безразличия и бледности веет лунным холодом.
Тоненькая, она держится прямо в придворном
платье времен Людовика XV и больше похожа на
нимф Приматиччо *, чем на изнеженные создания
«Отплытия на остров Киферу» *: несколько старо
модная манера провинциального художника уда
ляет ее от нас во времени. Что скрывает это лицо,
какие образы запечатлелись в больших светлых,
чуть косящих глазах? Не будем пытаться угадать.
Нам известно только, что она вышла замуж за
Бисваля де Бриарда и умерла в возрасте сорока
шести лет.
* * *
Семейное предание гласит, что мой предок
Ясент де Гёс и его жена Каролина д'Айи завещали
похоронить себя рядом с алтарем в ипрском собо
ре, причем как можно ближе к центральной плите,
на ней стоит только дата, и указывает она могилу
епископа Янсена или Янсения. Таким образом, со
храняя анонимность, удалось не нарушить запреты
Рима и выразить уважение к высокочтимому пре
лату. Действительно, люди в своем тщеславии всег
да считали центральную часть нефа самым
почетным местом для гниения: Ясент де Гёс, пожа
луй, этим только и руководствовался. Следует за
метить, что в этом крае образованием юношей
занимались только иезуиты: их ученики, за исклю
чением нескольких сумасбродов, не слишком-то
увлекались янсенизмом *. От драмы изгнания до
83
6*
мрачного фарса с излечением страдающих кон
вульсиями посмертная судьба епископа Ипрского
связана главным образом с Парижем, хотя громы и
молнии против него мечут из Рима. Тем не менее в
глазах набожных фландрских и других христиан
янсенисты с их суровостью, с презрением к свое
му веку, с полным, почти агрессивным неприятием
компромиссов являлись живым воплощением пре
следуемого христианства героических времен его
истории. В секретном письме, посланном из Брюс
селя Ж а н у Расину, Антуан Арно * рекомендует по
эту, а точнее, королевскому историографу, другого
моего предка, на сей раз по материнской линии,
Луи де Картье, «истинного христианина», опасав
шегося, как бы его красивый особняк в Льеже и
загородный дом возле Ахена не разграбили фран
цузские солдаты. Словечко, брошенное Расином
маршалу Люксембургскому, могло бы оказаться
кстати. Между прочим, де Картье был примерным
католиком, послушным сыном церкви, приходский
священник превозносил его до небес. Это не поме
шало ему, как и многим другим, в узком кругу быть
янсенистом.
В 1 9 2 9 году я продала одному парижскому ан
тиквару изображение тонкорукого Христа, достав
шееся мне от отца. Серебряное тело Спасителя
хранилось на дне шкафа и совсем почернело. Оно
едва выделялось на фоне эбенового креста, на ко
тором было распято. «Тебя облапошили, детка
моя», — сказал мне сводный брат, узнав цену сдел
ки. Но традиция, кстати, ошибочно связывающая
эти фламандские распятия XVII века с янсениз-
84
мом, превратила для меня эту обычную и одновре
менно мрачную безделушку в один из тех предме
тов, от которых хочется поскорее избавиться. Я
у ж е писала раньше, насколько идея предопределе
ния свыше вроде бы согласуется с фактами, кото
рые мы наблюдаем в нашем ограниченном во
времени мире: с самого начала противореча пред
ставлениям о справедливости, она становится по
просту возмутительной, стоит только связать ее с
понятием Бога-Провидения, главным свойством
которого должна была бы быть доброта. Как могла
бы я принять представление о Боге, умирающем не
ради всех людей, когда я не приемлю представле
ния о Боге, который умирает только ради них? Ни
жалость, ни любовь не истекали из его чеканных
ран. Это распятие было свидетелем только агоний,
когда душевный и физический трепет торжество
вал над спокойствием.
Но суровые последователи янсенизма в описы
ваемой мною среде всегда были лишь уважаемым
меньшинством. Большая часть паствы принадле
жала к породе, предъявлявшей к себе не столь
высокие требования. Она состояла из многочис
ленных разновидностей: от непроходимых скепти
ков, которые засыпают во время проповеди и
потихонечку подсмеиваются над святой Кунегун-
дой и святым Кюкюфеном *, но умирают, получив
последнее миропомазание, исповедовавшись и
причастившись — отчасти чтобы не нарушать обы
чаев, отчасти чтобы застраховаться на всякий слу
чай, до изнеженного христианина времен
Контрреформации, который от звуков церковной
85
музыки погружается в состояние приятного оту
пения, по пятницам устраивает замечательные по
стные обеды и оставляет приходу сумму денег,
которой хватит до скончания веков, чтобы празд
новать по нему поминальные мессы. Совет, дан
ный антверпенцем Плантеном в его знаменитом
сонете, — «Читать молитвы, выращивая сливы» —
представлял для богачей идеальное сочетание на
божности и благоразумия.
Мне, конечно, известно, что на обтянутых крас
ным бархатом молитвенных скамеечках, случа
лось, преклоняли колена и настоящие святые. На
расстоянии они едва различимы. У «благочестивых
девиц», о которых часто говорится в семейных бу
магах, не было, как видно, ни должного размаха, ни
полета. Мария Тереза Бисваль, особа почтенного
возраста, обосновавшаяся в пристройке монасты
ря иезуитов, в 1 7 5 9 году оставила святым отцам
четыреста флоринов на украшение церкви и двести
флоринов — беднякам. Ее исповеднику, и только
ему одному, было поручено открыть ящики ее сек
ретера и сжечь все находящиеся там бумаги. Со
мнительно, чтобы речь шла о черновых набросках
трактата, посвященного молитвам. Скорее, это бы
ли старые любовные письма или переписка между
двумя подружками, изобиловавшая сплетнями об
их маленьком кружке.
* * *
Спустимся немного пониже, то есть ближе к
аду. В 1 6 5 9 году, в середине XVII века, который с
86
б ольшим правом, чем средневековье, может счи
таться временем расцвета демонологии, Пьер Бис-
валь и Ж а н Кленверк вместе с двадцатью пятью
коллегами приговаривают к пытке и выносят смер
тный приговор одному колдуну. Речь шла о некоем
Томасе Лотене, уроженце города Метерен, непо
далеку от Мон-Нуар. Этого Томаса обвиняли в том,
что он заколдовывал соседскую скотину и убил ре
бенка с помощью отравленных слив. Преступления
самые обычные: кажется, что даже в те времена,
когда Асмодей, Вельзевул, Астарот и сам их ко
роль Люцифер * были у всех на языке, они оказыва
лись способны на очень малое число злодеяний; к
тому же им недоставало фантазии, ибо по части
жестокости и разнообразия первенство остава
лось за людьми. Несмотря на то что вся деревня
выступала свидетелем обвинения, Томас не при
знавался. Часто воображают, что на процессах по
обвинению в колдовстве судьи демонстрировали
неслыханное суеверие или цинизм и что смертные
приговоры сыпались как из рога изобилия. На са
мом деле если уж не справедливость, то закон
ность соблюдалась. Следствие длилось два месяца.
Подобно тому как в наши дни духи мертвых, вызы
ваемые спиритами, обычно довольствуются тем,
что общаются через посредство медиума, так и ду
хи зла, которых простой смертный редко может
увидеть, предпочитали совершать преступления с
помощью одержимых и колдунов, что вызывало
необходимость прибегать к услугам заклинателя
или палача. Несмотря на обычный допрос, длив
шийся всего семь часов, мужлан устоял и продол-
87
жал молчать. Процесс затянулся бы, когда бы сча
стливая случайность не привела в Байёль по лич
ным делам палача из Дюнкерка. Этот служитель
закона похвалялся, что своею рукою отправил на
тот свет шестьсот колдунов и колдуний. Он попро
сил разрешения навестить заключенного, что ему
было тут же дозволено — все были просто счастли
вы довериться человеку искушенному.
Обследование, проведенное опытным мастером
своего дела, незамедлительно выявило на теле То
маса следы сделки с дьяволом — знаменитые не
чувствительные зоны, считающиеся в наше время
патологией, в них можно с легкостью втыкать игол
ки, не вызывая у испытуемого ни крика, ни дрожи.
Настоятельно возникала необходимость в допросе
с пристрастием. Несколько сломанных костей, не
сколько порванных вен, и Томас признался во
всем, чего от него ждали. Он принимал участие в
шабаше, беседовал там с дьяволом после того, как
