«Милый, прости меня. Я заранее знала, чем все закончится. Не подумай, я тебе доверяю, но, перед темкак прийти, я позвонила в милицию. Большую часть я им рассказала, правда, запутала с адресом, так что у тебя они будут, по моим подсчетам, в одиннадцать. Хочу дать тебе шанс самому решить свою участь. Пойми, если сможешь: это только ради тебя! Спаси хотя бы часть своей души. Надеюсь, мы еще когда-нибудь увидимся. Я люблю тебя».
Мне пришлось перечитать записку трижды, чтобы смысл ее увязался в моей голове с реальностью. Ольга сдала меня. Обманула. «Это только ради тебя!» Спасибо, нипочем бы не догадался.
Неожиданно для самого себя я громко, вульгарно расхохотался, откинувшись на спинку кресла. Какое я, собственно, имею право осуждать Ольгу? Ей с самого начала следовало отвести меня к прокурору, а мне – чистосердечно признаться и послушно подставить под наручники запястья. Вместо этого Ольга разделила со мной вину и самозабвенно тянула на сторону добра. А я не ценил. Однако уже слишком поздно каяться. Нужно использовать последний дар Ольги.
Наручные часы показывали без двадцати одиннадцать. Я в растерянности шарил по комнате взглядом, пока вдруг не остановил его на камине. Ассоциация с крематорием навела на любопытную мысль, и я с энтузиазмом принялся за осуществление идеи.
Разлитый по дому бензин и оброненная спичка в сумме дали потрясающий эффект – за пару минут огонь охватил дом до самой крыши. Непроглядная ночь обратилась в белый день, жаркий и слепящий.
А я сидел в центре бушующего огня – земного воплощения Ада – и играл на виолончели мелодию, которая ко мне, по-видимому, привязалась.
Погибать, так с песней.
***
Наутро только и разговору было, что о пожаре. Еще бы! Ведь горела усадьба одного из богатейших людей в городе – Сергея Арского. Первые полосы газет и выпуски новостей буквально кричали о происшествии, соревнуясь в предоставлении версий случившегося. Причину возгорания пока не установили, но хозяина сочли погибшим.
Из свидетелей был только некий гражданин Гильермо Тленов, найденный перед горящим домом на коленях и в слезах. В руке он сжимал какую-то бумагу, впрочем, по прибытии в отделение ее при свидетеле не оказалось. Но Тленов – санитар в клинике, принадлежавшей Арскому, оказался бесполезен следствию ввиду своей полной немоты и малограмотности. Оснований для подозрения его в поджоге нет.
Однако кое-что правоохранительные органы скрыли от журналистов. Например, звонок в милицию от неизвестной женщины, которая предупредила о пожаре, указав, куда и когда выезжать бригаде. Или обнаружение на пепелище черного, закопченного, но уцелевшего органа, причем странной формы, будто два сросшихся сердца. И тем более то, что кто-нибудь из присутствующих на месте сгоревшей усадьбы нет-нет да слышал призрачную струнную музыку, не воспринимаемую специальными приборами. Никому не пришло на ум простое объяснение: ее улавливает не слух, а сердце.
Александр Маскальчук «Быт в 4 лицах»
Деятель
Сергей Пантелеевич сидел и ничего не делал. Он был твердо уверен в бренности сущего и любое действие противоречило его вере. Всю жизнь его вынуждали обстоятельства. Грудь он брать у матери отказывался, так что кормили соской, а как все мы знаем, грудное вскармливание – важный этап становления личности. Вот и вышел Сережа нулевым, как распиленная для контрабанды икона.
Дальше – больше. В яслях дети дрались и рассматривали друг у друга половые органы, а сын уважаемого теннисиста Корнеева сидел на ковре и ходить куда-то, кроме как под себя, отказывался. Да и то по природной необходимости. Дефекация ради удовольствия или как средство протеста были не знакомы ему.
В детском саду от него отказались, потому что Сергей кашу есть не хотел, а только компот пил грушевый.
В школе Пантелеевич считался хулиганом, потому что на клевету, что это он разбил горшок или надул презерватив, отвечал сугубо молчанием, что учителями воспринималось как дерзость.
Постоянно приносил домой в дневнике замечания. «Не может отличить Пушкина от Лермонтова! Позорит Россию-матушку!» – писала Алла Борисовна, учитель русского языка и литературы, тучная женщина и редкой души сволочь. «Отказывается воспринимать аксимы на веру» – отводил душу математик Сердоволов, потому как его любимая жена умерла уже лет пять как и он грустил. «Ваш сын опездал» – в спешке писал физрук, прозванный школьниками Помидором за здоровый цвет лица и хороший аппетит.
Школе такой ученик был не надобен, так что на экзамене ему поставили трояк и выпустили в плавание под названием «Жизнь». А как вы судно назовете, так оно и поплывет.
Родители хлопотали, чтобы Сережка пошел в институт, но он решил выучиться на электрика и пошел в ПТУ №3. Однако, завалив на экзамене билет «Сделать вешалку», вылетел и попал в армию.
Там рядовому Корнееву нравилось. Потому как эта структура абсолютно разделяла верование Сережи и ничего не делала.
Но потом, на утреннем построении, слишком близкое положение боевого товарища и резкий разворот лишили рядового левого яичка, разрубив его саперной лопаткой. Серого комиссовали и выслали родственникам цветов.
Дома Сергея встретили алкоголем и песнями под гитару.
Пришлось искать работу. Пантелей Михайлович всегда хотел быть поваром, поэтому посоветовал сыну стать фокусником.
Но зрители требовали вернуть деньги за билет, потому как фокусник фокусов не показывал, а стоял молча и почесывал накрахмаленной белой перчаткой пах, оставляя на брюках в области бикини следы. Так что не пошла карьера.
Затем он ходил по парку и предлагал туристам фотографироваться с безногим котом, но зимой в парке туристов было мало. А те, что были, не хотели фотографироваться с котом, потому как без ног он походил на волосатую змею и был ленив настолько, что многие думали, что змея мертвая и вызывали на Сергея милицию. Но она не шла, потому как переименовывалась в полицию.
Однако затем кот на самом деле умер, и карьера оборвалась.
Про подводную рыбалку даже рассказывать нечего, потому как в местности, где происходит история, фабрики безбожно сливают отходы в реки. Рыбу в них помнят только старожилы, и тут еще пойди разберись, маразм это или чистая правда.
Поэтому Сергей Пантелеевич сидел и ничего не делал. Только женился два раза.
Любопытство
Моисей Геннадьевич работал в крупной конторе. Настолько крупной, что никто не знал, чем она занимается.
Бывало, спросят друзья: «Моисей, чем ты зарабатываешь на кусок гренки с фаршированной рыбой?»
А он отшучивался и подмигивал.
В отделе, где Моисей работал, было три человека и четыре стула. На случай если придет еще человек. Но такого не случалось.
Еще там был кофейный автомат и окно. За окном была стена, так что смотреть в окно быстро надоедало, а коллега Моисея даже написал по этому поводу стихи:
«Как из нашего окна
Стенка красная видна».
Но в отделе никто стихи не любил.
А еще была зеленая дверь, на которой было гвоздем нацарапано «Бог». А чуть ниже «Гомно», но уже мелком.
И Моисея всегда терзали сомнения, что же за дверью – бог или гомно. А проверить не мог, потому что был очень скромный.
Однажды было восьмое марта и все ушли поздравлять коллегу Моисея Геннадьевича. А он не ушел, потому что был крайне ленив. И не ходил без лишней надобности.
Но не воспользоваться такой ситуацией он не мог, встал и пошел проверять, что же за дверью.
Однако, не дойдя буквально два шага, поскользнулся и ударился темечком. Там и был найден на следующее утро.
«Теперь следующего шанса ждать придется», – сетовал Моисей.
Родственники
Михаил Пастухов не любил своих родственников. Находил их вульгарными и глупыми. А те упорно собирались у него дома и справляли праздники.
Дядя Суржик любил трепать племянника за щеку. Если в 10 лет это еще выглядело забавно и уместно, то в свои 30 Пастухов чувствовал себя глупо и пару раз ставил свечку за упокой дяди Суржика, но тот был буддист, на него не действовало.
Тетя Марыля всегда использовала слишком много косметики. И когда она целовала Пастухова, у него на щеке оставался красный след помады, утерю которой на губах тетка тут же компенсировала новой.
А про деда Игоря и говорить не хочется. Он был на войне и, хоть на фронт не попал, все равно рассказывал, как победил фашистов. Любимая история была про то, как он получал звезду героя лично от Сталина, но отказался от нее и попросил переплавить медаль на орало. И Сталин настолько растрогался, что высморкался в платочек и подарил свою ручку Игорю. А что болтают, что вождь мучился запорами, то вымысел и сплетни, стул у товарища Сталина был стабильный. На просьбы показать подаренную Кобой ручку дед Игорь требовал замолчать и уважить старика, а потом все больше сидел молча, сердито топорща усы.
