Он сказал это тихо, но пациентка услышала и пробормотала:
– Только не шрам…
Билл кивком указал Муру на жемчуг и прошептал:
– А девушка не из бедных; возможно, что спиной своей она дорожит! Надо бы вызвать хорошего хирурга…
– Она всю кровь потеряет, пока мы его дождемся!
– Ну, тогда надо позвать кого-то из наших ординаторов!
– Ох уж эти юные эскулапы! – с отвращением произнес Мур.
– Ладно! – сказал Билл. – Но я все же пойду спрошу согласия у отца, чтобы хоть как-то тебя защитить!
– Он же не Джон Д. Рокфеллер! Иначе как бы он попал к нам в травматологию? – Мур продезинфицировал руки. – И с чего ты взял, что это настоящий жемчуг – может, это бижутерия из универмага?
– Я вижу, что эта женщина хорошо одета – по крайней мере, с полчаса назад еще была одета.
Билл снова вышел в холл.
– Назовите имя и фамилию этой женщины! – потребовал он от отца. – Если не скажете, я узнаю их в полиции по номеру автомобиля!
– Лобру! – неразборчиво выдохнул мужчина.
– Как?
На этот раз Билл разобрал и имя, и фамилию – Лоретта Брук, – но они ему ничего не сказали, пока мужчина не прибавил: «актриса». Тогда Билл припомнил, что когда-то слышал это имя.
– Наша настоящая фамилия Бах – по-немецки это то же самое, что по-английски Брук. Лоретта заехала сюда по пути в Голливуд повидаться со мной… – Он сглотнул, проглотив остаток фразы. – Больше ничего не могу рассказать! Их же вышвыривают из кино, едва замаячит хоть намек на скандал! Первое, что она мне сказала: «Папа, все должно остаться в тайне!» Но кровь у нее не останавливалась, а наш семейный врач куда-то уехал.
Внезапно в отделении травматологии стало людно: появился мальчишка с вывихнутой коленкой, какой-то негр с Ямайки с пробитым черепом, отказывавшийся от помощи в ворчливой манере родного острова. Как обычно, в помещение набилось множество студен тов-практикантов, путавшихся под ногами. Протолкнувшись в бокс, Билл закрыл за собой шторку; Мур приступил к наложению швов.
– Артериальное давление упало, уже шестьдесят на тридцать пять, – пробормотал он. – Придется делать переливание. Иди ищи донора!
Билл ушел к телефону. Через несколько минут вышел Мур и с беспокойством сказал:
– Больше ждать нельзя! Пульс уже еле слышен. – Он повысил голос. – Здесь кто-нибудь готов сдать кровь? Нужна четвертая группа!
Студенты-практиканты встревоженно засуетились.
– У меня самого третья группа, – продолжал Мур. – У Буна и Якоби тоже третья, я знаю!
Билл колебался; у него была четвертая группа, ее можно переливать любому человеку, это безопасно, но он еще никогда не был донором – у него, в отличие от некоторых студентов, не было необходимости таким образом подрабатывать.
– Ладно, – сказал он, – берите меня!
– Отлично; сейчас проверим обоих – и начнем!
Готовясь к несложной операции, Билл почувствовал грубоватое веселье. Ему пришло в голову, что часть него теперь будет сниматься в кино. Теперь, когда на щеках Лоретты Брук выступит румянец, это будет, в каком-то смысле, и его румянец! А когда она воскликнет: «Моя кровь вскипает от злости!» – разве это не его кровь будет вскипать, на радость публике? А когда она заявит в интервью, что во всей Америке, разумеется, не найти актрисы столь «голубых кровей», то разве не прозвучит это как понятный лишь ему комплимент династии почтенных докторов Уильямов Талливеров, в череде которых он был уже четвертым?
Он вдруг вспомнил, что четвертая группа была и у ординатора Джорджа Шульца, и подумал, что было бы забавно назвать его вместо себя, чтобы посмотреть, какой эффект окажет мирное содержимое вен Джорджа на артистический темперамент?
Когда переливание закончилось, он выпил, чтобы восстановить силы, и встал, чувствуя себя на удивление хорошо. К этому моменту доктор Мур закончил накладывать швы, и Билл, испытывая нечто большее, чем обычное любопытство, остался понаблюдать за ходом дальнейших процедур. Настроение у него было приподнятое – ведь еще до того, как закончилось переливание, артериальное давление мисс Лоретты Брук поднялось, а пульс стал более уверенным. С этими новостями он и вышел к мужчине, ждавшему в холле. Тот все еще переживал, удастся ли замять скандал.
– Ей придется остаться здесь, – сказал Билл. – Руководство больницы обязательно должно знать, кто она, но от газетчиков мы ее спрячем. Мы разместим ее в отдельной палате, хорошо? И у нее будет индивидуальная медсестра, ладно?
– Все, что ей только понадобится!
Санитар втолкнул в лифт драгоценную персону мисс Лоретты Брук, закрепленную вниз лицом на каталке, и она исчезла в безмолвной анонимности коридоров верхних этажей; мистера Баха убедили отправиться домой, поспать. К полуночи уснула и вся огромная больница. В главном холле, под мраморной статуей Христа, боролся с предрассветным сном ночной дежурный, по тихим коридорам между холлами бесшумно ходили ночные медсестры. Лишь кое-где в палатах не спали, страдая молча или шумно, умирая или возвращаясь к жизни. В отделении травматологии и в два, и в три, и в четыре утра по-прежнему горел яркий свет, и снова и снова по мановению накрахмаленного рукава халата мисс Уэльс повторялись обычные процедуры, потому что в дверях не иссякал поток людей – кто с ушибом, кто с переломом, кто пьяный, кто испуганный.
А Биллу приснилось, что он в Голливуде; он дефилировал в купальном костюме перед трибуной, на которой было множество судей, а через плечо у него висела лента, на которой большими красными буквами было написано: «Мистер Балтимор».
II
Доктор Талливер вошел в палату в тот самый момент, когда сдвинутая ветром штора впустила внутрь солнечный свет. Лучи солнца упали на мисс Брук, подсветив ее все еще несколько бледное лицо и окрасив щеки легким румянцем. Глаза были полуприкрыты, но стоило ему войти, как они открылись – и открылись так, что он едва мог поверить, что на свете бывают такие глаза, и одновременно между губ мелькнул кончик языка, и губы приобрели более яркий оттенок.
Она осмотрела его, начав с красивого, серьезного лица и скользнув взглядом ниже, на белый халат, на котором новый день еще не успел оставить ни единой морщинки.
– Да неужели! Доктор Талливер, собственной персоной! – ровным тоном произнесла она. – И где же вы пребывали три последних дня?
– Как вы себя чувствуете?
– Хорошо. А когда мне можно будет лечь на спину?
– Вы ведь и так уже почти на ней лежите. И теперь на вас можно смотреть; кажется, вы вновь обрели третье измерение.
– Меня очень беспокоит шрам, – сказала она.
– Не нужно о нем беспокоиться, – уверил ее Билл. – Начнем с того, что вряд ли можно было бы выбрать место лучше, если бы все надо было сделать так, чтобы на вас и следа не осталось.
– А его будет видно в платье с открытой спиной?
– Вряд ли. Мур очень постарался, а пластический хирург превзошел себя! Знаете, даже от пункции легкого шрамы иногда более заметны…
Она вздохнула:
– Вот уж не думала, что когда-нибудь попаду в эту больницу, хотя и родилась в двух кварталах отсюда и раньше часто каталась на роликах тут неподалеку.
– А я вот – наоборот… Всегда знал, что обязательно здесь окажусь! Здесь работал мой отец.
– А что, ординатор должен оставаться в больнице всю жизнь, до самой старости, как монах в монастыре?
– Только пока не решат, что нам можно практиковать самостоятельно, вне больницы!
– Вы тут, наверное, флиртуете с медсестрами? Я снималась в одной картине, и там все доктора только этим и занимались!
– Да, целыми днями! – уверил он ее. – К каждому ординатору специально прикрепляют медсестер.
– И выглядите вы именно так, доктор Талливер!
– Что?
– Словно вы в этом деле преуспели!
– Благодарю вас. – Билл был польщен. – Что ж, обязательно отращу себе бородку, как у докторов в кино, и примусь за дело!
– У меня спина чешется. Ее можно чесать?
– Чтобы расчесать шов? Нет! Попросим, чтобы вам делали перевязки почаще.
Она беспокойно заворочалась:
– Что же такое творится-то, а? И как только этот полоумный узнал, где живет мой отец?
Билл занялся какой-то ручкой на аппарате для измерения давления, но слушал ее при этом внимательно. За три проведенные здесь недели она впервые упомянула о причине несчастного случая.
– Знаете, что ему было нужно? – неожиданно спросила мисс Брук.
– Кому?
– Ладно, вам расскажу. Вы нравитесь мне здесь больше всех, а мне сейчас захотелось с кем-нибудь поговорить. Это был мой старый партнер по танцам – два года назад мы с ним выступали в одном отеле в Нью-Йорке. И он хотел, чтобы я вышла за него замуж, взяла его с собой в Голливуд и нашла ему работу!
– Так он, значит, пытался с вас что-то поиметь?
– Я ему обещала, что встречусь с ним в Нью-Йорке, когда буду на востоке страны. И вот я поехала навестить папу, а он поехал за мной! Это было ужасно, даже вспоминать страшно! Он стал мне угрожать, а я схватила вилку и крикнула: «Не подходи!», а он схватил разделочный нож! – Она вздрогнула. – Он меня порезал и ушел, а на крыльце встретил папу и даже не потрудился ему сказать, что случилось! В голове не укладывается! Я сама только минут через пять поняла, что произошло!
