Бессмертные посмеялись причудам верховного жреца, но через несколько минут разговор перешел на другие, куда более волнующие темы. Из хороших новостей главной было выздоровление Лооя, а также новые пополнения, пришедшие из дальних провинций. Несколько полков лучников, около пяти или пяти с половиной тысяч копейщиков, — татхагатха вызвал своего секретаря и упоенно зашелестел какими‑то бумагами, роняя их попеременно то в соус, то в жаркое. Каэ стало жалко трудов повара, и она сказала:
— Верю на слово, что много. После покажешь.
— Как велит госпожа, — согласился Тхагаледжа и принялся наставлять секретаря и гонцов на предмет первоочередных задач. Соблюдая правила приличия, все ждали, когда он освободится, чтобы наконец приступить к еде.
Когда все приказы были отданы и бессмертные в компании правителя Сонандана накинулись на завтрак, Тхагаледжа спросил с надеждой и тревогой:
— Что с талисманами, госпожа?
— А при чем тут госпожа? — моментально ответил до боли знакомый голос сварливого перстня. — Я долго терпел эти издевательства, я молчал, хотя меня намеренно игнорировали, третировали и еще что‑то ужасное, просто я не могу сейчас припомнить нужного слова. Но я его вспомню и тогда уже скажу, смело глядя в лицо угнетателям и кровопийцам моим…
Все, кто находился в этот момент за столом, затаив дыхание слушали бесконечный поток жалоб, высказанных Ниппи. Оказалось, что все успели соскучиться по немыслимому существу и по его публичным выступлениям.
— Но сейчас я отвечу по существу. — Внезапно и тон, и сам голос перстня переменились, и он продолжил значительно тише:
— Я ведь почему молчал — я пытался составить себе представление о том, что с этими клятыми талисманами происходит. И меня не хватает на все…
— А что с ними? — с тревогой спросил Жнец.
Именно грозный Владыка Ада Хорэ, никогда прежде не имевший равных себе, понимал, сколь опасен враг. Столкнувшись с тем, что и его можно поймать в ловушку, что и ему можно расставить западню, он день ото дня все больше беспокоился о происходящем. Что же может случиться с остальными и особенно со слабыми людьми, если даже ему нет спасения от козней Мелькарта? Тем более что какая‑нибудь ошибка грозит стать и последней — даже Каэтана не сможет помочь. Хотя бы потому, что она не может оказаться одновременно в нескольких местах.
— Видишь ли, я все время боялся сказать, но выхода у меня нет — я не успеваю почувствовать, когда талисманы извлекаются из тайника. Многие из них сейчас перемещаются по Арнемвенду, только малая часть их постоянно пребывает в одном и том же месте. Какие‑то страшные силы ведут со мной жестокую игру. Много талисманов двигается в разных направлениях, и мне трудно уследить за ними. Какие‑то попали к владельцам настолько искушенным в магии либо к существам Древней крови, что я могу только приблизительно указать место их нахождения. — Ниппи помолчал, а потом спросил несчастным голосом:
— Вы меня теперь выбросите, да? Когда все мои возможности исчерпаются?
— Твоя отличительная черта — крайняя глупость, это я всегда отмечал, — заметил Тиермес. — Кто же разбрасывается такими дурнями, как ты?
— Каэтана обещала отвезти меня назад и замуровать в храме Нуш‑и‑Джан. Я не хочу назад, там водопад, там сыро и мокро, а я почти что мертвый и никому не нужный!
— А тогда тем более глупо сетовать на свою беспросветную и трагическую судьбу, — сказала Каэ внушительно.
На самом деле ей было искренне жаль глупый перстень, тем более что она давно относилась к нему как к живому и разумному существу, но было очевидно, что если сейчас ему кто‑нибудь выразит сочувствие, то потоку жалоб и стонов конца не будет. А разговор только‑только начинался. И разговор серьезный…
— Хватит хныкать и немедленно займись делом!
— Как?!
— Расскажи, сколько талисманов ты можешь обнаружить без колебаний и сомнений?
Перстень ненадолго замолчал, потом откликнулся:
— Сейчас только три.
— Значит, — торжествующе заключил Траэтаона, — всего девятнадцать!
— Как это понимать?
— Сейчас Каэ уничтожила шестнадцать этих штуковин. Если мы успеем отыскать еще три, то выходит девятнадцать, а нашему противнику не хватит ровно одного талисмана, чтобы открыть выход Мелькарту. И тогда остальные талисманы можно будет вылавливать постепенно, без суеты и спешки. Это же прекрасно!
Тиермес склонил голову набок, высчитал что‑то в уме и подтвердил:
— Действительно, все может сложиться очень удачно, однако советую поторопиться, потому что не только мы знаем об этом. Уверен, что слуги Мелькарта станут землю рыть, чтобы помешать нам добыть оставшиеся три безделушки. Вещай, Ниппи, где первый.
— А как мне определить, какой из них первый? — спросил воспрянувший духом перстень.
— Какой ближе, тот и первый, неужели не ясно? — не выдержал татхагатха. — Где, спрашивают тебя?
— В Урукуре, в старом храме, который находится в оазисе. Вокруг пустыня…
— Там больше нет храма, — печально откликнулся Траэтаона. — Он когда‑то был, это правда. Самый древний храм Джоу Лахатала на планете. И ему служили вайделоты, одни из самых мудрых людей этого мира. Они странно служили Лахаталу, вроде бы и ему, но, когда он допускал ошибки, не поддерживали его. Да… Так вот совсем недавно храм этот был разгромлен, а вайделоты — убиты. Джоу Лахатал сам ездил туда, проверял. И ничего не сказал нам о талисмане.
— Он там, — упрямо повторил Ниппи.
— Очень может быть, — произнес кто‑то от дверей.
Все сразу обернулись в ту сторону. На пороге трапезной стоял сам Змеебог, счастливый и улыбающийся. За его спиной высились четыре фигуры: Вахаган, Веретрагна, Арескои и га‑Мавет.
Слуга, спешивший доложить о том, что все указанные татхагатхой персоны найдены и приглашены на завтрак, пискнул, отлетая в сторону. Он таращился на бессмертных и открывал и закрывал рот. Видимо, паренек недавно прибыл из провинции и к такому обилию божественных существ еще не успел привыкнуть.
Некоторое время спустя, когда были произнесены все благодарности, когда Вахаган с Веретрагной отбыли, а трое Новых богов, напротив, уселись за стол; когда Тхагаледжа был вынужден позвать кого‑то из придворных и внушительно потребовать накрывать и обед, и ужин одновременно, когда Магнус, ведя за лапку Номмо, явился к своей обожаемой госпоже и оба они долго целовали, и обнимали, и теребили ее, вызывая ревнивые взгляды богов, особенно Тиермеса, — Каэ решилась спросить об истории с капитаном Лооем.
— Сейчас придет Куланн, — откликнулся Магнус. — Он расскажет, что было на реке. Сам Лоой теперь находится в Салмакиде, отдыхает; завтра должен приехать сюда — он уже вполне способен передвигаться без напряжения и болезненных ощущений. А я только могу рассказать тебе о том, что ему повезло: ты побывала на Джемаре и таким образом завершила знак Лавара.
Магнус обвел взглядом собравшихся и обнаружил выражение полного недоумения на всех без исключения лицах.
— Ясно, — сказал он себе под нос и пустился рассказывать историю с самого начала. Это повествование заняло несколько часов, поскольку слушатели оказались внимательными и непрестанно требовали подробностей, а также нуждались в кратких исторических экскурсах. К тому времени, когда он завершил его, подоспел к обеду Нингишзида под руку с князем Маланом‑Тенгри.
Достойный скаат даже не поразился столь блестящему обществу, только на секунду замер у дверей и внимательно рассмотрел сангасоев, стоявших на страже с обнаженными мечами.
— Вот чего я не понимаю, великие Древние и Новые боги, — проговорил он. — Зачем вам нужна охрана? Это от вас нужно охранять, а вас — от кого?
* * *
Никто во всем Хадрамауте не смог возразить шаммемму Дженнину Эльвагану, когда тот предоставил неопровержимые свидетельства зверств и преступлений пиратов; и решение отправить эскадру на Сарконовы острова, чтобы раз и навсегда покончить с этим гнездом зла, было совершенно естественным. В доме Войны за поход против пиратов проголосовали шестнадцать сановников из семнадцати, имеющих право голоса.
Шаммемм не стал медлить и, испросив соизволения у понтифика Дайнити Нерая, что, впрочем, было всего лишь простой формальностью, которой, однако, не принято пренебрегать, вывел в Коралловое море эскадру, включающую в себя пятнадцать боевых судов хаанухов, в их числе — огромный флагман «Брат Иа Тайбрайя», только несколько дней назад спущенный со стапелей на воду.
Удача сопутствовала хаанухам более, чем в обычных походах; это было заметно на десятках мелочей, которые чаще всего не ладятся у любых, даже самых опытных и искушенных в своем деле моряков. Команда прониклась к Эльвагану уважением, и уже через несколько дней по всей эскадре поползли слухи о божественной избранности молодого шаммемма.
