год, Джеренка на всю школу раззвонит: "Базар испортил древний памятник! Написал на нем свое имя. Таким образом он хочет войти в историю!" Попробуй потом доказать, что я писал не на колонне дворца, а на плите, которая валялась в земле. Кто знает, может, и она — памятник старины. Ведь черепки, которые находят возле крепости — это тоже не целые кувшины. А все равно археологи их подбирают. Я представил себе, как вся школа смеется надо мной, а учительница Шекер строго смотрит и говорит: "Вот уж от тебя, Базар, я этого не ожидала!" Я уже забыл о своем соревновании с Вовкой, которое сам же и предложил. Надо бы поскорее увести их отсюда, пока они не успели прочитать мое имя. Я бросил камни, которые набрал, подошел к Володе, стоявшему наготове с камнем в руках и из его подола тоже высыпал камни.
— Ты зачем это? А соревнование? — спросил Вовка.
— В другой раз, — сказал я, — уже пора обедать.
Я сделал вид, что смотрю на солнце. Измерил свою тень. Потом, не обращая внимания на недовольство Володи, схватил Лилю за руку и побежал. Не останется же Володя один. Мы быстро добежали до шалаша.
— Знаешь, почему станция называется Карабата? — спросил я Володю, когда мы на папиной "Победе" проезжали мимо станции, направляясь в районный центр.
— Почему?
Я стал рассказывать старинную историю, которую слышал от дедушки. В давние времена, когда здесь не было ни города, ни железной дороги, ни даже аула, а простиралась голая степь, пастушонок, по имени Ата, отправился на поиски колодца и погиб. Это, конечно, не тот Ата, который брат Джеренки. Просто Ата у туркмен имя старинное и распространенное. Так вот, пастушонок Ата нашел колодец с водой, но сам не смог выбраться из пустыни. Когда прокладывали железную дорогу, то станцию решили назвать Ата-гарип — Ата бедный. На карте название записали по-другому: "Гарип-ата", а потом и вовсе стали произносить "Карабата". Шли годы. Теперь через степь по каналу идет амударьинская вода. Геологи нашли в этих местах газ. Приехало много народу. Для газовщиков стали строить сначала маленькие деревянные домики, потом большие кирпичные. А теперь строят высоченные железобетонные. Новый городок назвали Шатлык, что означает Радость.
Все это я рассказал Володе, пока мы ехали в машине. Дядя Миша, сидевший впереди рядом с папой, тоже слушал мой рассказ. Он обернулся и сказал:
— Молодец, Базар! Ты очень интересно рассказываешь.
А Вовка сказал:
— Когда ты приедешь к нам, я тебе расскажу про Ленинград, и "Аврору" покажу, не макет, а настоящий крейсер.
Наша "Победа" пересекла железную дорогу. Позади остался полосатый шлагбаум с надписью "Берегись поезда!". Вскоре мы уже ехали по улице, с двух сторон засаженной молоденькими тутовыми деревцами. Я удивился, когда увидел высокий кран, поднимающий целую стену дома, с окнами и дверями. Даже сто человек не могли бы сдвинуть эту стену с места, а кран так легко движется вперед и назад. Хорошо крановщику! Он сидит на самой вершине крана, в кабине с окном. Я потянул Вовку за рукав.
— Ты только посмотри. Вот это да!
Вовка, видимо, не впервые видел такие краны. Он ничуть не удивился, сказал только:
— Ты бы видел трубы, которые сейчас провезла машина! Таких толстых я даже в Ленинграде не видел!
И снова каждый из нас повернулся к своему окну. Я не мог оторвать взгляда от крана. Для меня сейчас на всем белом свете не было работы интереснее. Что там такое доктор, о котором говорит мама! И бригадиром быть, как папа, ничего особенного. Вот бы стать крановщиком! Эта мысль не давала мне покоя и тогда, когда мы уже давно проехали кран. Папа сделал пару поворотов и остановился возле окошка у одного из похожих друг на друга двухэтажных домов. Человек в полосатой пижаме вначале пристально смотрел на нас через окошко. Потом чуть ли не бегом сбежал со второго этажа и направился прямо к нам. По его красному вспотевшему лицу можно было подумать, что он только что вышел из бани.
— Ба-а, сон ли это или же я наяву вижу вас?
Он подбежал и обнял папу. Пожал руку дяде Мише. Как только мы вышли из машины, он пожал руки и нам с Вовкой. Его рука была жесткой. Сразу видно, что он сильный. Я всегда стыжусь, когда взрослые люди пожимают мне руку. Но на сей раз мне не было стыдно. Может, потому, что рядом со мной был Вовка.
— Добро пожаловать, рад видеть! Проходите, пожалуйста!
Они втроем вошли в дом, а мы остались возле машины. Стоим и смотрим друг на дружку. Как-то неуютно в чужом месте, где никого не знаешь. Мне показалось, что кто-то выкрикнул мое имя. Я оглянулся. Никого. Вдруг снова раздалось:
— Базар! Базар!
Оказалось — Ата. Забрался в трубу и сидит там. Потому я его и не увидел. Я очень обрадовался. Даже сам не ожидал, что так обрадуюсь. В самом деле, кто мне Ата? Мы и в школе не учимся вместе и не живем по соседству. Всего-то один раз встретились, поборолись и разошлись. Вот и все. Но и Ата, видимо, обрадовался мне. Но потом он посмотрел на Володю и нахмурился.
— У нас тут есть одно место, — вдруг проговорил он, продолжая хмуро смотреть на Володю. — Там можно драться, никто не увидит. А что за рыжий с тобой? — кивнул он на Володю. — Если ты мужчина, давай один на один!
Я разозлился. Во-первых, мне было обидно за Володю, что Ата назвал его рыжим. Во-вторых, мы ведь не собирались нападать на него вдвоем. Да и вообще я не собирался с ним драться. Я даже не знал, что встречу его.
— Это мой друг Володя, ленинградец. Когда вырастет, станет капитаном.
Ата присвистнул. Я не понял, чего он свистит. То ли оттого, что у меня друг ленинградец, то ли оттого, что Володя станет капитаном. В это время из окошка выглянул тот самый человек, к которому ушли папа с дядей Мишей:
— Ата, ты уже познакомился со своими новыми друзьями? Погуляй с ними, покажи им город.
— Это кто? — спросил я.
— Мой отец.
Тут уж я присвистнул. Оказывается, папин знакомый — отец Ата дядя Чары. Он тогда приезжал с Ата в гости к Джеренке. А теперь он назвал нас друзьями Ата. Ну что ж, если мой папа и дядя Чары друзья, то и мы с Ата можем быть друзьями.
