и Периодическая таблица Менделеева явилась Менделееву во сне.
– Не отвлекайтесь, товарищ Крип, – слышит вдруг редактор голос.
– Гражданин Крип, – поправляет строго голос милиционера лейтенанта, голос коллеги милиционера.
На ослике, потому что ни на чём другом здесь, меж камней, у скал, по высотам, где прячутся за христианскими и мусульманскими церквушками и мечетями ханаанские идолы и жертвенники еврейских Аврамов и Исаков, на ослике, которого он купил на ярмарке скота в Хевроне, где над гробницей, в которой похоронен и Авраам, и Исаак, и Иаков, вместе с Саррой и Ревеккой, где над гробницей, которая в пещере Махпеле, на поле Ефрона, которое против Мамре, которое приобрёл Авраам у сына Цохара, Хеттеянина, где над гробницей Авраама стоит мусульманская мечеть, на ослике, потому что в таких местах любая лошадь сломает ногу, трясся Вадим от села к селу… а за ним два бедуина, на расстоянии и, как и положено всем бедуинам, в бурнусах и накрученных на голову и лицо, так что видны одни глаза, платках. Вадим давно знал эти глаза за собой, и здесь они преследовали его, он чувствовал их в автобусе, когда ехал в Хеврон и сейчас… он оглядывался, но в мари раскаленного воздуха бедуины казались призраками, видениями, а потом и вовсе исчезали за поворотами скал или смешивались с пастухами, пасущими овец и коз и играющими на свирели, будто все они были Давидами; будто все они были готовы сражаться с Голиафами; будто все они, вот прямо сейчас, с воплями, под рёвы труб, готовы были броситься молиться и истязать себя, доводить до экстаза и призывать всех на свете богов: и арамейских, и сидонских, и моавитских, и аммонитских… И филистимлянским богам, и Ваалу, и Астарте приносить кровавые жертвы и плясать, плясать под тимпаны, тамбурины и флейты с потными хананеянками и совокупляться в жару полыхающих костров с рогатыми дивами, шлюхами, волчицами – чёрными и красивыми как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы… а потом, расплатившись за миг услады козлёнком, возвращаться к своему негодующему Саваофу и своим овцам…
Редактора Крипа аж в жар бросает от представших его взору картин; он сглатывает слюну, смахивает пушинку, присевшую прямо на слово «волчицами» и продолжает читать:
Тайны – они же не тайны, если лежат на поверхности, и цель не так сладка, если путь до неё не тернист и не долог, и глоток воды не обжигает, если губы не иссохли; едешь и едешь, и едешь, и тогда только, когда едешь долго, вдруг радость встречает тебя на долгом пути – селение, деревня; на улице играют дети в свои игры, у источника сидят женщины в своей очереди, чтоб набрать воды, судачат о том, о сём, о погоде, об урожае, о священной роще, куда когда-то бегали стародавние красавицы, чтоб найти себе жениха – как написано: «пойду за любовниками моими, которые дают мне хлеб и воду, шерсть и лён, елей и напитки…» 4
Далеко-далеко, за окнами издательства «Z», которые выходят в то место, до которого никому нет дела, загудел благовест. Натура содрогнулась, и всякое естество содрогнулось. По каналам, режущим город во всех направлениях, побежала рябь и разбудила спящие в воде отражения серафимов с золотыми крыльями. Из окон высунулись женщины – испуганно и благоговейно; в колыбели заплакал ребёнок, мать взяла его на руки и стала Девой; прозрел слепой. Ос-сан-н-н-н-н-н-на… О святая мирононосице и всехвальная равноапостольная Христова ученице Магдалино Марие! К тебе, яко верней и мощней о нас к Богу ходатаице, мы, грешнии и недостойнии, ныне усердно прибегаем и в сокрушении сердца молимся… 5. Со скрипом и скрежетом стали разваливаться гробы и восставать из них апостолы – двенадцать и семьдесят, и все святые, и блаженные, и августины, и оригены, и бесноватые монахини, и юродивые монахи… – Ты в житии твоем страшные козни бесовские испытала… 6 – стали выстраиваться рядами, чтоб идти крестным ходом с хоругвями и крестами, и иконам, и свечами невесть куда, в защиту…
У меня же сегодня день рождения… сегодня, – хочет вспомнить Пётр Анисимович Крип, но не успевает, потому что чёрный попик впрыгивает в кабинет – тщедушный и старательный и согласно каждому удару благовеста начинает бить поклоны, и согласно каждому поклону проливаться молитвой святой Марии Магдалине: Ты паче всех благ земных… Бумм!.. Сладчайшего Господа Иисуса возлюбила еси…Бумм!.. И тому чрез все житие добре последовала еси божественными учении его… Бумм!.. И благодатию душу свою питающи… Бумм!.. И множество человек от тьмы языческия… 7 Бумм, Бумм и Бумм!..
– Да что вы несете, уважаемый? – говорит голос капитана.
– Гражданин Крип!
Гражданин Крип отрывает глаза от рукописи и мимо капитана и лейтенанта видит на стуле, с левой стороны, если стоять к двери лицом, в самом углу, в пейсах, бороде и чёрной широкополой шляпе еврея.
«Ещё один Бим-Бом», – решает Крип.
– Все мы здесь Бим-Бомы, – тихо говорит еврей, а потом, будто обращаясь к тем, кто жил, живет и ещё будет жить: – Буквы её 8, словно семя нерождённых ещё поколений, брошены в мир, чтобы стать живыми душами людей, стать именами живущих. И лишь когда завершится их список, когда исчерпается Книга, и последняя её буква обретёт человеческую плоть и смысл – тогда придёт Мессия и закончится эта долгая история 9.
«Ар-р-ти-ис-т… – думает, поджав губы, редактор, а потом, пощупав толщину рукописи, думает вслух, всё больше раздражаясь, распаляясь, кривляясь и указывая пальцем на опустившего ниц глаза еврея: – Книга исчерпается тогда, когда исполнится всё? а всё исполнится тогда, когда исчерпается книга? Чушь собачья! Сотни лет, тысячи! словоблудия. Ваш Мессия придет, когда закончится «эта долгая история?» А тот, который уже пришёл, который ходил по воде, который накормил пятью хлебами пять тысяч, который родился от девственницы, воскресил Лазаря, обещал спасение… тот не Мессия?..»
Пётр Анисимович Крип не очень разбирался во всяких хитросплетениях и тайнах мировых религий, но был человеком творческим, читай свободолюбивым, почему он и протолкнул, собственно говоря, из чувства противоречия и вольнодумства, в печать это «оскорбление христиан… кощунство!», как сказал директор пресс центра Opus Dei по поводу нашумевшего романа. За это Пётр Анисимович и получил опущенные глаза литераторов при встрече и похвалу издателя за заработанные издательством «Z» деньги, и нервную лихорадку, не проходящую вот уже сколько времени. «Но ХХ век на дворе, – размышлял бедный редактор Крип, – но если кто-то выдумал, что бог был человек или что вообще был бог, почему
