одна голова; и последнюю голову с него сшиб: ударил жезлом и расшиб ее всю. Радехонька же королевна встала, пришла к нему и его благодарила; доложила отцу с матерью, что убит змей: все-де головы посбивал! Король и говорит: «Благодарю тебя; изволь послужить сколько-нибудь у меня». – «Нет, – говорит, – я поеду в свое государство».
Отпустил его король от себя с честью хорошею. Вот он и поехал опять тою же дорогою. Как приехал к первой Бабе-яге ночевать, приняла она его с честию; и к другой приехал, и та приняла его с честью со всякою. Приехал в свое государство и подал государю от того короля бумагу. И государь принял его с честию, а дочь государева насилу дождалася: «Ну, тятенька, извольте, я за него замуж пойду». Отец с ней воли не снял: «Ну, коли угодно, так поди!» Обвенчалися и таперьча живут.
Архетип 4. Инфантильный персонаж
В целом ряде сказочных сюжетов испытания главного героя происходят в этом мире или на границе миров и для реализации подвига главный персонаж получает чудесных помощников.
Так, Иван-дурак, выполняя наказ отца, приходит на его могилу за себя и за своих братьев, которые не выполняют просьбу. Наградой за послушание младшему сыну становится чудесный конь – Сивка-Бурка. С его помощью герою удается достать до окошка, у которого сидит царская дочь, снять с ее пальца перстень и поцеловать, то есть выполнить трудную задачу, связанную с получением невесты.
Сказочный помощник Сивка-Бурка – конь иного мира, дар умершего предка. У этого коня есть одна примечательная особенность – трехцветная шерсть: тело у него окрашено в белый (сивый), темно-коричневый с красноватым отливом (бурый) или рыжий (каурый) и черный (вороной) цвета. Все эти оттенки связаны с чудесной природой животного. Белый цвет – это указание на иномирную природу: в саван такого оттенка заворачивали мертвеца, в ряде славянских традиций белый – это цвет траура, а также цвет невидимости или неузнанности, некой принадлежности к чужим (именно этим объясняются белый цвет платья невесты и ее белая фата, ведь она чужая в семье жениха и умершая для своей семьи). Таким образом, белый конь – животное мира смерти, но это и конь некоего иного света – небесного и волшебного. Коричневый или рыжий цвет указывает на связь с огнем, солнцем и золотом. Огненная природа коня видна и в том, как он появляется перед героем, что он ест: у него из-под копыт летят искры, из ноздрей валит дым. На эту же небесную природу коня указывает наличие у него частых звезд по бокам. Добавление в описание коня черного цвета – довольно позднее явление. Эта масть связана со смертью, трауром и т. д. Таким образом, в образе Сивки-Бурки слились несколько мифологических представлений о чудесном коне.
Пример других чудесных помощников мы видим в сказке «Летучий корабль». Чтобы построить корабль, который летает по небу, герою нужен чудесный топор, подарить его может как мифологический персонаж – леший или водяной, так и персонаж христианской мифологии – Никола Угодник. Это может быть и просто некий старичок-нищий, с которым юноша поделился хлебом. Но этот нищий, конечно, не случаен, он осмысляется как посредник между этим и «тем светом», представитель высших сил на земле.
Такой посредник между мирами дает герою чудесный топор, которым можно срубить волшебный корабль, или сразу дарит уже готовое судно.
Однако помимо самого корабля, герою нужны и другие помощники, которыми чаще всего становятся Опивало, Объедало и Мороз-Студенец. Иногда появляется и Скороход, человек, умеющий делать войско из палок, Меткий стрелок и т. д. Все эти существа из иного мира, они выполняют за главного персонажа трудные задачи, тем самым подтверждают его избранность.
Был себе дед да баба, у них было три сына: два разумных, а третий дурень. Первых баба любила, чисто одевала; а последний завсегда был одет худо – в черной сорочке ходил. Послышали они, что пришла от царя бумага: «кто состроит такой корабль, чтобы мог летать, за того выдаст замуж царевну». Старшие братья решились идти пробовать счастья и попросили у стариков благословения; мать снарядила их в дорогу, надавала им белых паляниц [116], разного мясного и фляжку горелки и выпроводила в путь-дорогу. Увидя то, дурень начал и себе проситься, чтобы и его отпустили. Мать стала его уговаривать, чтоб не ходил: «Куда тебе, дурню; тебя волки съедят!» Но дурень заладил одно: пойду да пойду! Баба видит, что с ним не сладишь, дала ему на дорогу черных паляниц и фляжку воды и выпроводила из дому.
Дурень шел, шел и повстречал старика. Поздоровались. Старик спрашивает дурня: «Куда идешь?» – «Да царь обещал отдать свою дочку за того, кто сделает летучий корабль». – «Разве ты можешь сделать такой корабль?» – «Нет, не сумею!» – «Так зачем же ты идешь?» – «А бог его знает!» – «Ну, если так, – сказал старик, – то садись здесь; отдохнем вместе и закусим; вынимай, что у тебя есть в торбе». – «Да тут такое, что и показать стыдно людям!» – «Ничего, вынимай; что Бог дал – то и поснедаем!» Дурень развязал торбу – и глазам своим не верит: вместо черных паляниц лежат белые булки и разные приправы; подал старику. «Видишь, – сказал ему старик, – как Бог дурней жалует! Хоть родная мать тебя и не любит, а вот и ты не обделен… Давай же выпьем наперед горелки». Во фляжке наместо воды очутилась горелка; выпили, перекусили, и говорит старик дурню: «Слушай же – ступай в лес, подойди к первому дереву, перекрестись три раза и ударь в дерево топором, а сам упади наземь ничком и жди, пока тебя не разбудят. Тогда увидишь перед собою готовый корабль, садись в него и лети куда надобно; да по дороге забирай к себе всякого встречного».
Дурень поблагодарил старика, распрощался с ним и пошел к лесу. Подошел к первому дереву, сделал все так, как ему велено: три раза перекрестился, тюкнул по дереву секирою, упал на землю ничком и заснул. Спустя несколько времени начал кто-то будить его. Дурень проснулся и видит готовый корабль; не стал долго думать, сел в него – и корабль полетел по воздуху.
Летел, летел, глядь – лежит внизу на дороге человек, ухом к сырой земле припал. «Здоров, дядьку!» – «Здоров, небоже [117]». – «Что ты делаешь?» – «Слушаю, что на том свете делается». – «Садись со мною на корабль». Тот не захотел отговариваться, сел на корабль, и полетели они дальше. Летели, летели, глядь – идет человек на одной ноге, а другая до уха привязана. «Здоров, дядьку! Что ты на одной ноге скачешь?» – «Да коли б я другую отвязал, так за один бы шаг весь свет перешагнул!» – «Садись с нами!» Тот сел, и опять полетели. Летели, летели, глядь – стоит человек с ружьем, прицеливается, а во что – неведомо. «Здоров, дядьку! Куда ты метишь? Ни одной птицы не видно». – «Как же, стану я стрелять близко! Мне бы застрелить зверя или птицу верст за тысячу отсюда: то по мне стрельба!» – «Садись же с нами!» Сел и этот, и полетели они дальше.
Летели, летели, глядь – несет человек за спиною полон мех хлеба. «Здоров, дядьку! Куда идешь?» – «Иду, – говорит, – добывать хлеба на обед». – «Да у тебя и так полон мешок за спиною». – «Что тут! Для меня этого хлеба и на один раз укусить нечего». – «Садись-ка с нами!» Объедало сел на корабль, и полетели дальше. Летели, летели, глядь – ходит человек вокруг озера. «Здоров, дядьку! Чего ищешь?» – «Пить хочется, да воды не найду». – «Да перед тобой целое озеро; что ж ты не пьешь?» – «Эка! Этой воды на один глоток мне не станет». – «Так садись с нами!» Он сел, и опять полетели. Летели, летели, глядь – идет человек в лес, а за плечами вязанка дров. «Здоров, дядьку! Зачем в лес дрова несешь?» – «Да это не простые дрова». – «А какие же» – «Да такие: коли разбросить их, так вдруг целое войско явится». – «Садись с нами!» Сел он к ним, и полетели дальше. Летели,
