В глазах Стеблицкого стало красно, и пиджак на плечах вспыхнул и облепил тело невыносимой жгучей болью, опалил как напалм — Олег Петрович едва удержался от крика.
А потом солнце еще чуть-чуть опустилось, пригасло, пейзаж побледнел, исчез огненный ореол вокруг карликов, и Олег Петрович вдруг увидел, что это всего-навсего утомленные тренировкой пацаны плетутся домой, гордо влача на себе хоккейную амуницию, которая им велика, потому что, ясное дело, не напасешься ледовых доспехов на каждую соплю.
Олег Петрович пошатнулся, схватился за грудь. Стук сердца слышался даже через пальто. Голова кружилась.
“Боже! Мистика, бред... Я схожу с ума! нет, этого положительно ничего не может быть. Ничего. Все это — галлюцинации. Я перетомился, и мне померещилось... театр, пиджак...”
Он заглянул в вырез пальто. Пиджак был там. Олег Петрович беззвучно заплакал.
18.
— Эй, корифан! — заорал Бутус, взбираясь на кучу кирпича. — Следи сюда! Будешь судья!
Его расхристанную фигуру овевал ледяной ветер. Бутус его не замечал. Размахивая для равновесия длинными руками, он гордо реял над ландшафтом, похожий на страшную, побитую паршой птицу.
Странник внимательно фиксировал происходящее, по-прежнему ничего не понимая. Часа три уже они шатались втроем по поселку, педантично обходя киоск за киоском, и в каждом брали литр. Продавцы уже знали странника в лицо и сочувственно подмигивали. Оба новых приятеля его набрались до зверства, оскорбляли прохожих, падали в грязь и произносили множество слов, не содержащих ровно никакой информации. Поскольку остальные люди в поселке вели себя иначе, у странника составилось твердое убеждение, что плевки, валяние по земле и загадочные речи прямо способствуют его поискам, и терпеливо ждал. Наконец они очутились на заброшенной стройке, уже за городской чертой, где Бутусу вдруг захотелось возобновить старый свой спор с Елдой о сравнительной анатомии. Ему отчего-то показалось, что такой авторитетный мужик, как странник, непременно вынесет решение в его пользу, и вечный конкурент будет посрамлен.
—Кого на...! —молодецки заорал сообразительный Елда и в два прыжка вознесся на пъедестал. Он тоже не сомневался.
Оба конкурента, оборотясь к страннику и держа из последних сил баланс, доверчиво распахнули свои брюки и решительно, даже яростно извлекли предмет соревнования. В их мутных глазах нарисовались восторг и надежда сирых, уповающих не на земной, а на иной, высший суд. Странник же безмолствовал, как бы вникая.
Облака раздвинулись, обнажив багровое солнце и тревожные лиловые небеса. Картина выходила сильная, а по обилию обнаженной натуры так и вовсе почти античная, и наверное художник Карпухин дорого бы дал за подобный сюжет. Но, увы, быть в нужно месте в нужный час —совершенно особый дар, и редко кому удается выдержать все параметры.
Время шло, странник по-прежнему молчал, анатомия стыла на ветру, и Бутус с Елдою, отчаявшиеся дождаться высочайшего суда, принялись, по обыкновению, перебрехиваться и подначивать друг друга.
Тут-то и увидел возвращавшийся домой Олег Петрович. Еще не успевший переварить карликов, Стеблицкий был сражен окончательно. Вид злейших врагов, грязных, синекожих, да еще и с обнаженными гениталиями повергал в шок. Олег Петрович застыл, задрав голову и раскрыв рот, и оставался в таком положении, пока его не заметили.
— Вот твой кент, Санек! --- истошно завопил Бутус (он почему-то решил для себя, что странник носит имя Санек) и кубарем скатился с кирпичей.
Елда, несколько разочарованный тем, как ловко Бутус уклонился от неизбежного проигрыша, спрыгнул следом, утешая себя предвкушением потехи.
В следующую секунду все трое бежали вниз по склону холма. Олег Петрович закрыл рот, повернулся и тоже побежал. Ужас взорвался в его груди как граната. Ноги обмякли и отказывали, а спасительный дом никак не хотел приближаться. Краем глаза Стеблицкий видел на светлой полоске неба далекий призрачный самолет, тянущий за собой ровную
нитку инверсии, и поразился ему до боли: “Как может кто-то летать сейчас в самолетах -когда мне так плохо?!”
Его настигали. Ничто, кажется, не могло уже предотвратить расправы, только чудо. А Стеблицкий позабыл, что умеет творить чудеса. И все-таки чудо свершилось.
Первым почуял опасность философ Елда. Сквозь хмельной туман он таки углядел, что со стороны поселка наперерез им мчится довольно многочисленная толпа. Умерив бег, Елда призадумался. Толпа приближалась с угрожающей быстротой. По снежной целине за ней тянулся широкий грязный след, будто там прошлись бульдозером.
Некоторые лица, смуглые, подсиненные разбойничьей щетиной, показались Елде знакомыми. И точно —это были южане, владельцы коммерческих киосков. Впрочем, смахивало на то, что здесь собралась вся диаспора. Многие были вооружены ломиками. Бежали молча и споро, с беспощадной искрой в глазах.
У Елды заныло под ложечкой, и сама собою завертелась голова, высматривая убежище. Не говоря ни слова, он дернул обратно на стройку. Но опоздал.
Его догнали и дали в сердцах подзатыльник. Елда охотно упал, закрывая ладонями голову. Толпа абреков окружила всю компанию.
— Ну чо, мужики, ну чо? — кричал Бутус, шалея от обилия свирепых лиц, неизвестно откуда взявшихся.
Его отпихнули в сторону.
— С ним гаварыт будым! — сурово отрезал главный абрек, указывая ломиком на странника.
Бутус поспешно кивнул и шагнул, намереваясь выйти из окружения. Его подхватили, крепко сжали локти. “Тожэ стой!” строго сказали ему. Бутус покорился, щеря зубы как загнанный волк.
На странника происшествие не произвело впечатления. Стиснутый со всех сторон людьми, он остановился и внимательным взглядом проводил удаляющуюся фигурку Стеблицкого, намертво фиксируя в памяти маршрут и детали пейзажа. Суету вокруг он воспринял как должное —к странным человеческим ритуалам он уже вполне привык, понимая, что без них нельзя найти пиджака.
Каменное выражение его лица распаляло южан все более. Гортанные угрожающие крики неслись со всех сторон. Главный абрек выступил вперед и, подойдя к страннику вплотную, спросил взволнованно:
— Ты мнэ дэнги давал?! Ты мнэ пэсок давал!!!
Толпа загудела. Еще кто-то закричал: “И мнэ пэсок давал, э!” и даже показал на ладони горстку золотистого речного песка. Диаспора пораженно цокала языками.
— Да, деньги, — сказал странник без выражения. — Давал.
Вдруг он вытащил из кармана толстую пачку купюр, посмотрел на нее равнодушно и бросил в снег. Вытащил вторую и тоже бросил. За ней еще и еще. Он выбрасывал их беспребойно, точно очищал карманы от залежавшегося мусора. Деньги падали на истоптанный снег и прямо на глазах рассыпались золотистым прахом. Через минуту у ног странника наросла порядочная горка песка. Все невольно придвинулись ближе. Про Бутуса забыли, но он и не думал бежать. Тупо глядя на исчезающие миллионы, он упрямо и не без бахвальства бормотал: “Деньги ваши — будут наши”.
Главный джигит пришел в себя. Нахмурив лоб и сверкнув очами, он негодующе крикнул:
— Фальшивымонэтчик! — и вскинул лом.
Гладкий металл блеснул багровым отсветом, описал в воздухе дугу и врезался в череп странника. Раздался удар, тугой звон отпрыгнувшего лома, из-под острия брызгнул ручеек желтых искр, словно закоротили трансформатор — и все.
Горячий южанин ударил снова. Из головы странника пролился целый фонтан золотых искр, ломик выскочил из ошпаренных ладоней джигита и упал ему на ногу.
Странник неожиданно открыл рот и сказал с новой для него интонацией:
— Красиво!
Вслед за этим он мгновенно наклонился и поднял ломик. Толпа отпрянула. Странник, намеревавшийся немедленно опробовать красивый ритуал еще на ком-нибудь, недоуменно огляделся. Южане потихоньку отступали, выкрикивая в адрес странника неприятные слова.
Странник зафиксировал в себе новое и удивительное ощущение. Оно не имело отношения к его миссии, оно родилось только что, на истоптанном холодном пустыре, над которым горел безжалостный красный закат. Страннику стало как-то особенно весело и легко, и тоже захотелось учудить что-нибудь непонятное и внезапное, не хуже чем у людей. Он словно поймал кураж.
Зверски размахнувшись, он запустил в ближайшую группу ломиком. Ворча и сверкая как пропеллер, лом врезался в ряды абреков, сея смерть и разрушения. Вдруг из толпы бабахнул выстрел.
Пуля, ударив странника в плечо, вспыхнула красным огоньком и свечой ушла в небо.
— Тэрминатор! — будто прозрев, заголосил кто-то.
Нападавшие были окончательно деморализованы. Подбирая окровавленных товарищей, они торопливо отходили к поселку.
Бутус, несколько протрезвевший после выстрела, сутулясь и загребая руками, подбежал к страннику.
— Когти! — кричал он. — Когти! Когти рвем, говорю! Щас тут менты будут!
