Героине, молодой венецианке, явно не хватает дуэньи. Если общественные устои сильно расшатались, с тех пор как я в последний раз был в Венеции, поведение этой молодой особы явно свидетельствует о том, что правила традиционной морали крайне желательны. Но вправе ли наши критики осуждать ее шашни? В Хемингуэе живет трубадур, побуждающий его облагораживать своих героинь. Именно это он и сделал в своем первом блестящем романе «Фиеста». Эти две книги — родные сестры. Какое огромное впечатление произвела на нас «Фиеста» четверть века назад, как мы ею восхищались! И с какой холодностью принимаем те же дары сегодня!
Конечно, за истекший промежуток времени ему многие подражали. Как легко им это удавалось! Чтобы подражать Генри Джеймсу, нужно быть совершенным мастером. А посредственную стилизацию под Хемингуэя может состряпать любой журналист. Но в «Фиесте» нас поразили не только стилистические находки, а прежде всего настроение. Английская литература богата первоклассными романистами-обывателями, такими, как Сёртис или П. Г. Вудхауз. Но их герои — счастливые люди. У Хемингуэя все пронизано меланхолией, ощущением обреченности. Его мужчины и женщины печальны, как большие бездушные обезьяны, теснящиеся в клетках в зоопарке. И это настроение оказалось очень стойким.
«За рекой в тени деревьев» — книга о возмездии обывателю. Герою пятьдесят один год, возраст, когда у культурного человека начинается самый плодотворный период жизни. Но песенка обывателя спета; он сам называет себя «старым, побитым жизнью мерзавцем». Его прежняя жизнь состояла из спорта, пьянства, секса и профессионального успеха. И все развеялось, как дым. Он награжден, как медалью, смертельной болезнью. Его жалкое положение усугубляется тем, что он считает себя культурным и умудренным опытом человеком. На своем веку он многое повидал. Он плоть от плоти мятущейся компании бражников из «Фиесты», считавших, что, общаясь с барменами, они погружаются в самое сердце Европы, что в их кафе собирается цвет декадентской европейской аристократии. Он уверен в том, что для таких, как он, создавали свои полотна старые мастера, и — к черту искусствоведов!
Все недостатки последней книги в избытке присутствовали в первой, как, впрочем, и достоинства. Почему же сейчас все ополчились против Хемингуэя?
Все началось с внезапной атаки в «Нью-Йоркере». Не так давно этот популярный еженедельник направил к Хемингуэю журналистку, которая должна была изучить его вдоль и поперек, пока он проводил отпуск в Нью-Йорке. Она с ним ела и выпивала, ходила по магазинам и галереям и тщательно записывала все пошлости, которые он изрекал, и все глупости, которые делал во время кутежей. Наверное, лишь сумасброд или простофиля согласился бы подвергнуть себя подобному испытанию.
Она выставила его полным ослом, хотя и не лишенным обаяния. Я не знаком с Хемингуэем, но полагаю, что его ухарские замашки — одна из причин его непопулярности.
Он действительно сделал все, чтобы его считали «старым, побитым жизнью мерзавцем». В 1936 году его репутация была безупречна, не к чему было придраться. Потом он отправился в Мадрид и Барселону, раструбив об этом по всему свету. Здесь он увидел нечто большее, чем коррида и бистро. Крупнейший современный писатель обратился к важнейшей теме своего времени. Пикассо написал «Гернику», Оден и Спендер по-своему откликнулись на события, великий художник-воин из Нового Света решил создать современный эпос. Но получился не эпос, а что-то другое. «По ком звонит колокол» — совсем не та книга, которую от него ждали социалисты. Они всячески отрицали зверства, Хемингуэй описал их, смакуя подробности. Они отрицали участие в войне русских, Хемингуэй привел нас прямиком к парадным дверям отеля «Гэйлорд». Он высмеял Андре Марти и Пассионарию не хуже любого корреспондента «Нью-Йоркера». Социалисты сочли, что он перешел на другую сторону баррикад, тогда как его горячее революционное сердце по-прежнему уводило его прочь от цивилизации.
Ощущение превосходства над американцами в сочетании с комплексом неполноценности перед европейцами породили в нем тот патриотизм, который не нравится никому. Рост городов и промышленного производства в Америке был для него нестерпим, вместе с тем он справедливо полагал, что англичане смотрят на него сверху вниз, а французов интересуют только его доллары. Он испытывал чисто киплинговское удовольствие, вникая в технические подробности всех ремесел и профессий, кроме собственной. Он прекрасно в них разбирался и мог часами беседовать с рыбаками о рыболовных снастях, но профессиональный писательский жаргон вызывал у него отвращение. И в этой книге американскому писателю противопоставлен другой герой — невезучий, трудолюбивый парень, живущий в той же гостинице, трезвый, не имеющий ни любовниц, ни боевых шрамов и не позволяющий себе шутить с горничными.
Когда началась Вторая мировая война, Хемингуэй не мог пойти на фронт и стал военным корреспондентом, несмотря на брезгливое отношение к этой профессии. Горечь и безысходность книги объясняются многими причинами. Однако критики наживаются на этой горечи и безысходности.
Они забыли, как когда-то поднимали сжатые кулаки перед красным флагом Барселоны. Писатель физически расправился лишь с горсткой людей. За что же они его так ненавидят?
По-моему, все дело в том, что они обнаружили в нем нечто непростительное — порядочность. Несмотря на все его бахвалься во, сквернословие, драки, ему присуще элементарное рыцарство — уважение к женщине, жалость к слабым, чувство чести, которое постоянно попирается. Нынче литературные круги живо интересуются особой формой подлости, смешанной с высокомерием. Критики ищут и не находят ее в книгах Хемингуэя, что вызывает у них бурное и самоуверенное недовольство.
Tablet, 1950, vol. 196, п. 5758 (September 30), р. 290–292
Нечто оригинальное
Рецензия на роман М. Спарк «Утешители»
© Перевод Н. Мельников
М. Spark. The Comforters. — L.: Macmillan, 1957
Это запутанный, искусный и, во всяком случае для меня, чрезвычайно занимательный дебютный роман. Не думаю, что он полностью удался. Мисс Спарк затеяла очень трудное дело. В романе есть натяжки, которых избежал бы менее яркий, но более опытный писатель. Однако в то время, когда «экспериментальные» сочинения заслуженно приобрели дурную репутацию, книга Спарк действует освежающе. Осознанно или нет, она попыталась наложить одно на другое, соединив две несходные темы, причем каждой соответствует свой главный герой. Первая тема — механика сюжетостроения; вторая — безумие. Результат описать непросто.
Сперва расскажем о сюжете. Привлекательная, полная жизни пенсионерка с цыганскими корнями живет одна в загородном доме, в Суссексе. Она взяла за правило не принимать помощь у дочери, жены преуспевающего и весьма набожного коммерсанта. Ее до неприличия любопытный внук, работающий спортивным комментатором на радио, хочет выяснить, за счет чего она живет. Он обнаруживает, что она возглавляет шайку, которая промышляет контрабандой ювелирных изделий и при этом прибегает к изощренной, но трогательно-нелепой системе конспирации. Короче говоря, именно здесь — зародыш традиционного романа тайн. События сгущаются. Вопреки правдоподобию главные курьеры шайки — муж и сын дамы, которой покровительствует дочь их патронессы: когда-то эта дама была няней внука-детектива. Их лондонский агент — книготорговец, бельгийский барон, интересующийся черной магией: некогда он был любовником второй жены вышеупомянутого курьера, у которой, ко всему прочему, деловые отношения с братом-гомосексуалистом преуспевающего и набожного зятя главной контрабандистки. В дополнение ко всему этому бонна внука-детектива оказывается экономкой общежития при монастыре, куда посылают пожить его бывшую возлюбленную, принятую в лоно церкви, несмотря на то что она утратила веру. Звучит нелепо, но я осмеливаюсь предположить, что так все и замышлялось.
Дело в том, что сюжетный механизм работает одинаково как в абсурдистском, так и в правдоподобном повествовании. Главное здесь — взаимоотношения автора и героя. Любой романист, плохой или хороший, должен знать все способы доверительных или отстраненных отношений со своими созданиями. Иногда он все берет непосредственно из жизненного опыта, изображая близких ему людей; как правило, его воображение так преобразует жизненные впечатления, что уже невозможно определить, с кого списаны портреты. Иногда он строго контролирует своих персонажей, загоняя их в положения, наиболее соответствующие выбранной теме. Порой он отдает инициативу персонажам и, недоумевая, держась на почтительном расстоянии, вынужден следовать за ними. По ходу сочинения появляются привходящие компоненты, которые иногда принимаются, а иногда отбрасываются. Мисс Спарк показывает нам этот процесс. Многочисленные родственники пенсионерки, занимающейся преступной деятельностью, здесь чрезвычайно важны, поскольку придают жизненность искусственной конструкции. Тема романа позволяет автору представить целый ряд эпизодов, в которых блестяще описываются повадки и образ жизни нынешних английских католиков.
