что все еще болела. Антон же пожал плечами, сказал:
— Его посчитали предателем. Он обещал помочь главе, но исчез. Причем не просто исчез, а…
После этих слов Антон бросил взгляд на отца, а потом тоже махнул рукой.
— Теперь уже неважно. Главное то, что с Толстыми нам с тех пор не по пути…
— Да пусть эти твари удавятся! — процедил Егор Авдеич. — После стольких лет… из-за какой-то цацки…
— Цацки?
— Неважно!
Хм…
— То, что тело нашлось — хорошо, — проговорил Антон тем временем. — Спасибо, что приехал. Мы его, конечно, заберем и похороним здесь, на семейном кладбище. В остальном, нам это вряд ли что-то даст. И…
— …денег тоже нет, так что отблагодарить не сможем!
Последнюю фразу сказал Егор Авдеич, хмуро уставившись после этого в свою кружку.
— Па! Да е мое! — воскликнул Антон тут же. — Ты, с людьми вообще разговаривать разучился?!
— А я что, не прав?!
Тяжело вздохнув, Антон перевел взгляд с отца на меня.
— Я прошу прощения, — сказал мужчина.
— Ничего, я понимаю, — ответил я.
Кивнув, он продолжил:
— Денег, мы, конечно, не предлагаем. И не потому, что их нет, хотя это и правда. Но мы благодарны. Будет нужна помощь — можешь рассчитывать. Правда, не так уж и много мы можем после всех этих лет. Накладное это дело — с Толстыми враждовать.
Выслушал я его слова молча. Поморщился даже чуть — хотел ведь себе оставить… — а после, больше себя не накручивая, стянул со спинки стула свой рюкзак, открыл и без слов выложил на стол то, что привез.
— Это…
— Печать Титана! — воскликнул Егор Авдеич.
Его рука тут же дернулась к пластинке реликта, но встретившись с моим взглядом, он замер. В выражении его лица проступило уже не раздражение, а ненависть. Не сказать, чтобы на меня, но… угрозу я ощутил.
— Она наша! — прохрипел он. — На… кха… — его голос сбился, он закашлялся. — Наша!
— Погоди, — младший Туров выглядел не менее пораженным. — Ты увере…
— Да! — крикнул старик. — Я много раз с ней тренировался! Это она! Где ты ее взял?!
Его взгляд впился в меня… но я не отвечал — ждал. И ситуация, надо сказать, выглядела не такой уж безопасной. Если Антона я ощущал третьим рангом, то старшего Турова… полноценным четвертым. И если помножить его силу на эмоции…
— Подожди, — Антон бросил взгляд на меня, потом повернулся к отцу. — Давай успокоимся…
— Успокоимся?! Она по всем законам наша! По всем!
Антон после этих слов нахмурился. И довольно долго молчал. Взгляд Егора Авдеича все это время не отрывался от реликта.
— Зачем ты его принес? — посмотрев на меня, спросил Антон.
Мысленно я кивнул сам себе. В отличие от отца, он явно понял, что я вовсе не обязан был приходить к ним.
— Хотел вам отдать, — ответил я просто.
Егор Адеич, как раз в этот момент открывший рот, чтобы что-то сказать, резко его захлопнул. Антон же посмотрел на меня… с сомнением.
— Ты знаешь что это?
— Примерно, — ответил я.
— А то, что цена на такую вещь начинается, как минимум, с десяти миллионов, тоже знаешь?
Э-э… сказать по правде, я думал о миллионе-двух…
— Видимо, нет, — проговорил Антон.
Пару секунд он еще молчал, потом бросил взгляд за отца.
— Нам не чем отплатить за это.
— Но по закону…
— Не чем.
Последние слова прозвучали словно приговор. И Егор Авдеич вдруг как-то сдулся, кажется, даже уменьшился в размерах. И — уж не знаю скольких сил ему это стоило — отвел взгляд от реликта.
Антон же продолжил прямо смотреть на меня. Без стеснения, без сомнений.
Скажу честно, на меня это произвело впечатление. Подобное достоинство я прежде видел лишь в Лао… до тех пор, пока в нем не усомнился…
В задницу! Сейчас не о китайце речь!
В любом случае, плата, которую я взял на себя на «Ферме», не требовала от меня ничего подобного. И когда я ехал сюда, к Туровым, я этого не планировал, но чуть подумав…
— Реликт ваш, — сказал я. — Без обязательств.
— Это так не работает, — чуть нахмурился Антон.
— Без обязательств сейчас, — уточнил я. — В будущем, если возможность появится, отплатите. И не надо отказываться. Для меня это тоже непростое решение, если что.
— Это… очень важно для нас, — проговорил мужчина. — Отплатим чем с можем.
Пару мгновений он помедлил, потом, глядя на меня, протянул руку к реликту… Я кивнул. И тогда он уж взял его со стола. Какое-то время рассматривал, потом передал отцу.
Егор Авдеич же, кажется, был до такой степени сбит с толка, что не сразу поверил своему счастью. Несколько минут он просто вертел в руках пластину — я ощущал как его Водяной резервуар контактировал с ней — и только после поднял от нее взгляд. Посмотрел сначала на сына, потом на меня:
— Может… по рюмашке?
***
Сам я «по рюмашке» не стал, но компанию Туровым составил. И уже ночью — на пути обратно в Амшель — думал, что съездил в итоге очень даже не зря. Реликт, конечно, было жалко, но во-первых, отдав его я ощутил довольно приличное уменьшение платы за победу над Садовником — скоро это долг должен был быть полностью закрыт. Во-вторых, старый род грандов, к тому же еще и обязанный тебе, оказался настоящим кладезем полезной информации.
Чуть подпив, Егор Авдеич довольно подробно рассказал о нынешней ситуации Туровых, которая была… не завидной. Формально их род все еще обладал социальным статусом правителя (6), но на деле они уже слабо ему соответствовали. Доходных бизнесов у рода не осталось, с большинством семей Слуг тоже пришлось расстаться. По сути, осталось у них только…
— Имение и охотницкая честь! — провозгласил Егор Авдеич с легкой торжественностью. А после добавил, уже куда менее радостно. — Ну и долги, конечно…
Возвращение реликта, как выяснилось, тоже особо ничего не меняло. По крайней мере, в отношениях с Толстыми.
— Ну уж хер! — Егор Авдеич даже вспылил, когда я упомянул об этой возможности. — Не будем мы с ними мириться! Не после всего, что было!
— Про Печать сейчас нам вообще лучше молчать, — проговорил с серьезным видом Антон. — Толстые ведь могут и…
— Она наша!
— Наша. Но мы не в том положении.
— Они могут напасть? — спросил я.
— Не открыто, — покачал головой Антон. — Им император не позволит. Но пакостить начнут сильнее, это точно. Юристов натравят. Потому лучше всего будет использовать Печать по-другому. С ней я буду крепким четвертым рангом…
— Это ты чего удумал, малец? — в интонации Егора Авдеича непреклонность вдруг сменилась тревогой.
— Выхода другого
