- Да! Есть! Только, увы, не про мою честь! Я ведь только на них и надеялась! Только упованием на них и жила! А теперь все! Все!! Все!!!
- Но…
- Не перебивай! Да я прекрасно понимаю, что грешна. Маме своей, да и твоей тоже грубила. Отца, когда он выпивал, любя - ненавидела. Было время – осуждала всех, кого не лень. Спасибо, ты, показав дневник отца Тихона, раз и навсегда отучил от этой привычки.[27] Тебя вон как однажды обидела. И, конечно, достойна наказания. Но не до такой же степени! Не так жестоко!!!
- Леночка, ну, значит, у тебя такой крест. Господь никому и никогда не дает его выше сил человека!
- А если у меня уже нет сил нести его?
- Тогда опирайся на мое плечо. Крепче, слышишь!
- Слышу. Спасибо тебе, Стасик. Только если бы еще и… видеть!
6
Сначала на карте схеме стали появляться проталины…
Желая отвлечь Лену от продолжавшего одолевать ее отчаяния и мучительных мыслей, Стас стал чаще пересказывать ей свой роман.
Это действительно помогало.
Окунаясь в события почти двухтысячелетней давности, Лена хоть ненадолго становилась другой.
По-детски восприимчивой.
Доверчивой.
Боящейся пропустить хотя бы одно слово…
Только любой шорох со стороны детской кроватки или призывный голос Тиши, мог отвлечь ее в это время.
К тому же, эти рассказы имели и чисто практическое значение.
Точнее, важное подспорье для поддержания расползавшегося по всем швам семейного бюджета.
Сергей Сергеевич по-прежнему помогал Стасу с Леной.
Но — уже не так как раньше.
Мама ни с того ни с сего затеяла большой ремонт в квартире, да еще и с покупкой дорогой мебели.
И он уже не мог выделять сыну значительную часть своих премий и зарплаты.
Извиняюще улыбаясь, давал совсем немного.
Чего хватало едва на два-три дня…
И неизменно обещал привезти в следующий раз побольше.
О устройстве на работу, хотя хозяин антикварного магазина настойчиво звал вернуться, не было и речи.
Стас был так напуган тем, что произошло с Леной во время его отсутствия, что теперь, опасаясь уже за нее с сыном, если уходил даже в ближайший магазин, просил соседку побыть у них дома.
Мусорное ведро и то он выбегал на улицу выбрасывать, когда приходила она или Зоя.
Денег больше брать было неоткуда.
И на карте схеме сначала стали появляться проталины.
Потом, незаметно, словно невидимой косой выкосило все южное побережье Эвксинского Понта.
Включая Македонию и Фракию…
Опустошительный набег, на который не был способен даже Александр Македонский, был произведен на Северное Причерноморье[28].
В Малой Азии теперь можно было увидеть одни только многочисленные названия городов и царств.
То же самое стало и с Древней Иудеей…
Оставалась самая избранная — некоторые экземпляры на зависть самых крупных музеев мира — часть коллекции.
Отдавать любимые монеты было невероятно жаль.
И Стас, желая спасти их, попытался продать свой мобильный телефон.
Он купил его, как говорится «по случаю» во время его давней поездки на олимпиаду в Испании.
Это было чудо электронной техники, причем, ручной работы.
Из очень дорогих материалов.
Сделанное для заказчика – нового русского, который в последний момент передумал его приобретать, так как он показался ему слишком простым на вид и чересчур сложным в эксплуатации.
Хотя на самом деле — если только изучить и привыкнуть, все в нем было до смешного просто!
А дизайн — самого высокого вкуса.
Многие из сокурсников и знакомых — даже хозяин магазина! — с завистью глядели на этот телефон.
Поражались его возможностям.
Те, что побогаче — предлагали за него любые деньги.
Но тогда они были ему не нужны.
А теперь, когда позарез понадобились —все как один… отказались!
То ли время ушло, и телефон слегка устарел.
То ли успели приобрести себе другие.
Но все равно это было невероятно.
Потому что, в конце концов, Стас отдавал его почти за бесценок.
И все равно не взяли!
Чудеса, да и только!
По-прежнему, словно старые верные друзья, его выручали оставшиеся монеты.
Причем, чем дольше он рассказывал вечером Лене, становящиеся все драматичнее истории про Апостола, Юния, Элию, Януса, Ахилла, тем больше монет наутро становились «отработанными».
И он, пригласив соседку домой, мчался с ними на метро к безотказному Владимиру Всеволодовичу.
А затем – радостный - возвращался домой с полными пакетами продуктов и … погремушками и одеждой для Тиши!
Закончилось это все тем, что однажды на карте схеме осталась лежать лишь пара небольших монет.
Два денария.
Великолепный, в свое время лучший в стране – Тиберия.
И истертый до невозможности, практически не имеющий уже никакой ценности даже для начинающего нумизмата - Нерона.
Но вот что интересно, именно этот денарий и выручал его в последнее время.
Ведь он мог ходить где угодно.
И в Риме, и в Иудее, и в Северном Причерноморье, и в Малой Азии, и в Греции…
И Стас то и дело перемещал его по карте.
До тех пор, пока не остановился на маленьком городке Эллады, между Афинами и Коринфом…
7
Посередине площади высился большой крест…
… Осень — зима — лето…
Снова лето — осень — зима…
Весна каждый раз была такая короткая, что будто ее и не бывало.
Несколько лет прошли для Ахилла, как в каком-то непонятном, то приятном, так что не хочешь проснуться, то в ужасном — скорей бы прийти в себя! — сне.
Теперь у него было все: огромный новый дворец, роскошная вилла за городом, где здоровый и чистый воздух, бесчисленные деньги, десятки, сотни рабов…
И… словно не было ничего.
Без Ириды…
Он даже не ожидал, что она с детьми так много значит для него.
Увы!
Ее по-прежнему категорически не разрешал перевозить из Синопы в Рим Мурена, и единственным для Ахилла утешением были нежные, длинные письма жене…
К тому же последняя встреча с Юнием и такая стойкая готовность к смерти брата, которого он всегда знал, как неисправимого весельчака и жизнелюбца, и сама смерть — никак не давали ему покоя…
А вдруг хотя бы допустить, что он прав?
Не мог же ведь он ни с того, ни с сего оставить любимую жену, сына-младенца и пойти на пытки и такую страшную казнь…
Что-то же за всем этим стояло!
Или… действительно Кто-то?
То есть, его Бог?
Никто в Риме, после гонения на христиан, особенно Мурена, не мог дать ему ответ на этот вопрос…
Да и тому было вовсе не до того.
Как паук он продолжал плести свои сети.
Ставил их, где только мог.
Но главная, как оказалось, была рядом с домом Ахилла.
Однажды сенатор внезапно пришел поздно ночью.
Он тщательно проверил, крепко ли заперты все двери, не подслушивает ли кто из прислуги.
И, даже несмотря на такую предосторожность, прошептал:
— Ну вот, мой мальчик, пришел наконец-то и твой час! Слушай меня внимательно… Дни цезаря сочтены!
— Что? Нерон — болен?!
— Тс-сс! О-о, он больше, чем болен! А впрочем, чего бояться? - перешел на обычный голос Мурена, – Теперь об этом говорят во всеуслышанье все! Даже рабы! Римский народ может простить ему все: казни, гонения, доносчиков, даже то, что, по сплетням, он женился на мальчике Споре и вышел замуж за мужчину. Но никогда не простит того, что их император вышел с кифарой, как жалкий артист на сцену! А теперь, главное – судя по всему, а ты верь, верь моему чутью, власть скоро перейдет к одному из военачальников, к какому-нибудь легату. Ибо слово «император» происходит не от имени Нерон, как думают теперь только глупцы, а от слова «империй», то есть – войско! Ты… внимательно слушаешь меня?
— Да! – недоуменно кивнул Ахилл. — Только не понимаю, причем тут я?
