Всю мою жизнь меня учили искусству обмана, тренировали понимать недосказанное. Но сейчас я совершенно не могу понять Лилу.
За ужином Мина клянется, что никто из знакомых не стал бы ее шантажировать. В Уоллингфорде ее никогда не дразнили, никогда не смеялись за ее спиной. Она отлично ладит со всеми без исключения.
Пока она отвечает на мои вопросы, мы сидим рядом и неспешно едим жареную курицу с картошкой. Жду, когда же появится Сэм — но он так и не появляется. Лила тоже не приходит на ужин.
Стоит мне поднажать, как Мина тут же рассказывает, что ее бывший парень не учится в Уоллингфорде. Вроде бы, его зовут Джей Смит, он ходит в государственную школу, но она не знает, в какую именно. Они познакомились в торговом центре, но она не помнит, в каком. У него очень строгие родители, и потому она ни разу не бывала у него дома. После разрыва она стерла его номер.
Куда ни кинь, везде тупик.
Можно подумать, Мина не хочет, чтобы я кого-то заподозрил. Можно подумать, не желает, чтобы я провел расследование, хотя сама же об этом попросила.
Можно подумать, она уже знает, кто ее шантажирует. Но что-то не сходится. Если бы знала, не стала бы впутывать в это дело меня.
Когда я встаю из-за стола, Мина обнимает меня и говорит, что я самый классный парень в мире. Конечно, на самом деле она так не считает, и, скорее всего, говорит так не из добрых побуждений, но все равно приятно.
Вернувшись в комнату, застаю Сэма лежащим на кровати с наушниками на голове. Так он и лежит, хотя давно пора делать домашку, и тихо посапывает в одеяло. Спит, даже не раздевшись.
В среду он почти не говорит и почти не ест. Берет еду в столовой, а на мои отчаянные попытки рассмешить отвечает ворчанием. Потом вижу его на перемене, и вид у него потерянный.
В четверг он пытается поговорить с Даникой, внезапно бросившись вслед за нею после завтрака. Иду за ними; живот сжимается от дурных предчувствий. Небо затянуто облаками, холодно — не удивлюсь, если пойдет не дождь, а снег. Уоллингфорд кажется выцветшим, серым. Некоторое время Сэм и Даника стоят вместе, и я уже думаю, что Сэму дали шанс. Но потом Даника круто разворачивается и шагает в сторону Академического центра; косички мотаются по ее спине.
Кто? — Кричит Сэм ей вслед. — Просто скажи, кто он. Скажи, чем он лучше меня!
Зря я тебе сказала! — Визжит в ответ Даника.
Все кругом стремятся поставить на то, кто же этот таинственный парень, но никто не отваживается высказать свои догадки Сэму. Он с потерянным видом, как безумный, бродит по школе. Тогда желающие сделать ставки приходят ко мне, и я очень рад, что уже прикрыл свой бизнес.
К пятнице уже настолько обеспокоен, что заставляю Сэма пойти со мной. Оставляю свой «Бенц» в Уоллингфорде, и мы едем к старому дому моей матери в катафалке Сэма, работающем на растительном масле. Подъезжая к крыльцу, замечаю, что у дома уже припаркована машина. Дед приехал в гости.
Вхожу в дом; Сэм следом за мной. Дверь не заперта, слышится гул посудомойки. Дед стоит за разделочным столом и нарезает картошку и лук. Он снял перчатки, и черные обрубки на месте пальцев сразу же бросаются в глаза. Четыре пальца, четыре убийства. Он — мастер смерти.
Одно из этих убийств спасло мне жизнь.
Дед поднимает глаза.
Сэм Ю, верно? — Спрашивает он. — Сосед по комнате.
Сэм кивает.
Ты приехал из Кэрни,
говорю я. — И готовишь ужин. Что происходит? Как ты узнал, что я приеду сюда на выходные?
А я и не знал. О твоей матери что-нибудь слышно? — Спрашивает дед.
Не знаю, что и ответить.
Он фыркает. — Так я и думал. Не хочу, чтобы ты вмешивался в ее грязные делишки. — Он кивает на Сэма:
Парень умеет хранить секреты?
В данный момент он хранит почти все мои,
отвечаю я.
Почти все? — Уголок губ Сэма слегка приподнимается. Это самое близкое подобие улыбки, которое я видел за последние дни.
Тогда слушайте. Кассель, я знаю, она твоя мать, но ты ей ничем не поможешь. Шандра вляпалась по самые уши. Пусть сама и выпутывается. Понял меня?
Киваю.
Только не надо мне поддакивать, если не согласен,
говорит дед.
Я ничего такого и не делаю. Просто хочу попробовать найти одну вещь, которую она потеряла,
отвечаю я, косясь на Сэма.
Которую она украла,
говорит дед.
Украла у губернатора Паттона? — Сэм потрясен до глубины души.
Хотел бы я, чтобы ей стоило опасаться только этого идиота,
дед снова принимается резать овощи. — Посидите пока. Я готовлю бифштексы. На троих хватит с лихвой.
Качаю головой, иду в гостиную и бросаю рюкзак возле дивана. Сэм следует за мной.
В чем дело? — Спрашивает он. — О чем это он?
Мама кое-что украла и пыталась продать хозяину подделку. — Пожалуй, лучше объяснить попроще. Подробности только запутают дело. Сэм знает, что отец Лилы — босс мафии, но вряд ли понимает, что кто-то из родителей может быть смертельно опасным. — Этот тип жаждет получить оригинал, но мама не помнит, куда его подевала.
Сэм медленно кивает. — По крайней мере, с нею все в порядке. В бегах, наверное, но жива.
Ага,
я сам не очень в этом уверен.
До меня доносится запах лука, брошенного в кипящее масло на сковороде. Рот наполняется слюной.
Ну и дерьмовая у тебя семейка,
говорит Сэм. — До такого дерьма другим расти и расти.
Эти слова заставляют меня рассмеяться. — Моя семейка — сборище психов, до которых другим психам расти и расти. Раз уж о ней зашла речь, деда можешь не смущаться. Сегодня будем делать все, что душе угодно. Сбежим в стриптиз-бар. Посмотрим порнушку. Пригласим девушек по вызову. Сгоняем в Атлантик-Сити и просадим все деньги в рамми. Только скажи.
А в Атлантик-Сити играют в рамми?
Скорее всего, нет,
признаю я. — Но там наверняка сыщутся ребятки, которые охотно перекинутся с нами в картишки и оставят без гроша.
Напиться хочу — в стельку,
мечтательно говорит Сэм. — Так, чтоб забыть не только сегодняшний день, а как бы даже последние полгода.
При этом я вспоминаю Баррона с его заклятьями памяти, и мне становится не по себе. Интересно, сколько бы сейчас заплатил Сэм, чтобы с ним такое проделали. Чтобы забыть Данику. Чтобы забыть, что он ее любил.
Или чтобы заставить ее забыть о том, что она его разлюбила.
Точно так же, как по просьбе Филипа Баррон заставлял Мауру — жену Филипа — забыть о том, что она хочет уйти от мужа. Но ничего не вышло. Они снова и снова начинали ссориться, и она охладевала к Филипу точно так же, как и в прошлый раз. Снова и снова. Пока не застрелила его.
Кассель? — Сэм трясет меня за плечо. — Есть кто на связи, прием?
В столовой всегда был бар. Вряд ли кто-то его трогал с тех пор, как папа умер, а маму посадили в тюрьму. Путь к нему преграждали такие завалы, что мне с трудом удалось до него добраться. Я нашел в его дальнем углу пару бутылок вина, пару бутылок с жидкостью бурого цвета и этикетками, которые я не смог разобрать, а в ближнем — еще несколько, поновее. Горлышки бутылок покрыты пылью. Беру все это и выставляю в ряд на столе.
А что такое «Арманьяк»? — Кричу я Сэму.
Отличный коньяк,
отзывается дедушка из кухни. Чуть погодя он заглядывает в столовую. — А это еще что?
Мамина выпивка,
отвечаю я.
Дед берет одну из бутылок и изучает этикетку. Потом переворачивает. — Осадка много. Одно из двух: или ты такого вина еще не пробовал, или это просто уксус.
В результате мы имеем три бутылки возможно скисшего вина, «Арманьяк», почти полную бутыль виски, грушевую настойку с плавающими в ней бледными шариками плодов и целый ящик «Кампари»
ярко-красного, пахнущего микстурой от кашля.
Мы садимся ужинать, и дед открывает все три бутылки вина. Наливает в стакан из первой. Вино темно-янтарного цвета, почти как виски.
Дед качает головой:
Скисло. Выбрасывай.
Может, хотя бы попробуем? — Интересуюсь я.
Сэм боязливо косится на деда — словно бы ожидает выговора за наш набег на бар. Не считаю нужным ему сообщать, что большинство моих знакомых расходятся с законом во мнении по поводу того, с какого возраста можно пить. Сэм мог бы и сам припомнить поминки Филипа.
Дед смеется:
Пробуй, если хочешь, только смотри, не пожалей. Оно скорее для бензобака сгодится, чем для желудка.
Верю ему на слово.
Вино из следующей бутылки черное, почти как чернила. Дед отпивает глоточек и расплывается в улыбке. — Ну вот. Ребята, приготовьтесь смаковать. И не вздумайте выпивать залпом!
В глянцевых журналах, которые читает мама, когда выбирает мужчин, вкус вин расписывают так, что их и пить-то не хочется: масло, свежескошенная трава, овес. Такие описания всегда меня смешили, но у этого вина и правда вкус слив и черного перца, с изысканной горчинкой, которую ощущаешь всем ртом.