В новом рецидиве идеократии (еще один маятник судьбы — между идеями и жизнью) РФ уже сопоставима с СССР: производство правильных мыслей и образов опять побеждает материю жизни.
У этого летального аппарата два крыла: в истории героический миф вытесняет из прошлого все неприглядное, бросающее тень на власть; в геостратегии легенды о благодеяниях и подвигах текущей внешней политики и высшей дипломатии важнее того, что мы реально творим на планете. У «электоральной идеократии» своя онтология: рейтинги виртуальной поддержки курса и власти в конечном счете здесь важнее рабочих показателей — развала производства, стагнации в экономике, технологического отставания, торгового дисбаланса, исчерпания золотовалютных резервов. Инфляция мозгов покрывает инфляцию денег; идеология и даже «реальная» политика работают как генератор потока приятных событий, но не изменений (новости вместо инноваций). Главная отрасль отечественной промышленности — индустрия восторга и лояльности.
Новейшая идеология в России сдвигается от ума и рацио к полюсу веры упорно и во всем. Государство демонстративно разворачивается от РАН к РПЦ симпатиями и деньгами. Дискредитация знания и культ оккультизма, унижение науки и поддержка церкви — все это не обращает народ в истинное православие (чего не было при графе Уварове и тем более не будет сейчас), но стремится сделать его истово верующим «во что скажут»: в вождя и его нечеловеческие совершенства, в миссию и мессию, в чудеса политики и явления пропаганды. Уверовавшая масса интеллектуально инертна и эмоционально возбудима; она не утруждается думать и не интересуется знать, но ее дико заводят страсти, картинки, образы и тропы, штампы, клише и ярлыки.
Это самообман, который с одинаковой готовностью принимают как те, кого обманывают, так и те, кто обманывает. В этом мороке в равной мере участвуют и власть, и идеологическая опричнина, и государев народ, и, что особенно занятно, «пятая колонна» политических супостатов — фронда и оппозиция. Побоище на поле истории и геополитики исключает привязку к тому, что в этих спорах сублимировано относительно «здесь и сейчас».
Причины такого согласия не просты и заслуживают отдельного анализа. Но важен результат: в этом особом космосе российского самосознания история помогает сбежать из своего времени, геополитика — из своего пространства.
Между прошлым и будущим исчезает настоящее страны, между Западом и Востоком пропадает сама Россия с ее, казалось бы, вполне понятными насущными потребностями и собственными бедами. Страна теряет себя в пустоте между победой в прошлой войне и поражением в будущей, еще не начатой модернизации, между Украиной и Сирией, Америкой и Китаем
Эта схема работает и по-своему эффективна. Памятник Ивану IV, поставленный почему-то не в Грозном, оправдывает историческую опричнину, но и уводит яростные полемики от нынешних опричных схем. Памятник князю в сердце Москвы помимо нулевой художественной ценности транслирует идею индульгенции (прощение преступлений и зверств за правильную веру), перехватывает и прячет размножение статуэток и бюстиков усатого кормчего. Истерия вокруг военных мифов уводит от понимания полной отвязанности нынешней мифологии, но и подспудно оправдывает ее отморозков, в сравнении с которыми корреспонденты «Красной звезды» времен Отечественной — скромные соцреалисты.
Точно так же нездоровая вовлеченность политики и масс в «глобальные процессы» одновременно и уводит от разрушения социальной ткани и инфраструктуры в собственной стране, и находит надвигающемуся коллапсу внешнее оправдание в виде внешнего врага и легитимации чрезвычайщины.
Но чем больше страна отвлекается на былое и внешнее от собственных проблем, тем более эти проблемы усугубляются, приближая коллапс. Этот по-своему сильный поток идейного окормления неотвратимо ведет страну сначала на пороги, потом к обрыву. «Тупик» — слишком мягко сказано в отношении этой идеологической и политэкономической стратегии.
Самоопределение страны распято на двух осях: «прошлое — будущее», «Запад — Восток». Маятник российского самосознания с образцовой регулярностью раскачивается между модерном и традиционализмом, апологией идеального проекта и культом славного прошлого. Те же колебания по линии европеизма и евразийства, западничества и азиатчины, вестернизации и ориентализма. Образуемый этими осями «крест» обрекает поиск российской идентичности на вечную муку
https://www.novayagazeta.ru/articles/2017/01/18/71186-emigratsiya-v-istoriyu
Игорь Аверкиев:”политический режим Владимира Путина обречён, как обречён всякий ПЕРЕХОДНЫЙ режим личной власти в стране, упёршейся в развилку очередного судьбоносного выбора. Ибо переходные режимы не приспособлены делать «судьбоносный выбор» — они всего лишь специалисты по выживанию. И существуют они лишь до тех пор, пока страна не нуждается в таком выборе, и потому, что ещё какое-то время изо всех сил оттягивают его.
Вопрос лишь в сроках «обречённости» путинского режима и в невозможности предсказать то конкретное событие, тот конкретный «исторический случай», который запустит его окончательный уход с российской сцены.
Обречён ли лично Владимир Владимирович? — вопрос открытый. Одно можно сказать наверняка: ВЛАДИМИР ПУТИН ТЕМ БОЛЬШЕ ИМЕЕТ ШАНСОВ НА ПОЗИТИВНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ КАРЬЕРЫ И СПОКОЙНУЮ СТАРОСТЬ, ЧЕМ БЫСТРЕЕ И КАТЕГОРИЧНЕЕ РАЗМЕЖУЕТСЯ С СОБСТВЕННЫМ РЕЖИМОМ. И, безусловно, Президент Путин будет пытаться различными способами осуществить это размежевание. «Операция «Преемник» — самая тщательно разрабатываемая и самая трудная в реализации операция путинского режима.
Как найти человека, который сможет обеспечить безопасность отошедшему от дел вождю и которого при этом не сожрут «соратники», узнав о его «избранности»? Опять подстраховывать его, сохраняя за собой роль теневого лидера, как при Дмитрии Медведеве? То есть опять — уходя, оставаться? То есть опять не решать главной проблемы — проблемы собственного своевременного ухода?
Об этом не говорят, но все, кому положено, помнят, чем закончил Аугусто Пиночет, хотя, казалось бы, всё так хорошо продумал со своим уходом — реально и для многих хорошо продумал.
Владимир Путин, конечно, не сгонял никого на стадионы, но, по сегодняшним меркам «политической допустимости», убийства Анны Политковской, Александра Литвиненко, Бориса Немцова, «Болотное дело» и тому подобные прискорбные факты — вполне достаточные для будущих горячих голов основания для уголовного преследования бывшего Президента, независимо от степени его личной причастности/непричастности к этим и другим эксцессам его правления (я уже не говорю о возможных политически мотивированных обвинениях в совершении разнообразных экономических преступлений «в составе организованной группы лиц»). Всё это не шутки при трезвом взгляде в будущее. И, кстати, при том же трезвом взгляде в будущее отношение к этим эксцессам — это ещё и повод для будущих компромиссов с будущими претендентами на российскую власть.
Сегодня быть Владимиром Путиным — это значит ежедневно быть человеком, не уверенным в своём будущем, в будущем своих родных и близких. Его изводит «проблема преемника» — плавного, без больших потерь, выхода из собственноручно сооружённого тупика. Избранные лидеры нынешних исторических демократий не заморачиваются такими экзистенциальными проблемами. Они знают, что с ними будет после окончания срока их полномочий — как минимум, ничего опасного для жизни, здоровья и свободы. А у Президента Путина даже срока окончания собственных полномочий нет, он сам должен его выверять и определять. Всё сам…
Измученный бесперспективностью своего положения внутри страны, Владимир Путин, вслед за так презираемым им Михаилом Горбачёвым, погружается в комплементарную для него внешнюю политику, в геополитическое самоутверждение на просторах планеты. Стремясь спрятать за внешнеполитическими фейерверками внутриполитическую безнадёгу, Владимиру Путину сегодня, как и Михаилу Горбачёву в своё время, более интересен и важен иностранный мир, чем российский.
Быть сегодня Владимиром Путиным — значит понимать, что эскалация борьбы с внешними и внутренними врагами вот-вот достигнет своих пределов, дальше которых риски становятся неимоверными. Вот-вот и следующим логическим шагом в борьбе с внешними врагами будет настоящая война или настоящий гостерроризм. Вот-вот и следующим логическим шагом в борьбе с внутренними врагами будут массовые посадки и диктатура. А это невозможно: за такими делами в наше время — только катастрофа. Но демонстрировать-то крутизну надо, за это его и ценят болельщики внутри страны и снаружи. В результате путинская радикальная политика — это политика замахов и угроз, которые принципиально не заканчиваются победами, а превращаются в застойные очаги тлеющих проблем, а сам Президент превращается в грозного говоруна, всё более суетящегося по поводу «мировых цен» на свою позицию? Российское присутствие на Украине и в Сирии и ответные российские санкции против Запада — классика в этом жанре: «что бы такое сделать, чтобы ничего серьёзного не делать?»; «как бы так фигурировать, чтобы окончательно не проиграть (иначе опасно: обидятся внутри) и окончательно не выиграть (иначе опасно: обидятся снаружи)?».
