меня наградили просто убийственным взглядом, но фиг бы некоторым. Я просто пожала
плечами и постаралась обращать на Шона как можно меньше внимания. Плохо получалось.
— Вы не хотели бы поработать или поучиться у нас в Мельбурне? — вдруг услышала я
вопрос одного из близнецов.
— Что, простите? — ошарашенно переспросила я.
— Не в ущерб профессорам Картеру и Клеггу, конечно, просто небольшая, так сказать,
практика. У нас отличная кафедра параллельного программирования. Приезжайте, скажем,
летом.
— Я подумаю.
— А после окончания университета у вас какие планы? — продолжили допрос.
— Я собираюсь вернуться в Штаты.
— А как же профессор? Из вас ведь такая удачная пара…
И вот в этом месте я подавилась. И у Роберта Клегга возникли те же проблемы. Удачная.
Ага.
— У нас неплохой… научный альянс, — призналась я. — Но в остальном мы… довольно
разные люди.
— Тем не менее вы уже довольно давно вместе.
— Чуть больше года.
И тут до меня дошло, что это самые долгие отношения в моей жизни. А уж если прибавить
первое в истории Джоанны Конелл совместное проживание, то обнаружилась совсем уж
мрачная картинка. Выходило, что, несмотря на все аномалии и заскоки Шона, он меня
устраивал больше, чем нормальные мальчишки моего возраста? Вот ужас-то!
Переваривания этой мысли мне хватило до самого конца ланча, после которого Картер
схватил меня за руку с твердым намерением не отпускать от себя ни на шаг. Так и шли до
самых дверей ресторанчика. Но тут Такаши остановился и пожал вдруг руку какому-то японцу.
— Мисс Конелл, вы, кажется, еще не встречались с Кеном Оягавой, — представил он. Я
улыбнулась этому человеку, но полюбезничать Картер не позволил — открыл дверь и
буквально выволок на улицу.
До самого конца конференции мы почти не разговаривали. Даже о том, что Такаши так
ничего и не сказал по поводу места Бабочек. Я была уверена, что холодная война была бы
нарушена, если бы Картер что-то знал. Сказал бы, что я идиотка. Или сказал бы, что я идиотка,
которая чудом не провалилась.
В самолете я потребовала у стюардессы плед, у Картера — снотворное, и, получив все
блага этого мира, завалилась спать. В результате в Сидней я прилетела выспавшейся и почти
довольной. Но не Картер, конечно. Пока следующие сутки он отсыпался, я тайком
подглядывала за ним с порога спальни. Он спал и хмурился. Может, от боли. А, может, просто
потому что мрачность уже вросла в него корнями. Ну, до чего же противоречивый человек!
На вторые сутки после прилета я приготовила себе кофе и тосты, намазала их джемом,
напевая себе под нос что-то из родного кантри, и взяла в руки газету. У меня нет привычки их
читать, но Шон это дело любит, и я решила просто положить ее на стол. Однако тот день был
исключением, потому что я так к ней и приклеилась. Даже руки задрожали.
«Объявлена новая Бабочка Монацелли. Ставленником Такаши Мияки был назван Кен
Оягава…»
То, что я в этот момент почувствовала, было не передать словами. И хотя я не имела на то
никаких прав, у меня по щекам потекли слезы. Рваными движениями я сложила газету снова и,
позабыв о своем завтраке, поднялась со стула. Под магнитом с логотипом браузера Safari
оставила Шону записку, о том, что уехала на побережье, и стащила ключи от мазды.
Вернулась я только вечером. И настроение было просто великолепным. Вы скажете, что я
ненормальная. Столько усилий, столько нервов, и все тщетно. Но нет. За прошедший день я
поняла, что теперь, наконец, могу жить и дышать. Удавка, с которой я прожила последние
полгода, развязалась. Теперь снова можно было спать, вечерами смотреть глупые фильмы у
Роба и Мадлен, красить волосы хоть в платиновый блонд, пить с Керри, Аароном и Джеком
текилу… да просто жить жизнью обычной двадцатилетней студентки! Я словно очнулась от
транса. Лихорадочная спешка закончилась, и вне зависимости от результата я была этому рада.
ВСЕ.
Но на повестке дня был еще один вопрос. Шон. Уйти или остаться? Я выглянула в окошко
кухни и обнаружила, что он играет на заднем дворе с собакой. И вдруг захотелось остаться
здесь навечно, не приближаться к нему, ведь я знала, что он захочет отобрать у меня радость
детства. Что он мне предложит? Лекарство для амбиций? Секс? Множество обид? Я устала от
каждого из этих пунктов… Но прятки не являлись выходом.
— Ты видел? — спросила я с веранды.
— Да, — бросил он коротко. Даже не взглянул на меня. Я подумала, что на этом разговор
исчерпан, но внезапно Картер продолжил. — Я знал, насколько сильно японцы ценят свою
нацию, но надеялся, что Такаши другой. Он здорово упал в моих глазах.
— Думаешь, это что-то типа расизма?
— Нет, Конелл, что-то типа расизма только в Штатах. А японцы просто привыкли тянуть
друг друга и не доверять чужакам. Поверь, Такаши теперь станет национальным героем.
В этот момент на меня со счастливым лаем прыгнула Франсин. Я привычно поймала ее лапы,
чтобы не дать испачкать платье, и потрепала за ухом. А потому не спросила: что дальше будет
со мной? Я вдруг поняла, насколько сильно устала говорить об одном и том же. Я вошла в дом
и отправилась спать.
Глава 6. Вина
Настоящее время
Домой я возвращаюсь с самым что ни на есть честным видом. А как иначе? Я ненадолго,
сказала я Брюсу и пропала на три часа. Самых потрясающих за последние несколько недель.
Да. Шону я солгала. Его отношение ко мне изменилось, и это заметно. Теперь он не так черств,
как раньше. Но я даже думать об этом не хочу. И не хочу понимать, почему он так поступает.
Привез меня в недостроенный офис бабочек, показал чертеж будущих помещений… Но не
ловушка ли это? Он ведь из тех, кто скажет что угодно, лишь бы добиться своего. Честные
методы? Я вас умоляю. А может, дело и не в нем, ведь тем, кто однажды уже потерял мое
доверие, заполучить его назад ой как непросто. И Шон Картер последний в очереди на возврат
моего доброго к нему отношения. От разочарования цокаю языком и открываю, наконец, дверь.
Первое, что я чувствую, — как в нос ударяет запах алкоголя. Уронив голову на стол,
заваленный салфетками с ромашками, спит Брюс. Рядом с ним пустая бутылка. Кажется, я
только что возненавидела ромашки. Сначала Италия. Затем зеленый цвет. Теперь ромашки. По
мере возникновения все новых и новых жизненных осложнений, розовый уютный мирок, в
котором Джоанна Конелл с комфортом обитала все свои двадцать шесть лет, наполняется
призраками печальных событий…
Господи, ну что я за идиотка. Даже теперь переживаю только о себе, в то время как мой
мужчина, окончательно разочаровавшись во мне, взялся за бутылку. Я дура. Хуже, я
влюбленная дура.
— Брюс, — трогаю я его за плечо. — Пожалуйста, пойдем спать.
В ответ нечто нечленораздельное.
— Пожалуйста, Брюс. — Вздохнув, я перекидываю его руку через плечо и тащу в спальню.
Не знаю, что мы творим. Он так счастлив, что пьет, а мне комфортно с кольцом другого
мужчины на пальце. Хуже, мне комфортно прикидываться, что это кольцо от Брюса. Мир
сошел с ума. Мы сошли с ума.
И хотя я открываю окно, впуская в спальню звуки ночного Сиднея, запах спирта побеждает
все. Не могу. Хватаю подушку и ухожу. В квартирке с зелеными стенами всего одна комната,
но на кухне угловой диван, где я и располагаюсь. Узко, но что поделать. Вторую ночь почти
полного отсутствия сна я не выдержу. Однако асбтрагироваться от проблем не так-то просто. Я
никак не могу забыть, что всего в нескольких сантиметрах от меня находится ноутбук, который
мы еще вчера выбирали с Шоном. Эта мысль не дает мне уснуть. И когда я успела так
влипнуть? Вздыхаю, и, потворствуя зарождающейся паранойе, вынимаю из подарочка
аккумулятор. Ну, вот и славно. Теперь Картеру никоим образом не отследить мое бедственное
положение. Чудненько. Теперь можно и поспать.
Посыпаюсь я от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Рывком вскакиваю и чуть не падаю
с диванчика. Выглядит Брюс великолепно. Будто похмелье — байки для неразумных детишек.
— Джоанна, мы больше не спим в одной постели?
Сначала я думаю о том, чтобы пуститься в очередные выяснения отношений, но вдруг
чувствую такую усталость, что вместо этого вру:
— Я так устала разбираться с новым ноутбуком, что уснула прямо тут. Прости.
О, кто-нибудь, убейте меня. Ведь я уснула настолько внезапно, что у меня обнаружились и