поглядывая по сторонам. Эх, всегда так получается: когда что нужно, то всегда именно того и нет. В доме постоянно было молоко, стояло и кисло, никто его не пил. А сейчас, когда дедушке так хочется, молока и нет. Вот придёт вечером мама, обязательно надо попросить, чтобы дома всегда было молоко. Для дедушки и для него, Шера. Он тоже теперь будет пить молоко. Каждый день. Утром и вечером. Потому что это очень полезно.
— Ты когда-нибудь коров пас, сынок? — спросил неожиданно дедушка.
— Нет. Никогда.
Конечно же, не пас. Шер и видел-то корову только раз в жизни. Это когда они ехали автобусом на Ташкентское море. Какая-то девочка вдруг закричала, захлопала в ладоши: «Ой, смотрите, смотрите, настоящая корова!» Шер приник к окну: корова паслась на зелёном лугу, помахивая длинным хвостом. Она была совсем оранжевая под лучами восходящего солнца, рога у неё были загнутые кончиками внутрь.
— А я пас коров, — сказал дедушка, весело улыбаясь. — Когда даже младше тебя был. Но поначалу у нас не было своей коровы. У всех соседей была, а у нас нет. Я ужасно завидовал приятелям. Ведь они каждый вечер выходили за околицу и там ждали возвращения стада. Не было дня, чтобы я не приставал к отцу: «Купи мне корову, купи!» Купил бы, тогда и я стал бы вечерами встречать свою корову, пригонять домой. Или сам бы пас её. Отец всё обещал, что купит, говорил, что и сам давно думает об этом, вот только надо немного подкопить денег…
Шер слушал деда внимательно. Он хорошо понимал того, маленького дедушку. Ведь Шер тоже не раз приставал к папе: купи машину, купи велосипед, купи автомат. А папа отвечал: «Купим, сынок, вот денег накопим и купим. Или если вдруг премию дадут».
— И однажды отец засобирался в город, на базар, — продолжал дедушка, — навьючил два мешка пшеницы на верблюдицу, у самой калитки помолился и зашагал, приговаривая: «Чох-чох-чох!» Это он так верблюдицу погонял. Проснулся я на другой день, а отец уже дома. Смотрит на меня и смеётся. «Проморгал, — говорит, — ты свою корову. Пока спал, её уже в стадо погнали».
Я чуть не плакал от досады: так хотелось видеть нашу коровушку. И, понятное дело, весь день не знал, куда себя девать: с нетерпением ждал вечера, когда стадо пригонят с пастбища. Самым первым прибежал на место, где обычно ребята разбирали своих коров. Никого ещё не было. Да и солнце пока стояло довольно высоко. Пришлось и здесь ждать. Часа два. Наконец собрались и другие ребята. Они поглядывали на меня с уважением. Вот, мол, и у него теперь есть корова. А я был горд необыкновенно. Подошло стадо. Стою, разглядываю самых упитанных, красивых коров с туго налитым выменем. «Вот эта, наверно, моя? Или вон та?» Разглядываю, а сам жду, когда пастух скажет: «Забирай же свою корову, чего смотришь! Но он молчит, а я — стою. Стал даже думать, не подшутили ли надо мной? И тут вдруг пастух указывает своей крючковатой палкой на ту из коров, что плетётся в самом хвосте стада: «Забирай свои мощи, чего рот разеваешь?!» Подбегаю к корове, смотрю — какое-то коричнево-грязное чудище. Глаза слезятся, все рёбра торчат, и кажется, что у неё все кости так и гремят, стукаясь друг о дружку. Но этого мало, у неё к тому же хвоста нет. Только куцый обрубок какой-то торчит сзади. Я заплакал. Мне было жалко и себя и несчастную корову. Ведь теперь ребята житья мне не дадут. Засмеют до смерти. Погнал я корову в поле и просидел там до темноты. Мал был да глуп, не знал, что и за эту-то корову отец выложил все свои сбережения, продал на базаре почти весь годовой урожай пшеницы…
Шеру стало очень-очень жалко маленького дедушку. Конечно, нет ничего приятного, если все смеются над тобой и твоей коровой, все дразнятся. Шер это знает по себе. Подобрал он как-то на улице котёнка. Тот весь мокрый, дрожит и жалобно мяукает, озираясь по сторонам. А ребята тут как тут. Увидали у него в руках котёнка, запрыгали, закричали на все голоса: «Смотрите, какое у Шера чудище: хвост и кости, ни дать ни взять — кощей!»
Кому приятно такое слышать?! Но Шер всё равно принёс котёнка домой, вымыл его в ванной, напоил молоком, устроил на подстилке. А на другой день котёнок уже носился по дому как угорелый.
— Накормить надо было вашу корову, — произнёс Шер вслух. — Целый этой… травы мешок дать.
— Ты о чём, сынок?
— Да о корове вашей. Сразу бы поправилась и стала бы не такой страшной.
— А-а, — протянул дедушка. — Очень уж стара она была, сынок. И не могла уже поправляться. Но всё же молоком нашу семью обеспечивала голубушка. В голодный-то год она нас и спасла. И я уже больше не стеснялся, что рёбра у неё выпирают, да и ребята не смеялись. Они тоже всё понимали…
IV. ЗА ОДНУ ТАНЬГА…
Шер зашёл к деду с небольшой ярко-жёлтой дыней в руках. Услышав шаги, тот медленно открыл глаза, взглянул в лицо внука, потом на дыню. Губы деда тронула мягкая, ласковая улыбка.
— Кукча́. Предвестница дынного сезона, — проговорил он тихо. — Хороший сорт.
— Хотите, кусочек отрежу? — спросил Шер. Мальчик по-своему понял взгляд и слова деда. Откуда ему было знать, что дедушка, глядя на этот отсвечивающий золотом плод, видит своё далёкое детство?
— Хотите, отрежу? — повторил Шер.
Дедушка тихо покачал головой.
— Ешь сам, сынок. Мне она ни к чему.
— И вы тоже. Папа завтра ещё принесёт, — настаивал Шер.
— Не хочу, родной. Да и нельзя мне. А этих кукча и хан-даля́ков я поел много. Когда был маленьким.
— У вас росли дыни?
— Видимо-невидимо и разные-разные. Нежились в листьях, как камни в реке.
— Вот это да-а! — удивился Шер. — И большие тоже были? Вот такие? — Шер раскинул руки, чтобы показать какие, и чуть не уронил свою кукчу.
Дедушка сел на кровати и слегка подался вперёд.
— Иногда, чтобы сократить путь в школу, я шёл не по улице, а напрямик — через поле, мимо нашей бахчи. Не раз бывало: гляну на бахчу и ноги словно прирастают к земле. — Дедушка закрыл глаза, закусил губу и покачал головой, шутливо изображая, как он не мог равнодушно пройти мимо дынь, тех самых, что были, как камни в реке.
Шер засмеялся.
— И что потом?
— Потом? Потом я шёл от грядки к грядке, от дыни к дыне. И никак не мог остановиться: одна казалась краше,
