Зал Стыка Наук с неприятным щелчком превратился в отсек лунной станции (надо подстроить давление в ней) и отправился в тартарары. Мы стояли, держа равновесие вместе, держась друг за дружку, пока хоть чуть-чуть не привыкли к другой гравитации. Как только решил что привык, я поглубже вдохнул синтетический, "дистиллированный" воздух, и твёрдо шагнул... Я едва удержался, потом неуверенно засеменил, а затем и запрыгал как Армстронг.
Пока я проверил готовность скафандров и шлюза, она разложила, собрав на полу человечка, свои медицинские датчики и удалилась в соседний отсек. Убедившись что Рина не смотрит, я быстро разделся, обклеился ими и дёрнул дверь шлюза.
Скафандры тут, как и "Орлан", оснащаются "дверью", но наши скафандры всегда "по ту сторону шлюза", и "дверь" открывается в шлюз. Так удобней: залез, отстегнулся - и сразу к работе. Когда я включил освещение старта, корабль, увиденный мной, оказался прекрасен. Хорошая техника "в металле" всегда смотрится лучше чем на любом чертеже или скетче. Обычно ты этого не замечаешь, в процессе постройки привыкнув к её красоте, но монтаж корабля был вдали от людей. Я обошёл его несколько раз, отключая и снова включая прожекторы, высветив каждую грань невесомо-могучей машины. Войдя через технологический шлюз (для работы снаружи в полёте корабль оснащён ими с разных сторон), я полез, проверяя системы, по всем закоулкам.
Рина следила за телеметрией: "помедленней сердце!", как будто я йог; "что с правым боком?" - "ошибка тензометра, поправляю... сигнал?" - "теперь в норме". Моим самым сильным желанием было взлететь, поиграть, покружить, но межзвёздник взлетает лишь раз. Так он нами задуман, и так его сделали зонды фон Неймана. Я просидел в его рубке, включив все системы, значительно дольше чем нужно для тестов: с обзорных экранов глядел на меня Млечный Путь. Уже скоро я мягко отчалю, и мы понесёмся в глубины Галактики. Рад ли я этому? В немецком есть такое слово: Vorfreude. Это не просто "наслаждение", "удовольствие" или даже "предвкушение". Это "преднаслаждение", мгновение до.
Но пока ещё надо доделать чуть-чуть на Земле. Я вернулся под купол, "причалил" скафандр, и, выйдя в отсек, принялся методично снимать с себя датчики. Рина (по звуку шагов, босиком?) подошла ко мне сзади:
-- Так что ты хотел мне сказать с глазу на глаз?
Эксперимент завершён, все кто знали о нём "размагничены". Дети вернулись домой из Артека, научные кадры - из командировок. Ребятам теперь предстоит оправдать ожидания взрослых.
До следующего лета!
Зачем явился ты на свет, ты помнил не всегда
-- Тебе письмо. От девочки.
Мама смотрела серьёзно.
-- Но давай условимся: сначала закончить школу, поступить в институт, а потом уже девочки.
И улыбнулась:
-- Хоть хорошая, умная?
Я взял конверт. Её имя мне было почти не знакомо. А вспомнить как выглядит - даже не смог.
-- Да что ты, мам, в Артеке плохих не бывает.
С конвертом я заперся в комнате. Долго смотрел на него: неужели я, страшный тихоня, понравился девочке? Да понравился так, что она, а не я пишет письма! А впрочем, уже Новый Год, а я так ни разу ей не написал. Другая б обиделась, а она...
Из конверта я вынул бумажку. Странная надпись красивым девчоночьим почерком: "До следующего лета!". И - всё. "До следующего лета!", - снова проговорил я, и... Откуда я знал эту фразу?!
***
В "магнитке-размагнитке", лаборатории с белыми стенами, нас было много. По одному нас водили за ширму, где было "зубнюцкое" кресло, давали снотворное, где-то минуту над креслом гудела антенна, и спящих детей уносили.
Для нас и для них это было рутиной. Мы знали, что там происходит. Они это знали. И мы и они понимали, что за пределы Эксперимента подобные знания выйти не могут.
Поэтому мы преспокойно болтали о планах на лето. Мы знали всех "наших" по имени, отчеству, кто где живёт, посещает какие "кружки"...
Алексей Александрович, доктор (его звали так же, как нашего доктора) вышел, махнул нам рукой:
-- Заходите, кто смелый!
-- До следующего лета! - привычно сказал на прощание Пашка.
Привычная фраза. Вот уже много Заходов мы говорим её. Как ритуал, талисман, как слова-обереги.
Щелчок пистолета-инъектора, трое врачей подтверждают: "заснул", и гудит, заливаясь, антенна...
***
Надежда - "ядро конденсации": так из тумана рождаются плотные капли. Я вспомнил её. И её, и ещё пятерых. Эти люди всплывали из памяти - редко, нечётко, но всё же всплывали. Сегодня, читая газеты, я понял... я просто узнал эти фразы. Такая манера писать, говорить - уникальна!
А имя внизу, под заметкой, ни с кем не "вязалось". Дождавшись ухода декана, я вставил в деканский компьютер "Си-Ди" с телефонными книгами, купленный мною на "Пушке", узнал телефон журналиста. С десятого, с сотого раза ему дозвонился: знакомые нотки, слегка раздражённые, несколько едкие, точные, острые. Он это, он!!!
Заказное - Надежде. Прислать эту фразу, взрывающий мозг талисман из забытого детства, решается только "ядро". Она тысячу раз всё проверит, и точно к моменту, когда "размагниченный" может, прочтя, не свихнуться - конверт.
***
Сегодня видел Алексея Александровича. Так сказать, "старшего". Боже, а я теперь старше него: мы каким его помним? Лет двадцать, красивые волосы... Он ещё статный, но - статный седой Айболит. Да и я дослужился до права бывать в этой клинике - в нашей, "закрытой", как раньше сказали б - "цековской".
У доктора цепкая, точная память: Алексей Александрович узнал меня (хотя видел лишь мельком, давно, и его самого "размагнитили"), пусть и на уровне "я Вас, батенька, определённо встречал...". Похоже, он может стать "ядром конденсации" - для своих, для Наблюдателей...
С этим вопросом я позвонил Наде.
-- Возможно, - сказала она, - И... ты знаешь, мы помним ребят-"Современничков". Может, их стоит найти?
-- Не ищи, - сказал я.
Удивился. А в ночь настоящее детство накрыло - во сне я увидел, я вспомнил...
***
Я был последним. Даже "До следующего лета!" я крикнул просто "для мебели", в пустоту, как ритуал. Алексей Александрович сделал инъекцию, как вдруг...
-- Лёша, скорей! Владимиру Николаевичу плохо!
Под ручки ввели... мне показался он дедом. Поджарый, на вид он был мастером с Техтерритории. В правой руке он сжимал сигаретную пачку. Меня посадили на стульчик, его - на то самое кресло. Накапали валерьянки.
-- Я бросил эту пачку там... - говорил перепуганный дед.
-- Не беспокойтесь Вы так, - утешал Алексей Александрович.
-- Вы не поняли: я бросил её много лет назад, перед первым "большим" приездом. Сейчас мы пошли за ребятами... там нет никого! Никого и ничего, что появилось во время...
В пропадающей реальности кто-то не дал мне упасть.
***
Не знаю, как мы победили кризис. Не денежный. Кризис мысли, технической мысли, грозивший самой цивилизации. Если бы не промышленные термоядерные блоки, не разработки нового, быстрого и экономичного, транспорта, не сверхоптимизация Сети, позволившая проверить самые заумные теории...
Я был измотан, но дело, которое я контролировал, точно пошло на поправку. Я выкроил время чтобы зайти в нашу клинику. В регистратуре поставили компьютер, и обе старушки, всю жизнь переставлявшие с места на место бумажные книжки, стояли пред ним, как перед шляпою фокусника.
-- Что, не работает? - осведомился я, - Позвольте предложить вам посильную помощь...
Я сел за компьютер, но прежде чем тронул "мыша", на экране открылось окошко: "База - Земле. Хорошо, что вы были готовы принять эти технологии. В каждой из них специально оставлена возможность додумать её и усовершенствовать. Были рады помочь родной планете."
Едва я всё это прочёл, окошко закрылось, и комп заработал как надо.
-- Что там было? - спросили бабульки.
-- Ничего страшного, - ответил я, - Инопланетяне.
Когда я вошёл к Алексею Александровичу, доктор вдруг тихо сказал:
-- Заходите, кто смелый!
Последний землянин
Какая малость - ждать того кто не придёт...
Это последний объект. Генератор нагрузки подключен. За доли секунды он взял под контроль все три фазы питания, перехватив синусоиды точно в момент обращения в ноль.
Я не мог это слышать, я просто почувствовал, как замолчали внутри репродукторы. Стало чуть-чуть жутковато: в любом помещении Базы бубнила негромкая музыка, и вот теперь - тишина. По всей Базе.
И я испугался. Минуту назад я хотел добежать до Транслабы, до дома, ещё раз увидеть их здесь, на Земле... А теперь я боюсь тут остаться (я где-то читал, что подобное чувствует космонавт: он работает вне корабля и внезапно пугается, что вот сейчас тот запустит движки и уйдёт). Я рванул со всей силы, сжимая рейлган: если кто-то появится, буду стрелять без раздумий.
Потом я заставил себя не бежать, а идти осторожно, внимательно глядя вокруг. По безумно родным, ставшим жутко враждебными улицам. В библиотеку, там - прямо в Зал Стыка Наук и шагнул в телепорт. Под ногами "поехал вниз лифт", что естественно, ведь на Луне гравитация ниже.
