Причина была не во мне: это нас растворяла земля, на которую мы не подумав ступили. Здесь всё было не так, как-то странно. Природа и жизнь человека сплетались, легко растворяя границы. И жизнь не была первобытной: единой с природой была технология, с мощью космической эры живущая в каждой травинке, шуршащая ею, журчащая чуть рукотворным ручьём. Потянулся к воде и застыл, увидав незнакомцев, уютненький домик, и рябь перед ним замерла, будто чуя, как он удивился. Кокетливо скрылась беседка: её серебристые грани хихикнули в недрах листвы. Лишь опора на линии ЛЭП всё тянулась, желая попристальней нас разглядеть...
Только гавань возникла внезапно и резко. Она проявилась как вспышка в сознании, будто ты понял что это она - и она появилась. Причал представлял собой как бы обрывчик со встроенной - симбиотически встроенной! - сетью дорожек и лестниц. Когда мы уткнулись в причал, мы увидели улицу: лес прочертила стрела, но... какая-то нерукотворная, будто когда-то пробил себе просеку метеорит.
Я так захотел не скакать там с мушкетом и саблей, а просто гулять, наслаждаясь покоем, что чуть не впилился в стоящий у берега катер: надстройка от борта до борта, вместо палубы - рамка вкруг корпуса и несколько впадин-подножек. Немногие люки имели отверстия явно под ключ; по бокам, на корме, на носу и на крыше - какие-то трубы концами в дефлекторах...
Миша, мой плотник, присвистнул:
-- А катер военный: это не патрубки, это стволы.
-- Ты так думаешь?
-- У меня папа военный лётчик. На его самолёте такие же "патрубки" Грязева и Шипунова.
Вот и опять повезло: будь на нём экипаж - нам кранты!
"Галеон" уже был у причала, ребята бежали по лестницам, пробуя вырвать перила, паля в фонари. Идиоты. Вандалы.
На яхте, стоящей у пирса, возник пулемёт. Осыпая их диким количеством пуль из стволов-"пеппербокса", он вмиг отогнал их от яхт и грозил не пустить их ни в город, ни вновь к "Галеону". А нам сейчас лучше уйти: эти парни не будут дремать, как в том городе, где броненосцы. Приедут пяток пулемётчиков, так исстреляют - не то что за саблей тянуться, дышать будет больно!
Решив что палить в него точно не буду (и я иногда благороден), однако заставлю уйти, я открыл все порты, и пошёл к этой яхте.
Раздался хлопок. Обернувшись на звук, я увидел, что катер уже не привязан: канаты отстрелены и с диким визгом втянулись под пирс. Через долю секунды взревели моторы... а впрочем, они не взревели, а взвыли, как будто взлетал "Мессершмитт", и массивный, увешанный пушками катер стремительно встал на позицию залпа. Когда, и главное как развернулись орудия катера, я не заметил. Клинки из дымящихся трассеров жахнули в борт "Галеона", и споро, взяв каждый себе часть работы, отгрызли от борта изрядный кусок. "Галеон" содрогнулся... и рухнул под воду. Звенели и лопались стёкла, на палубе люки плясали, покуда вода не накрыла их, мачты всё шли вниз и шли. Вертикально. И быстро. Секунд через десять всё замерло: около пирса торчали лишь клотики.
Катер отпрыгнул назад, из бортов как шасси появились пилоны. Я в жизни не видел реданных торпед, Н-образных стволов, оребрённых как ствол ДШК объективов...
На пирс подкатили машины, почти все спортивные, низкие. Чуть развернулись, блокировав всё. Автоматы водителей, катер и тот пулемёт что на яхте - все целились в нас, но стрельба прекратилась.
"Задраить порты", приказал я, но понял: они все задраены. Злить видом пушек того кто настолько сильнее - остаться тут как "Галеон". Брошен линь. Не стреляют. Ещё один... На берегу ухватились и потянули нас так, что затрещали канаты. Как только наш борт ткнулся в берег, ребята рванули на палубу.
Мы уходили, не слыша ни криков "Ура!" ни проклятий. Они отшвырнули нас лёгким пинком и забыли. Лишь катер, зевая, поглядывал, не заблудились ли мы, до границы.
"Авроры" с "Варягом" там не было, не было даже торпедника. Вновь повезло? А вот это навряд ли: они уже поняли, кто мы. И если они полным ходом отправились к порту, то нашим там не позавидуешь.
Три корабля, которые были на страже границы, стояли у форта. Я вжался в противоположный берег, готовясь к манёвру при залпе противника: вдруг на дистанции мне повезёт уклониться от нескольких залпов. Они не стреляли, но весь путь назад я смотрел себе за спину: выйдут, нагонят - и амба! А после того как увидел в порту неприятеля мачты, торчащие из-под воды и услышал пальбу, окончательно понял: мы влипли.
На рейде Тортуги собрался, похоже, весь флот, всё что плавало по эту сторону Территории Взрослых: все мы, амазонки, Торговцы... Я пришвартовался к "Кон-Тики", стараясь его не размазать о борт "Кругосветки", и вместе с квартмейстером, коком и плотником двинул к торговым рядам: при любых обстоятельствах на корабле все припасы должны быть в достатке.
Тортуга как вымерла: склад был закрыт, магазины, амбар хоть не заперты, но пустовали. С трудом мы нашли одну даму-Торговца. Она удивилась, однако махнула "за мной!" и пошла к магазинам. Когда мы наполнили сумки, пополнив пиастрами кассы Торговцев, она деловито сказала:
-- Все ваши в "Бенбоу". Решают, как будут делиться добычей: за Взрослыми, кто-то сказал, есть что хапнуть.
Я бросился к ним: надо предупредить, что "добыча" сильнее, что надо спасать тех ребят, кто остался за Взрослыми! Еле пробрался вовнутрь: в "Адмирале Бенбоу" было не протолкнуться.
Когда я вошёл, капитан "Галеона" расписывал прелести "дальних". Как будто не там потопили его "Галеон"! Я сказал, что ходить к ним не стоит, чем лишь раззадорил собравшихся. Я рассказал, что в порту тех-кто-ближе бои. "Наших бьют!", "На подмогу!" -взорвался трактир. Я как мог объяснял им, что там потеряем не только пиастры, что там нас не будут брать на абордаж а потопят, но тщетно: в ответ я услышал, что я недостаточно храбр. То есть трус. Я сказал, что готов идти с ними: хотел привести их, а дальше - надеюсь, нам хватит ума и везения вытащить наших оттуда. Пока же все кроме меня (капитан "Любопытного" - он и собрал всех - и тот мне не верил) считали, что мы победим.
Порешили на том, что сначала идёт первая партия, и чем быстрее тем лучше. Потом, втихаря, уже ночью вторая эскадра высадит новый десант у замеченной нами деревни, за портом. Мой вымпел пойдёт во главе полуночной эскадры, ведь только мы знаем, где та деревенька. Расчёт был такой: если там есть деревня, то есть и дорога. Зайдём в город с тыла по этой дороге, от суши, и двинем им в спину.
Закончив погрузку, я отдал приказ высыпаться: не стоило "носом клевать" на задании. Вечером вышли. Идя мимо Взрослых, я был удивлён их беспечности: снова мы шли через всю Территорию Взрослых, эскадрой, и это никто не заметил! Я понял: беспечность наиграна, нас пропускают. Зачем?
Возле берега села на мель "Кругосветка". Её чуть притопленный корпус скрипел, когда ветер, надув паруса, норовил потащить её дальше. Зачем её бросили? Вместо ответа уже ближе к городу-где-броненосцы торчал из воды лес поломанных мачт. Пошалили "Варяг" и "Аврора"... А где они сами, отправились в порт?
А ребята?!
Они были на берегу. Капитан "Любопытного" выбежал к самой воде, прокричал, замахав, чтобы мы уплывали:
-- Мы под прицелом летучих отрядов! Вы здесь не поможете! Дуйте отсюда!!!
Уйти мы уже не могли: предстояло спасти тех ребят что в порту, а потом, на обратном пути, захватить и отсюда. Как я полагал, о добыче никто из нас больше не думал.
А ветер едва ли не встречный... сейчас на нас выйдут "Варяг" и "Аврора" - и наше везение кончится!
Город нас встретил стрельбой. Даже ночью шёл бой и гремели мушкеты. Но чаще - винтовки, а время от времени где-то трещал пулемёт и взрывались гранаты. Ребятам, оставшимся в городе, не позавидуешь: трудно в осаде, особенно когда противник бьёт днём и ночью без перерыва. Ребят надо эвакуировать, город они не удержат. Немногим поможем и мы, если вылезем тут. Курс к деревне!
Напротив деревни ко мне подошёл капитан "Галеона":
-- Не здесь. Идём к "дальним".
Тут я огрызнулся: ещё не хватало и мой, блин, корабль на дно положить рядом с его "Галеоном"! Но их было больше. Они обещали нас выкинуть за борт.
Мы шли мимо форта, боясь быть замечены. В каждом нечаянном скрипе, щелчке или всплеске волны нам казалось, что лязгают приводы башен.
Никто не заметил, как мы подошли к порту "дальних". Там не было катера, не было яхт. Тишина, темнота, неподвижность. Разбитые нами плафоны исправны, как будто нас не было; как светлячки едва видно белеют погасшие в них ДРЛ.
Я причалил, как будто моя голова опустилась в подушку. Уют этих мест убаюкивал нас, словно птица из фильма "Садко", заставлял нас забыть о всём суетном, будто готовя нас к... Мама! Очнуться!!! Но это уже невозможно, и вот я у края воронки, которую сделал тунгусский корабль. Так вот он какой: будто здание в чаше, в зеркальной, мерцающей звёздами чаше зеркально вбирающий ночь обелиск. Нереально, по ту, а быть может, уже и по эту грань разума.
