Доминик улыбнулся. Все шло так, как он задумал. Он уложит ее в постель, сделает так, что помолвка перестанет для нее что-либо значить, вернется с ней в Англию и сделает своей любовницей.
В следующий раз, как только представится возможность, Кэтрин не сможет остановить его. Как только она поймет, как много он может дать ей в постели, с остальным справиться будет легко.
Подул ветер, и Кэтрин поежилась от холода.
– Замерзла, любовь моя?
– Нет, – покачала головой Кэтрин. – Прохладно только в тени. Я пойду наброшу шаль и проведаю Меделу. Я обещала. Роды, наверное, уже кончились.
Гаджио заботится о цыганке! Невероятно! Ну что же, это говорит только о том, что извинения Кэтрин были искренними.
Доминик удовлетворенно улыбнулся. Кэтрин хотела его вне зависимости от того, кем он был. Все, игры кончились. Сегодня ночью она будет его.
Глава 9
Весь мир нам – дом;
Днем солнце греет нас,
А по ночам нам зажигают небо
Светильники луны и звезд.
И дорог нам столь сладостный удел.
Джордж Борроу
Доминик пошел поить и кормить лошадей, а Кэтрин отправилась проведать Меделу. Конь Доминика так и не вернулся, и цыган решил поискать его. Быть может, конь нашел поляну с вкусной травой и пасется неподалеку.
Кутаясь в шаль под прохладным ветерком, Кэтрин шла к повозке Меделы.
Возвращаясь с озера, Кэтрин и Доминик набрали хвороста. Сейчас внушительная охапка его лежала возле костра. Кэтрин уже знала, что все в порядке. Ставо, долговязый черноволосый парень, муж Меделы, сидел рядом с другими цыганами возле костра и, довольно улыбаясь, потягивал палинку. Его хлопали по плечам, смеялись, поздравляли. Кэтрин тоже сказали спасибо – за ее подарок Меделе, локон золотых волос.
– Маленькая гаджио принесла кушто башт – удачу, – сказал Ставо и добавил, обращаясь к Доминику: – Плохо, что она не принесла удачи тебе!
Ставо засмеялся, а Доминик нахмурился. Но тут же взял себя в руки и улыбнулся Ставо. «Будем считать, что это всего лишь дружеская шутка», – подумал Доминик.
– Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя, когда твое маленькое сокровище не будет давать тебе спать по ночам, – шутливо заметил он.
Мужчины засмеялись, стали опять хлопать Ставо по плечам.
– Вот уж мудрые слова, – заметил старый Джозеф, вытирая усы.
Доминик и Кэтрин вошли в палатку. Медела лежала на постели из овчины, малыш спал возле матери.
– Ты подарила Ставо красивого парня, – сказал Доминик. – Вы оба должны гордиться.
– Точно, красавец, – согласилась Кэтрин.
Младенец зашевелился и, приоткрыв ротик, стал вертеть маленькой головкой, ища материнский сосок.
Кэтрин хотела было выйти, чтобы не смущать мать, но женщина откинула одеяло, достала налитую молоком грудь и дала ребенку. Мальчик тут же ухватил ротиком сосок и стал жадно сосать.
Кэтрин почувствовала, что краснеет. Щеки запылали еще жарче, когда она увидела удивленный взгляд Доминика.
– Я думаю, нам пора уходить. Пусть Медела отдохнет, – сказала Кэтрин, стараясь скрыть смущение. – Я вернусь позже.
Доминик вышел следом за ней.
– Здесь нечего стесняться, Катрина. Что может быть естественнее матери, кормящей грудью своего малыша?
Кэтрин посмотрела на него и внезапно почувствовала себя глупо.
– Ты прав, конечно. Но у нас на это смотрят иначе.
– Конечно, иначе. И все же ты, кажется, начинаешь привыкать. Если так дело дальше пойдет, ты ко всему будешь относиться спокойно.
В словах его был явный намек, но Кэтрин сделала вид, что не поняла его. Вместе они подошли к костру. Кэтрин накинула шаль, а Доминик пошел искать коня.
Сейчас Ставо и Джозеф уже порядком набрались. Кэтрин улыбнулась, представив молодую мать и младенца, мирно спящих в палатке. Когда-нибудь и у нее, Кэтрин, будут дети. Мальчик или девочка. Или оба. Да, оба.
Кэтрин вспомнила себя девочкой. Вспомнила мать – высокую тонкую женщину, которая всегда была рядом, которая заботилась о ней. Вспомнила отца. Кэтрин знала, как много для него значили бы внуки. Что бы с ним было, если бы он узнал, какая беда приключилась с его девочкой. И тут же Кэтрин подумала о человеке, из-за которого она оказалась в таборе, из-за которого ей пришлось перенести столько боли и унижений.
Кто так жестоко поступил с ней? В тысячный раз задавала она себе тот же вопрос и в тысячный раз клялась выяснить правду и отомстить.
Кэтрин подбросила в костер дров. От горящих поленьев пахло сосновой смолой. Приподняв полог, она заглянула к молодой матери. Перса ушла, но Зинка все еще была рядом с Меделой.
– Как она? – спросила Кэтрин у цыганки.
– Прекрасно. И с малышом тоже все хорошо. Она назвала его Сали, так мы зовем смех. Твое колдовство – сильное, – добавила Зинка. – Не много найдется гаджио, которые стали бы помогать цыганке принести в мир еще одно дитя мрака. Мы благодарны тебе.
Дети мрака. Похоже, эти слова выражали печальную истину. Печальна участь цыганских детей. Печальна участь и этого крошечного младенца.
И все же они были счастливы. Их беззаботности можно было позавидовать. За что их так сильно ненавидят? Цыгане никогда не имели правительства, никогда не развязывали войн, никогда не покушались на чужие земли. Говорят, в этом мире свободны только те, кто выше закона, – знать, и те, кто вне закона, – цыгане.
– Я забегу завтра, – сказала Кэтрин. – Если вам что-нибудь понадобится, скажите мне.
Зинка улыбнулась, медленно подняла свое грузное тело, и серьги в ушах зазвенели.
– Хорошо. Спасибо, Катрина. Спокойной ночи.
Странно, как цыгане умудряются выживать в таких жутких условиях. Может, они и в самом деле обладают каким-то таинственным знанием, владеют искусством творить чудеса? Как бы то ни было, должно быть нечто, что помогает им жить и верить в лучшее уже не одну сотню лет.
– Спокойной ночи, Зинка.
Пока Кэтрин добрались до своей повозки, стемнело. Зажглись костры во всем таборе. Язычки пламени устремились в черное небо. Наступило то приятное время, когда дневные заботы уходят на второй план. Цыгане доставали скрипки. То тут, то там слышались смех и веселые голоса.
Женщины готовили ужин. В большинстве семей первыми ели мужчины, причем женщина старалась подавать им еду сзади, оставляя свободным пространство между мужчиной и костром. Женщина в таборе никогда не пройдет между двумя мужчинами, обязательно обойдет их сторонкой. Вначале Кэтрин трудно было принять эти правила, но постепенно она стала сама вести себя как все, даже не замечая этого.
Кэтрин была уже почти у повозки Доминика, как кто-то схватил ее сзади и зажал рукой рот. Кэтрин испуганно дернулась. Но ее отпустили. Девушка обернулась и увидела незнакомого мужчину. Он приложил к губам палец, жестом давая понять, чтобы она вела себя тихо.
– Что вам надо? – спросила Кэтрин по-французски, поняв, что перед ней крестьянин.
Мужчина был на две головы выше ее, сутул и очень худ. Лицо его, все изрытое оспой, было плоским и невыразительным.
– Мы пришли помочь вам, мадемуазель. В деревне знают, что вас держат пленницей цыгане, Мы пришли вас спасти.
Из-за деревьев вышел другой мужчина, Этот, наоборот, был слишком толст, Поверх домотканой рубахи на нем была кожаная безрукавка. Широкополая коричневая шляпа до половины закрывала лицо с отвислыми щеками и мясистым подбородком.
– Пойдемте, мадемуазель. Нам надо спешить, – сказал он, и крестьяне, с двух сторон подхватив Кэтрин пол руки, потащили ее за собой.
Что делать? Кэтрин переводила взгляд с одного мужчины на другого, лихорадочно соображая, можно ли им доверять. Вид у крестьян был неприятный: неряшливые, вонючие, они внушали куда меньше доверия, чем Доминик. И как-то нехорошо они на нее смотрели: во взглядах читалась скорее похоть, чем желание помочь.
Кэтрин вырвалась.
– Вас ввели в заблуждение, – сказала она. – Я здесь по собственному желанию. Мне не нужна ваша помощь.
Но толстяк грубо схватил ее и потащил за собой.
– Пойдем, пойдем, красотка. С нами ты будешь в безопасности.
Кэтрин испугалась по-настоящему.
– Пустите, – закричала она, упираясь ногами в землю, – я не хочу с вами!
– Придется пойти, англичаночка, – захихикал худой. – Поделись с нами тем, что ты давала этим грязным цыганам.
Кэтрин закричала изо всех сил, но толстый ударил ее по губам и, прижав к себе, закрыл ладонью рот. Кэтрин затошнило от мерзкого запаха. Рванувшись изо всех сил, она побежала, споткнулась, вскочила и помчалась вновь.
– Доминик! – кричала она. – Кто-нибудь, помогите!
Толстый нагнал ее, зажал рот, заломил ей руку за спину и потащил в лес.
– Думаешь, ее могут хватиться? – спросил у товарища худой, тревожно оглядываясь в сторону табора.
– Не из-за чего беспокоиться, Генри. Они слишком заняты, чтобы волноваться из-за какой-то англичанишки.
