Нападавшие были окончательно деморализованы. Подбирая окровавленных товарищей, они торопливо отходили к поселку.
Бутус, несколько протрезвевший после выстрела, сутулясь и загребая руками, подбежал к страннику.
— Когти! — кричал он. — Когти! Когти рвем, говорю! Щас тут менты будут!
Странник не стал спорить —его новые друзья до сих пор не ошибались. Цель была близка. Он покорно пошел за Бутусом.
Олег Петрович ворвался в подъезд на последнем дыхании. в полуобмороке он привалился к выбеленной стене и, схватившись за сердце, несколько минут приходил в себя. В подъезде было тихо и сумрачно.
“Опять!.. —простонал Олег Петрович, когда к нему вернулась способность мыслить. -Опять сглупил! Ах, идиот, кретин безмозглый! Ты же был в пиджаке!.. Ты же мог!..” Он даже кулаком по стене ударил с досады. Кулак вымазался в побелке. Олег Петрович обтер его о пальто и глубоко задумался.
“Нет, как-то не получается у меня... —с печальной гордостью заключил он. —Есть люди органически не способные на мерзость —на убийство, на глумление, например... Увы, я из их числа! Но я должен защитить себя! Пусть не убийство, но... —он плотоядно усмехнулся. — Уж всем сестрам по серьгам я раздам! Именно, всем сестрам по серьгам!”
Он вспомнил все эти злобные, бессмысленные, бездуховные лица, не лица даже, а, скорее, морды животных, вспомнил, как они запугивали его, как издевались, и волна гадливости пополам с ненавистью поднялась в его душе.
—Итак, —пробормотал он, закрывая глаза, —хочу, чтобы эта женщина, Королева... —он остановился, засомневавшись, но пересилил себя. —Нет, точно хочу! Хочу, чтобы она немедленно оказалась, и-и... Ну, да! На Таити! С сумочкой, набитой стодолларовыми бумажками!
Олег Петрович замолчал и долго вслушивался в тишину, будто ждал какого-то знака. Потом удовлетворенно кивнул и тихо сказал:
— Так... А теперь эту обезьянку... С расстегнутыми штанами... Хочу, чтобы...
19.
Дома инспектор Пыжиков совершенно перестал быть похожим на инспектора. Дома он делался похожим просто на мужика средних лет в майке, шароварах и шлепанцах. Он падал в истертое кресло и часами смотрел телевизор.
Вот и сегодня, заняв привычную позицию, он, не отрываясь смотрел на экран, пока наконец жена, зайдя очередной раз в комнату, не заметила раздраженно, что, прежде, чем пялиться два часа в ящик, нормальный человек его хотя бы включает.
Пыжиков, смущенный правотой ее слов, заворочался в кресле, закашлял и неожиданно спросил:
—Вот слушай! Вот что бы ты сказала, если бы я тебе сказал, что в обыкновенной однокомнатной квартире обыкновенного панельного дома я сегодня обнаружил непроходимые джунгли?
—Я бы сказала, —немедленно откликнулась жена, —что тебя скоро вышибут из милиции, и ты будешь сидеть у меня на шее...
— Ну, это не страшно, — сказал Пыжиков. — Ты хорошо получаешь. Страшно другое...
Жена его действительно хорошо зарабатывала, потому что была адвокатом и защищала интересы тех, кого Пыжиков ловил. Пойманные с удовольствием отдавали ей те деньги, которые никак не хотели отдавать Пыжикову.
— Это тебе сейчас не страшно, — холодно сказала жена. — Когда ты будешь безработным, я с тобой разведусь, заберу ребенка, а тебя вышвырну из квартиры без гроша. Ты будешь жить под мостом, пить политуру и есть картофельные очистки. вот тогда тебе станет понастоящему страшно. А потом ты умрешь в канаве...
По адвокатской привычке жена Пыжикова выражалась всегда очень сильно.
— Мне самому все это странно, — виновато сказал Пыжиков. — Но я, что вижу, то и говорю. Что думаю, то делаю. Только так. Иначе жизнь превратится в хаос. Уже почти превратилась.
—Так поступают только природные идиоты и диссиденты, —отрезала жена. —Впрочем, это одно и то же. Короче, я тебя предупредила...
— Но дома-то я могу рассказать, что я видел?! — взмолился Пыжиков.
—Ни в коем случае. Я с удовольствием выслушала бы тебя, если бы ты этим ограничился. Но ведь я тебя знаю —воодушевленный, ты побежишь выкладывать все начальству, и в итоге тебя опять забудут повысить по службе... Так что лучше молчи, думай и только в крайнем-крайнем случае открывай рот... Кстати, о диссидентах —ты бы сходил в школу. Учителя посходили с ума. Военрук Ступин заставляет нашего сына читать диссидентскую литературу...
— То есть? — удивился Пыжиков. — Разве сейчас такая бывает?
—А как же! Он велит им читать Гайдара —ну, этого, “Школа”, “Чук и Гек”... Он поет с ними “Интернационал”! Это не доведет до добра!
— Ты думаешь, что... того?.. — осторожно спросил Пыжиков.
— Запросто! Посмотри, какой век на дворе! Или включи наконец телевизор!
Пыжиков включил, но смотреть не стал, а задумался и ушел в другую комнату. Порывшись в книгах, он отыскал “Чука и Гека” и прочел, не отрываясь, запоем. Прочтя, долго сидел, уставясь восторженными затуманенными глазами в стену, будто видел сквозь нее то ли красные звезды над Спасской башней, то ли грозный бронепоезд, ждущий ворошиловского приказа, то ли всю огромную счастливую землю разом, которая зовется Советской страной, а потом сказал со вздохом отчаянной зависти:
— Ведь жили же вот как люди!
Спал он в ту ночь на редкость крепко и видел красивые, плавные сны. Пробудился рано, с бодростью необычайной и рано ушел на службу. А в девять часов, собрав последнюю информацию, решительно отправился с докладом к начальству.
Шувалов встретил его неожиданно добродушно —знакомые достали замечательное импортное лекарство, с помощью которого подполковник, как он выражался, утер наконец нос своему желудку, и тот уже два дня вел себя довольно прилично.
— Ну, что, Штирлиц, — юмористически прищурив глаз, спросил Шувалов. — Проник в рейхсканцелярию?
—Боюсь, не до смеха, товарищ подполковник, —с невыгодной откровенностью резанул Пыжиков. — Обстоятельства вырисовываются...
—Тогда ближе к телу! —сварливо сказал Шувалов. —Обстоятельства! Преступную группу накрыл?
—Да что группу! —отмахнулся Пыжиков. —Групп этих навалом! Вчера вот в центре города киоск разгромили... Тоже группа!
—Ты меня за нос не води! —строго сказал подполковник. —То группа... Одним словом, группа как группа. Социально-близкие, так сказать. Ты фашистов давай!
—Нету фашистов. Тут дело такое... потустороннее! —Пыжиков, уважавший жену, угрозы ее не считал совсем уж пустыми. Поэтому насчет тропического леса решил пока попридержать язык. Однако все остальное собирался выложить беспощадно. “В поддавки не играю!” — хмуро сказал он себе.
— Ты это в каком же смысле? — с затаенной угрозой в голосе спросил Шувалов.
—В прямом, —категорически сказал Пыжиков. —Нечеловеческое дело и опасное. Очень. Я это буквально чую. И меры требуются сверхординарные. Хорошо бы —группу захвата! — Он с вызовом взглянул подполковнику в глаза и значительно произнес. — Чую — надо!
— Чует он! — иронически сказал Шувалов. — Мне твои чувства по... Ты факты давай.
— Можно факты, — согласился Пыжиков и заговорил без пауз, дабы пресечь возражения в корне. — Что мы имеем? Чудо с театром имело место? Имело. Можно делать вид, что не имело, конечно. Но тогда это будет страусиная позиция и больше ничего. А мы не страусы, верно? Мы, какие-никакие, а люди, и будем использовать разум, которым нас наградила природа. А разум нам подсказывает, что случай с театром -дело самое что ни на есть потустороннее, а с него-то все и началось. И фашисты тут ни при чем, потому что фашист, он сжечь может запросто, а вот наоборот... Словом, за театром тут потянулась такая странная цепочка... Судите сами: “гаишники”-карлики, труп в фонтане... между прочим, показушный труп, один, целлофан чего стоит! Кстати, был и еще труп —закопанный у всех под носом, а кто копал —так никто и не видел. Да там и не труп главное. Там штабель кирпичей закопали среди бела дня —а зачем? Вот загадка! Ну, ладно... Вот еще... —Пыжиков замялся, виновато посмотрел на начальника и сказал. -Милиция покупает у художника Карпухина картины. Вопрос — зачем?
Шувалов неожиданно густо покраснел, издал горлом странный звук и судорожным движением руки опрокинул на пол пепельницу.
— Ну, это не твоего ума дело — зачем! — твердо заявил он. — Зачем — это без тебя знают!
Пыжиков упрямо мотнул головой.
—В том-то и дело, товарищ подполковник, что не знаете! —торжествующе сказал он. -Только вины вашей тут нет, потому что тут дело опять потустороннее...
—Ну, спасибо, утешил! —с сарказмом откликнулся оправившийся подполковник. -Спасибо, что потустороннее, а то я уж подумал, что ты мне уголовное шьешь... ну, ладно, продолжай!
Пыжиков с энтузиазмом продолжил.
—Главное здесь было зацепку найти, и, вроде, нашлась зацепка. Во всех делах, так или иначе, одна компания замешана. Персонально: Моськин, безработный, Барский, артист, Пташкин из газеты, Карпухин тот самый, и Стеблицкий, учитель. Все —интеллигенты, между прочим... Но, думаю, суть даже не в этом. Сами они ничего такого, конечно, не могут. В белом пиджаке суть!
