– Стефан умеет делать такие вещи? – не поверила я.
– Стефан все умеет, – с гордостью ответила Элла. – У него в подвале специальная мастерская.
– Какая мастерская?
– Столярная.
Несколько минут мы молча пялились друг на друга.
Представить себе рафинированного, выхоленного Стефана за верстаком у меня не получалось.
– А тебе не кажется, что это работа не для людей нашего круга? – спросила я ядовито.
Элла вспыхнула, в запальчивости открыла рот, но в дверь снова постучала Марья Гавриловна и позвала Эллу к телефону. Звонил врач, у которого Генриэтта проходила месячное обследование.
Элла тут же забыла про меня, вскочила с кровати и унеслась, не попрощавшись.
Я проводила ее взглядом.
На душе было муторно. У меня не выходила из головы прелестная девочка Женя, помешавшаяся после рождения мертвого ребенка.
Интересно, какая сволочь сломала девчонке жизнь?
И почему Марья Гавриловна не предпринимает никаких шагов, чтобы эту падаль наказать?
Загадка…
Утро следующего дня началось для меня как обычно.
Проснулась я поздно, и еще некоторое время валялась в кровати, наслаждаясь бездельем.
Не подумайте, что я лентяйка. Скорее, наоборот. Безделье для меня такая редкость, что можно им немного понаслаждаться.
Ровно в девять в мою дверь тихо постучали.
Я приподнялась на постели и сунула под спину вторую подушку.
– Войдите!
Дверь открылась, и в комнату боком протиснулась очаровательная Женя с большим подносом в руках.
Только сегодня ее очарование приобрело для меня совершенно иной, трагический оттенок.
– Добрый день, – сказала Женя со своей обычной приветливой улыбкой.
– Здравствуй, Женя, – ответила я.
– Завтрак.
И Женя опустила поднос на журнальный столик рядом с кроватью.
– Спасибо.
Я посмотрела в лицо девушки чуть пристальней. Интересно, замечу ли я в ней какую-нибудь странность? Теперь, когда я все знаю?
Кажется, ничего особенного. Ребенок. Прелестный ребенок. Хотя нет, есть в ней кое-что… пугающее.
Глаза.
У Жени были абсолютно пустые непроницаемые глаза. При взгляде в них возникало чувство, что девочка пребывает за толстым пуленепробиваемым стеклом, отгородившем ее от этого жестокого и несправедливого мира.
Женя выпрямилась и застыла возле кровати, ожидая распоряжений.
Мне стало неловко. Тоже мне, барыня…
– Спасибо, Женечка, – повторила я. – Элла Сергеевна уже уехала?
– Все уехали, – безмятежно ответила девочка.
Оно и понятно. У всех есть свои дела. Одна я валяюсь на кровати так, словно кто-то решит мои проблемы за меня.
– Больше ничего не нужно, – неловко произнесла я. Женя не уходила, и я не знала, как правильно ее отослать.
– Хорошо, – все так же безмятежно ответила девушка. Немного поколебалась, бросая на меня короткие смущенные взгляды, и спросила:
– А это правда, что вы ничего не помните?
Я подавила вздох.
Если меня еще раз об этом спросят, я просто взвою!
– Правда. А почему тебя это интересует?
Женя пожала плечами.
– Просто так. Мама говорит, это ненормально, но вы на них не похожи…
– На кого не похожа? – не поняла я.
– На ненормальных, – объяснила Женя с улыбкой. – Мне вы кажетесь нормальным человеком.
Я была тронута. Девочка явно хотела меня поддержать.
– Спасибо, детка, – сказала я мягко.
– Не за что.
Женя повернулась ко мне спиной и вышла из комнаты.
Я осмотрела яства, разложенные на подносе. И ни одно из них не вызвало у меня аппетита.
Почему жизнь такая жестокая? Впрочем, вопрос из серии риторических.
Я выпила чашку несладкого чая, торопливо прожевала один бутерброд с сыром и вылезла из кровати.
Подошла к окну, отодвинула штору. Осмотрела блеклый размытый пейзаж, безжалостно выставленный на посмешище ярким солнцем, и широко потянулась от полноты чувств.
Вид за окном напоминал акварельную картину, на которую выплеснули щедрую порцию воды. Грязно-бурый снег растекался по земле, как плохо разведенная краска. Такими же разводами были покрыты стволы деревьев, забор, скамейка, стоявшая во дворе, крыши соседних домов, подоконники…
Зимний мир плавился и исчезал под радостным взглядом ясноглазой девочки-весны, которой никогда не суждено повзрослеть.
Я открыла створку окна и с упоением вздохнула воздух.
Он пах ожиданием будущего. В нем было обещание тепла, аромат набухающих молодых весенних почек, сладкое воспоминание об ушедшем лете и предчувствие счастья.
Было все, за что я люблю весну.
Зазвонил телефон. Я вздрогнула и оглянулась.
Маленький мобильный аппарат фирмы «Сименс» мы купили вчера по дороге домой. Как сказала Элла, «по крайней мере, будет возможность тебя контролировать».
Я закрыла окно, подошла к телефону. Включила его и поднесла к уху:
– Да…
– Аня, привет…
Голос у Ирки был довольно хмурый. Не удивительно, учитывая, какая она зануда.
– Что тебе еще не слава богу? – спросила я насмешливо.
Ирка тяжело вздохнула.
– Каникулы кончаются, – напомнила она.
– И что с того?
– На работу пора возвращаться…
– Это тебе пора, – возразила я. – А я женщина богатая, работать не обязана.
– Вот и я говорю: мне пора домой возвращаться.
– В добрый путь, – ответила я легко.
Ирка немного посопела в трубку.
– Ты довольна? – спросила она наконец.
Я удивилась.
– В смысле, жизнью? Конечно! Покажи мне дуру, которая на моем месте была бы недовольна!
– Мне не хочется оставлять тебя здесь одну…
– Хватит! – оборвала я. – Я здесь не одна. Есть, кому присмотреть и отшлепать в случае чего.
– Эля – женщина надежная, – неохотно признала Ирка. – Но все равно на душе кошки скребут.
– Поскребут и перестанут, – успокоила я. – Привет Саратову.
– Передам.
Мы помолчали еще немного.
– Я буду звонить, – сказала Ирка. Мне в ухо понеслись короткие гудки.
Я отключила телефон и положила его на место. Хорошо, что Ирка не стала рассусоливать прощание. Честно говоря, я изрядно волновалась и не смогла бы этого скрыть.
А если бы Ирка почувствовала, что я волнуюсь, она никуда бы не вернулась. Так и сидела бы возле меня, как мать Тереза возле тяжелобольного…
Ни к чему все это.
Тем не менее, мне стало немного грустно. Странно, но я вдруг почувствовала себя одинокой.
Глупости!
Я встряхнулась и отправилась в ванную, смывать с души и тела неприятные раздумья.
Через полчаса, одевшись в джинсы, теплый свитер и походную куртку для прогулок, я вышла из железной калитки и направилась в сторону леса.
По дороге задумчиво оглядела крыши симпатичных домов, торчавшие по обе стороны заборов.
Интересно, почему темной личностью в поселке считаюсь только я?
По-моему, здесь их полно! Пример?
Пожалуйста!
На какие деньги, к примеру, отставной афганец построил себе теремок в два этажа? Внутри не была, но, думаю, что отделочные работы там тоже сделаны на достойном уровне.
Или, к примеру, этот дом, в котором время от времени происходят странные ночные оргии. Почему его хозяин предпочитает приезжать и уезжать, прикрывшись тонированными стеклами автомобиля? Может быть, его разыскивает милиция?
Или, к примеру, великолепный Стефан. То, что он смог построить себе нехилый особнячок, еще можно как-то объяснить. Работа в солидной компании, достойная зарплата и так далее…
Но великолепный Стефан вот уже год как безработный. Интересно, на какие деньги он поддерживает свой шикарный уровень жизни?
Конечно, Виктория Васильевна, несомненно, приложила здесь свою золотую ручку.
Но возникает следующий вопрос:
На фиг он стался Виктории Васильевне?
Может быть, вы думаете, что дело в большой и чистой любви? Ну, значит, мне не удалось достойно описать вам Викторию Васильевну.
Такая женщина никогда не станет вкладывать деньги в рефлексы и ощущения, которые нельзя взвесить, просчитать, предсказать или, на худой конец, положить в банк под проценты.
Конечно, Стефан мужчина красивый, видный. Возможно, что он великолепный любовник. Но связывает их с Викой что-то совершенно другое. А что может связывать подобных людей столь долгое время?
Выгода!
И тут возникает другой вопрос.
Чего может ожидать успешная и богатая издательница от отставного директора ювелирного магазина с практически нулевыми перспективами карьеры?
Нет ответа?
То-то и оно!
«Мы живем в уникальном государстве, – думала я, выбираясь из очередного талого сугроба. – В государстве, где не принято спрашивать у людей, на какие деньги они живут. Более того, этот вопрос, совершенно естественный в цивилизованном мире, в России почитается неприличным».
