тебе милостыньку подать: я без ног”. Вот он ко мне и пришел в избу: “Ну-тка, говорит, встань-ка с постели, дай мне ковшичек!” Встал я и дал ему ковшичек. “Поди, говорит, принеси мне водицы”. Принес ему воды и подал в ручки. “Выпей, – говорит старичок, – в ковше всеё воду!” Выпил – и стала во мне сила великая!»
Вот сходятся мужики на улицу, говорят промеж собою: «Вона какой он стал сильный, могучий богатырь! – называют этак мужики Илью. – Вишь он наделал какую копать! Надобно, – говорят, – в городе объявить про него».
Вот узнал об нем и государь, что есть такой сильный, могучий богатырь; призвал его к себе, и показался он государю, и нарядил его государь в платье, како следует. И показался он всем, и служить стал хорошо. Вот и говорит государь: «Сильный, могучий ты богатырь! Подымешь ли мой дворец под угол?» – «Извольте, ваше царское величество! Хошь набок, как угодно подыму его». Вот у царя дочь прекрасная, красавица такая, что не можно вздумать, ни взгадать, ни в бумаге пером написать. И показалась она ему оченно, и хочет с ней обвенчаться.
Вот как-то государь и поехал в друго государство к королю к другому. Приезжает к другому королю, а у другого короля тоже весьма хороша дочь, и повадился к ней змей летать об двенадцати голов, всеё ее иссушил: совсем извелась! Вот государь и говорит этому королю: «У меня есть такой сильный, могучий богатырь, он убьет змея об двенадцати голов». Король и просит: «Пожалуйте – ко мне его пришлите». Вот как приехал он в свое государство и разговаривает с своей государыней: «У этакого-то короля повадился змей об двенадцати глав летать к дочери, всеё ее извел, иссосал». И говорит: «Илья Иванович! Не можешь ли ты послужить, его убить?» – «Извольте, ваше царское величество, могу; я его убью».
Вот государь и говорит: «На почте поедешь и трахтами [113] пойдешь, так и так-то возьмешь». – «Я верхом один поеду, пожалуйте мне жеребца». – «Войди в конюшню, – говорит ему государь, – выбирай любого». А дочь просит его в другой комнате: «Не ездите, Илья Иванович; вас убьет змей об двенадцати головах, не сможете с ним сладить». Он и говорит: «Извольте оставаться и ничего не думать; я приеду в сохранности и в добром здоровье».
Пошел в конюшню жеребца себе выбирать; пришел к жеребцу к первому, наложил на жеребца руку, тот спотыкнулся; перепробовал всех жеребцов в конюшне: на которого ни наложит руку – всякий спотыкается, ни один не удержит. Пришел к самому последнему жеребцу – так, в забросе стоял, – ударил его по спине рукой; он только заржал. И говорит Илья: «Вот мой верный слуга, не спотыкнулся!» Приходит к государю: «Выбрал, ваше царское величество, себе жеребца, слугу верного». Отпущают его с молебном, со добрыми порядками.
Сел на доброго коня, ехал долго ли, мало ли, подъезжает к горе: прекрутая, большая гора, и на ней все песок; насилу въехал. На горе стоит столб, на столбе подписано три дороги: по одной дороге ехать – сам сыт будешь, конь голоден; по другой дороге ехать – конь сыт, сам голоден; по третьей дороге ехать – самого убьют. Вот он взял да и поехал по этой дороге, по которой самого убьют; а он на себя надеялся.
Долго ли, мало ли ехал лесами дремучими; не можно взглянуть – такой лес! А тут сделалась в лесу елань [114] такая широкая, а на ней стоит избушка. Подъезжает он к избушке и говорит: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом». Избушка поворотилася, стала к лесу задом, к нему передом. Слезает он с доброго коня и привязывает его к столбу. И услышала это Баба-яга и говорит: «Кто такой невежа приехал? Русского духу и дед мой, и прадед не слыхали, а таперьча и сама русский дух хочу очьми видеть».
Вот, взявши, ударила она жезлом по двери, и дверь отворилась. А у ней в руках коса кривая, и хочет она ею взять богатыря за шею и срезать ему голову. «Постой, Баба-яга! – говорит он. – Я с тобой поправлюсь». Взял у ней выдернул косу эту из рук, схватил ее за волосы, ударил ее и говорит: «Ты бы прежде спросила, какой я фамилии, какого роду и какого поведения и куды еду». Вот она и спрашивает: «Какой вы фамилии, какого роду и куда едете?» – «Меня зовут Илья Иванович, а еду туда-то». – «Пожалуйте, – говорит, – Илья Иванович, ко мне в горницу».
Вот он и пошел к ней в горницу; она сажает его за стол, ставит на стол кушанья и напитки всякие и потчевает, а девушку послала баньку топить для него. Вот покушал он и выпарился, перестоял у нее сутки и собирается опять в путь-дорогу, куда надлежит. «Извольте, – говорит Баба-яга, – я напишу письмо к сестрице, чтоб она вас не тронула, а приняла бы с честью с хорошею… А то она вас убьет, как завидит!» Отдает ему письмо и провожает его с честью доброю, хорошею.
Вот садится богатырь на доброго коня и поехал лесами дремучими; ехал много ли, мало ли: не можно взглянуть – такой лес! И приезжает на елань – такая широкая елань, а на ней стоит избушка наслана. Подъезжает он к избушке, и слезает с добра коня, и привязывает своего добра коня к столбу. Услышала это Баба-яга, что он привязывает к столбу коня, и закричала: «Что такое? Русского духу и дед мой, и прадед не слыхали, а таперьча и сама русский дух очьми хочу видеть». Вот она ударила жезлом по двери; дверь отворилася. И хватает она его саблею по шее; он и говорит: «Ты не моги со мною барахтаться! Вот тебе письмо сестрица прислала». Она прочитала и принимает его с честью к себе в дом: «Пожалуйте ко мне в гости!» Идет Илья Иванович. Она сажает его за стол и становит на стол кушанья всякие, напитки и наедки, потчевает, а сама послала девушку топить для него баньку. Покушавши, пошел выпарился в бане. Двое суток он у ней перестоял, сам отдохнул, и добрый конь его отдохнул. Стал на добра коня садиться, и провожает она его с честью. «Ну, Илья Иванович, – говорит, – таперьча тебе не проехать; тут Соловей-разбойник ждет, на семи дубах у него гнездо свито, он не допустит на тридесять верст – свистом оглушит!»
Вот он ехал долго ли, мало ли, подъезжает к тому месту, что послышал свист от Соловья-разбойника, и как до половины дороги доехал, конь его спотыкнулся. Вот он и говорит: «Не спотыкайся, добрый конь, уж послужи мне». Подъезжает к Соловью-разбойнику, он все свищет. Подъехавши к гнезду, взял стрелу, натянул и пустил в него – и упал Соловей с гнезда. Вот он его на земле и ударил однова, чтобы не до смерти убить, и посадил к себе в корока [115] на седло, и едет к дворцу. Видят его из дворца и говорят: «Соловей-разбойник везет кого-то в короках!»
Подъезжает богатырь ко дворцу и подает бумагу. Подали королю от него бумагу; тот прочитал и приказал его впустить. Вот и говорит король Илье Ивановичу: «Велите Соловью-разбойнику засвистать». А Соловей-разбойник говорит: «Вы бы накормили и напоили Соловья-разбойничка: у меня уста запеклися». Вот и принесли ему винца, а он говорит: «Что мне штофик! Вы бы бочоночек принесли мне порядочный». Принесли ему бочонок вина, вылили в ведро. Он выпил зараз и говорит: «Еще бы Соловью-разбойничку две ведерочки, так выпил бы» – да уж не дали ему. И просит король: «Ну, прикажи, – говорит, – ему засвистать». Илья велел ему засвистать, а короля и всю его фамилию поставил к себе под руки, под мышки: «А то, – говорит, – он оглушит вас!» Как засвистал Соловей-разбойник, насилу остановил его Илья Иванович, ударил его жезлом – он и перестал свистать, а то было попадали все!
Вот и говорит король Илье Ивановичу: «Послужишь ты мне вот этакую службу, как я стану тебя просить? К моей дочери вот летает змей о двенадцати голов; как бы его убить?» – «Извольте, ваше королевское величество! Что для вас угодно – все сделаю». – «Пожалуйста, Илья Иванович; вот в таком-то часу прилетит змей к моей дочери, так постарайся!» – «Извольте, ваше королевское величество!..» Лежит королевна в своей комнате; в двенадцать часов и летит к ней змей. Вот и стали они драться: как ни ударит Илья, так с змея голова долой; как ни ударит, голова долой! Дрались много ли, мало ли время, осталась
