У него запас топлива на нуле, возможно, где-нибудь и спланирует в полях.
- Вот я уж врежу ему, мать его в пень! – выругался полковник. – Как найдёте, немедленно дайте знать. Не хватало ещё потерять лётчика и машину в такой безобидной, казалось бы, ситуации! На гауптвахту отправлю, как появится!
- По машинам! - спустя несколько минут, когда баки были заправлены, раздалась команда Рассохина. Три истребителя «И-16» взмыли вверх и взяли курс на далёкие поля, примыкающие к ветке железнодорожного узла.
Связи с Серовым по-прежнему не было.
…Шёл август месяц 1943-го года альтернативной истории Земли.
Вот-вот должна была начаться эпопея Курской дуги: наступление советской армии, битва под Прохоровкой, знаменитое сражение и падение Гудериана как полководца.
Отныне будет известен маршал Конев.
Но…
Она, эта битва, не начнётся.
В этом измерении 3-го сегмента её не существовало.
******** (пауза) ********
Серова подобрали в поле, километрах в тридцати от аэродрома. Завидев издалека в небе родные машины, он принялся отчаянно махать красным шарфом, который ему связала на зиму Соня, девушка из эскадрильной столовой. Она давно была к нему неравнодушна, и экипажи «ишаков», как любовно пилоты называли свои машины «И-16», зачастую прятали улыбки, когда Соня, подавая обед или ужин в жестяных мисках, непременно заливалась смущённым румянцем, завидев входящего в столовую Серова.
Однако сейчас Серову было не до Сони. Миновав бугор, он пошёл в пике, теряя высоту, к железнодорожной ветке, проложенной всего несколько дней назад. Бой был тяжёлым. Рассохин со своим звеном из трёх «ишаков» попытался отвлечь «мессеров» на себя. Чем выше они поднимались, тем шире раскрывались под ними просторы полей и прилегающего озера. Началось с того, что они успели пробить трассирующим пулемётом обшивки немецких машин. Идя на бреющем полёте, Заречин и Кубанский свернули вправо, дав возможность Серову укрыться в кустах. Немецкие асы не поняли их манёвра, а Рассохин был уже наготове спланировать к Серову. Там-то он его и забрал под прикрытием своих товарищей.
«Юнкерсы» шли на высоте трёх тысяч метров, и ещё выше их параллельным курсом шли охранявшие их «мессершмитты». Они кружились беспорядочным клубком, видя гибель двух «юнкерсов», но, не видя звена Рассохина. Бой был неистовый и стремительный. Положение всех самолётов менялось каждые две-три секунды. Кубанский нырнул под «мессер», прошил его трассирующей лентой пулемёта, и тот, не успев катапультироваться, врезался в землю. Заречин, промчавшись мимо, успел заметить удивлённое лицо геринговского аса. Этот вражеский пилот так и не успел выпрыгнуть с парашютом. Воздух тяжко вздрогнул. Прошла волна акустической вибрации.
- Забираем Серова! – кричал ведомый Рассохину. – Я спланирую на поле и подхвачу его. Прикройте от «мессеров»!
Спустя несколько минут воздушного боя, кода грузные «юнкерсы», испугавшись «ишаков», отвалили в сторону, Рассохин на своей машине спланировал в поле, подхватил бегущего Серова, взмыл в небо и, под прикрытием Заречина с Кубаннским, направил свой самолёт в расположение аэродрома.
Бой был закончен.
Серов остался жив.
А там его уже ждала в столовой Соня.
******** (пауза) ********
Непредвиденный и рискованный маршрут Серова озадачил всех, кто находился в столовой. Соня принесла в мисках борщ, и как всегда, смущённо улыбнулась Серову. Она уже знала его одиссею, его бой и спасение звеном Рассохина. Сидя за общим столом, лётчики сразу нескольких эскадрилий полковника Ховрина, наперебой обсуждали исход операции. В общем-то, если посудить, намеченное им задание было выполнено. Асы Геринга не сумели подобраться к железнодорожному узлу, скинув впопыхах свои бомбы где-то в полях, ещё на подступах к городу. Ховрин был доволен. Грозившая Серову гауптвахта была отложена на неопределённое время, тем более, что предстояли новые вылеты. В авиаполк Ховрина ожидали поступления новых боевых штурмовиков, ничем не уступавших поступившим недавно в немецкую армию «фокке-вульфам». По этому поводу, Серов, как всегда ухаживающий за Соней, продекламировал ей свои новые стихи, написанные специально для неё. Лёжа по ночам с фонариком под одеялом, он непременно посвящал ей те или иные строки, пока на соседских койках отдыхали его сослуживцы.
Вот и теперь, остановив задорно Соню, разносившую на подносах ужин, он, косясь на товарищей озорным взглядом, выдал в пространство столовой:
- Сонечка, свет очей моих! Раз уж мне не суждено отсидеть на «губе» за своё дерзкое поведение, позволь, так сказать, прочесть тебе то, что успел написать накануне ночью.
Соня ахнула и зарделась густым румянцем, едва не уронив поднос на колени вновь пришедшему пилоту. Все весело рассмеялись, а Серов меж тем начал:
- «Баллада о верности»!
Он многозначительно обвёл притихших товарищей взглядом, давая понять, что сие творение будет полностью посвящено своей избраннице. Девушка села на скамью рядом с пилотами, сложила натруженные руки на фартуке и приготовилась слушать. Все знали, что Серов писал недурные, но зачастую печальные стихи, от которых у Сони порою навертывались на глазах слёзы. Так, собственно, произошло и сейчас.
- Итак, - продолжил он…
«Сегодня ночью мне приснился сон.
Зима. И от мороза стыли вены. Шёл белый снег как никогда.
И слёзы превращались в капли пены, и падали на снег кусками льда.
У старого заброшенного храма, что в городе на площади стоял,
Старик замерзший на снегу лежал, средь мусора и брошенного хлама.
И колокол церковный наверху молчал.
И там же, у замерзшего старца слепая бабушка прижалась у калитки,
А ветер с измождённого лица, в предчувствии уж скорого конца, срывал ей шарф от слёз солёных липкий.
Мне снился сон:
Она крестилась, стоя у ворот. Голодная – просила хлеб в надежде.
И в порванной поношенной одежде, прикрыв дрожащею рукою рот, пыталась плач свой подавить как прежде.
Мне снилось, как под шум колёс, слепая руку навесу держала. Рука от старости и холода дрожала:
Она ждала, чтоб кто-нибудь поднёс…
Да нет. Лишь только кошка рядом пробежала.
Отчаявшись, она легла у тела и обняла уже холодный труп.
Толпа, собравшись, быстро поредела…
И тихо разошлась: кому какое дело? – приедет «скорая» и в морг их увезут.
Всю ночь лежала и совсем остыла заброшенная пара на снегу.
И девушка, что проходила мимо, с тоскою в сердце камень положила – я это в памяти надолго сберегу.
Да будет так! Да будет им достойная могила!»
…Серов помедлил немного. В столовой стояла благоговейная тишина. Затем закончил:
«Такой вот сон.
Забытая тоска холодной болью сердце поглощала.
На месте поутру толпа уже скучала.
И только старая могильная доска об этом сне печально возвещала».
…Он умолк.
Соня, всхлипнув, бросилась к нему на шею. Послышались грустные вздохи сидевших рядом пилотов.
