провести всю ночь со своими стадами. Но их
посохи не найдешь в музеях, а их мемуары — в библиотеках. Никто не
консультировался с ними по вопросам социальной политики или толкования Торы.
Безымянные и безвестные.
35
Обыкновенная ночь с банальными овцами и заурядными пастухами. И если бы не
Бог, так любящий ставить знак высшей пробы на самом простом, она бы прошла
незаметно для всех. О тех овцах все позабыли бы, а пастухи спокойно продрыхли бы
ночь напролет.
Но Бог приглашает нас на танец среди всего самого обыденного. И в тот раз этим
танцем стал вальс.
Темное небо озарилось сиянием. Неясные кроны деревьев отчетливо
высветились. Безмолвные прежде овцы дружно исполнили ораторию удивленного
ожидания. Беспробудно спавшие пастухи протерли глаза и посмотрели в лицо
пришельца.
Ночь больше не была обыкновенной.
Ангел Божий сошел ночью, потому что в это время свет заметней всего и больше
всего нужен. Бог сошел в обыденность по той же самой причине.
Самые могущественные Его средства одновременно и самые простые.
* * *
Вспомним о посохе Моисея1. В эту пору своей жизни Моисей пробыл пастухом
столь же долго, сколько пробыл царевичем, и начал уже ко всему привыкать. Пасти
овец не так интересно, как жить при дворе царя Египта, но и здесь встречаются свои
особенные минуты. В частности, та минута, когда Бог заговорил с ним из куста, горящего огнем, но не сгорающего. Бог объявил, что хочет, чтобы Моисей избавил
израильтян от египетского рабства. Моисей не был уверен, что он — самый
подходящий человек для такого дела. Бог сказал, что здесь не имеет значения, каков
сам Моисей, главное — какой у него Бог. И Бог начал это показывать.
— Моисей, — воззвал голос из куста, — брось на землю свой посох.
Моисею, который ходил по горам уже сорок лет, такая перспектива не слишком
понравилась.
— Боже, Ты, конечно, знаешь все обо всем, но, может быть, Ты забыл, что тут у
нас, ну... особенно-то не походишь, если бросишь свой посох на землю. Никогда ведь
не угадаешь...
— Брось его, Моисей.
Моисей бросил посох на землю. Посох превратился в змею, и Моисей кинулся
бежать.
— Моисей!
Старый пастух остановился.
— Подними змею.
Моисей поглядел через плечо, сначала на змею, потом на куст, и решился на
самый дерзкий ответ, какой только смог придумать:
— Что-что?
— Подними змею... за хвост. (Наверняка в этот момент Бог улыбался.)
— Боже, я ведь и не думаю спорить. Я только хочу сказать, что Ты, конечно, знаешь все обо всем, но мы тут у себя в пустыне, ну... не слишком часто поднимаем с
земли змей, а за хвост их вообще никогда не поднимаем.
— Моисей!
— Есть, сэр.
36
Едва рука Моисея коснулась извивающегося хвоста, как змея окаменела. И
Моисей поднял свой посох. Тот же посох он будет поднимать во дворце фараона. Тот
же посох он будет поднимать, чтобы разделить воды Чермного моря и повести два
миллиона человек через пустыню. Этот посох будет напоминать Моисею, что Бог, коль скоро Он силен превратить палку в змею, а ту — обратно в палку, наверное, может что-то сделать и для Своего народа, упорного и жестоковыйного.
Может преобразить обыденное.
* * *
Или вспомним еще об одном пастухе из Вифлеема2.
Есть некоторые вещи, про которые все знают, что проделывать их нельзя. Ты ведь
не гоняешься за смерчем, чтобы заарканить его. Не пугаешь льва зубочисткой. Не
плюешь против ветра. Не идешь на медведя с пугачом. И не посылаешь пастушка на
битву с великаном.
Точнее, не посылаешь, если у тебя есть выбор. У Саула выбора уже не было.
Именно когда у нас не остается выбора, мы больше всего открыты для того, чтобы
изумляться Божьим чудесам.
Как же изумился Саул!
Царь пробовал вручить Давиду какое-то вооружение:
— Что тебе понадобится, паренек? Щит? Меч? Гранаты? Пулемет? Вертолет? Щас
мы сделаем из тебя Рэмбо!
У Давида же на уме было другое. Пять круглых камней и обычная праща из
кожаного ремня.
Воины охнули. Саул только вздохнул. Голиаф нагло рассмеялся.
Давид раскрутил пращу. И Бог свершил Свое дело. Всякий, кто недооценивает, что Бог властен сделать из самого обыденного, получит камень в лоб.
* * *
А тот слепец, которого увидели Иисус и Его ученики?3
Следующие за Иисусом подумали, что этот несчастный — удачная тема для
богословского исследования.
— Как по-вашему, почему он слеп? — спросил один.
— Должно быть, он согрешил, — откликнулся другой.
— Нет, не он сам, а его родители.
— Иисус, как Ты думаешь, почему он слеп?
— Он слеп, чтобы показать, что может сделать Бог.
Апостолы понимали, что происходит, они уже видели у Иисуса такой взгляд. Они
догадались, что Он намерен сделать, но пока не понимали, как именно Он это
проделает. «Молния? Гром? Заклинание? Хлопок в ладоши?» Они с интересом
наблюдали.
Иисус немножко пожевал губами. Зрители не отрывали глаз. «Что Он делает?»
Челюсти двигались, как будто Иисус что-то пережевывал.
Кое-кто поглядывал уже с нетерпением. Иисус просто жевал. Работал челюстями, пока не получил то, что нужно. Слюну. Он просто плюнул.
37
Если никто и не сказал этого, то уж наверняка кто- то подумал: «Ха-ха».
Сплюнув на землю, Иисус опустил палец в лужицу и стал перемешивать слюну с
грязью. Вскоре получился куличик, который Иисус и размазал по глазам слепого.
Тот же Бог, что превратил палку в жезл власти, а гальку — в смертоносный
снаряд, теперь сотворил из слюны и пыли целительный бальзам для слепца.
И
снова
обыденное
стало
величественным.
Снова
заурядное
стало
божественным, банальное — святым. Снова могущество Божье проявилось не в
уникальности орудия, а в его обыденности.
«Блаженны кроткие», — объяснил Иисус. Благословенно все обыденное.
Благословенны эти каналы, эти русла, эти орудия. Упоительно блаженны те, кто
верует, что Бог, коль скоро Он может пользоваться для исполнения Своей воли
палками, камнями и слюной, может употребить в качестве Своих орудий и нас.
Нам стоило бы кое-чему поучиться у таких орудий, как палки, камни и слюна. Они
не жаловались. Они не сомневались в мудрости Бога. Они не предлагали
альтернативные варианты. Может быть, причина, по которой наш Отец так часто
использовал для Своих целей неодушевленные объекты, в том и состояла, что они не
пытались учить Его, что Ему нужно делать!
Это напоминает анекдот об одном парикмахере, который занялся живописью. На
вопрос, почему он сменил профессию, бывший парикмахер ответил: «Холст не
указывает мне, что сделать, чтобы он хорошо выглядел».
Так и кроткие.
Именно поэтому весть первой пришла к пастухам. Они не спрашивали Бога, уверен ли Он в том, что все делает правильно. Если бы ангел сначала явился
богословам, они бы первым делом зарылись в свои книги с истолкованиями. Если бы
он пришел к людям знаменитым, те прежде всего убедились бы, что попадут в
вечерний выпуск новостей. Если бы он обратился к людям преуспевающим, они бы
предварительно пролистали свои ежедневники.
И он пошел к пастухам. К людям, которым не надо было заботиться о своей
репутации, блистать перед публикой и карабкаться по всяким там лестницам. К
людям настолько необразованным, что они даже не указали Богу, что хор ангелов не
должен выступать перед овцами и что имидж Мессии не позволяет Ему лежать в
