это понравится», где герцог изгнан, живет со своим двором в лесу и в монологе говорит, в частности, так:
Ну что, мои товарищи и братья
В изгнании — не стала ль эта жизнь
Благодаря привычке старой слаще
Раскрашенного блеска? Этот лес
Не менее ль опасностями полон,
Чем лживый двор?
…И эта наша жизнь,
Свободная от суеты и шума,
Находит голоса в лесных деревьях
И книги в ручейках, и поученья
В громадных камнях, и добро во всем[60].
Известно, что Толкин признавался в пламенной нелюбви к Шекспиру. Это касается не только ходячего леса в «Макбете», но и изображения эльфов в «Сне в летнюю ночь». Однако приставка в слове «нелюбовь» почти ничего не значит для литературоведения, потому независимо от нее автор, по собственному признанию, вел страстный диалог с предшественником, а сила влияния при отрицании может оказаться даже мощнее, чем при подражании. Толкин освободил эльфов от шекспировских крылышек, но сохранил сам образ эльфийских владык, живущих в лесу, что не только воплощается в персонажах Галадриэли и Келеборна, но и поддерживает образ дунаданов, в чьих жилах течет эльфийская кровь.
Итак, правильный и прекрасный королевский двор должен пребывать в лесу, питаться охотой («А не пойти ль теперь // За дичью нам?» — говорит шекспировский герцог сразу после своего монолога), благодаря этому он освободится от лжи, интриг и прочих пороков. Как мы увидели в только что приведенной цитате, вместо книг у них ручьи и камни, и это видится чем-то очень хорошим. Толкин также не обременяет дунаданов домашними библиотеками, он упоминает, что все наследники воспитывались в Ривенделле, и нам остается лишь предполагать, что там учились не только принцы, но и другие дети[61].
Сильный и прекрасный человек, живущий на природе, чистый душой, не нуждающийся в хлебе, освободившийся от собственности в числе прочих пороков цивилизации… Хронологически между Шекспиром и Толкином возвышается бескрайний и манящий Жан-Жак Руссо.
В «Рассуждении о науках и искусствах» Руссо пишет: «Пышность наряда может свидетельствовать о богатстве человека, а изящество — о его хорошем вкусе, но здоровый и сильный человек узнается по другим признакам, и телесная сила скрывается не под златотканой одеждой придворного, а под грубым одеянием землепашца. Не менее чужды нарядности и добродетели, представляющие собою силу и крепость души. Добродетельный человек — это атлет, который любит бороться нагим, он презирает все эти жалкие украшения, стесняющие проявление силы, бо́льшая часть которых была изобретена лишь для того, чтобы скрыть какое-нибудь уродство»[62]. Если убрать из текста слово «нагим» — получится вполне адекватный портрет дунадана.
Чтобы он стал еще более узнаваемым, добавим другую цитату: «Американские дикари, не знающие одежды и промышляющие одной лишь охотой, непобедимы: в самом деле, какое иго можно наложить на людей, у которых нет никаких потребностей?». Эта цитата отлично показывает, что реального дикаря Руссо знал даже не из книг, а лишь из своих собственных фантазий, но мы говорим не об уничтожении «непобедимых» индейцев белым человеком, а о влиянии руссоистского «естественного человека» на «Властелина колец».
Кстати, это воздействие романтического образа индейцев касается и переводов: в оригинале дунаданы называются рейнджерами, а большинство русских версий именует их следопытами — с очевидной отсылкой к Фенимору Куперу, к его Следопыту, который обладает всеми руссоистскими достоинствами (за исключением наготы) и дружен с индейцами. Да и сам Арагорн в первом томе в достаточной мере напоминает героя Купера.
Руссо очень легко критиковать (первым это сделал Вольтер, а в качестве самой свежей критики назовем превосходную главу Григория Ревзина в его фундаментальном труде «Оправдание утопии»92), но нам нужно понять, как его неумело выраженные идеи повлияли на огромное число умнейших людей, включая Толкина, и на миллионы тех, кто не читал Руссо вовсе, однако странным образом воплощал его идеалы в своей жизни. Относительно влияния Руссо на Толкина необходимо сделать оговорку: нам неизвестно отношение Профессора к французскому мыслителю и мы не утверждаем, что влияние было прямым, а не через Гете, Шиллера или Канта, но уже приведенные цитаты свидетельствуют, что «естественный человек» и дунадан — это, несомненно, родственные художественные образы.
Иллюстрация Микаэля Андриоли из книги Фенимора Купера «Истории из жизни американских первопроходцев».
Fenimore Cooper, James. Historical Stories of American Pioneer Life As Told in the Famous Leatherstocking Tales. New York: John C Winston, 1897
Итак, герои Руссо — могучие мужчины, которые живут одиноко (женщины упоминаются один раз, а о стариках и детях вовсе нет ни слова), и они равны между собой, у них нет ничего, что могло бы породить неравенство. По этой же причине они и не нуждаются ни в чем. Учитывая, что Руссо ставит чувства выше разума («доброе сердце» он называл главным своим достоинством), а из чувств больше всего ценит сострадание, жалость к другим, то вот это сочетание крайне ограниченных потребностей (благодаря чему ты удовлетворен имеющимся) и сострадания оказывается практически первым в европейской культуре спонтанным отражением буддийского идеала.
Жалость и милосердие, воспетые именно Руссо, играют важнейшую роль в мировоззрении Толкина и художественной ткани «Властелина колец». Именно жалость не дала Бильбо убить Голлума, что затем подчеркивает Гэндальф в разговоре с Фродо, и именно эта жалость, затем уже проявленная Фродо, в итоге станет силой, которая уничтожит Кольцо (когда Фродо оказался бессилен перед чарами Кольца, Кольцо захватил пощаженный им Голлум, который и погиб со «своей прелестью»).
Непобедимый нагой дикарь Руссо плохо соотносится с состраданием, но оно присуще Арагорну. Самый яркий пример — его исцеляющие руки, которыми он не только вывел из мрака Фарамира, Эовин и Мерри, но и до рассвета помогал другим раненым.
Мы начали эту главу с Робина Гуда, разбойника, бродящего по лесам, который вершит справедливость, то есть тоже соответствует руссоистскому идеалу «дикаря», но при этом обладает состраданием. Блага цивилизации (прежде всего деньги), которые добывает его веселая ватага, он раздает бедным (мы, разумеется, говорим о герое баллад и прочих художественных произведений). Это ответ на вопрос о причине популярности Руссо: его идеи старше его книг, причем старше как минимум на века, а как максимум — на тысячелетия. Это же и ответ на вопрос о популярности «Властелина колец», где эти идеи лежат в основе как сюжета, так и философии.
В «Общественном договоре» Руссо рисует образ идеального государства. Вот как это резюмирует Григорий Ревзин: «Это государство лишено какой-либо внутренней структуры, в нем нет разделения властей, в нем нет никаких отдельных от государства объединений граждан, в нем нет никаких выборов, в нем любые магистраты в силу того, что они являются частью народного духа, автоматически выражают его и только его, поскольку никакого собственного интереса иметь не могут». В такой формулировке перед нами узнаваемая картина жизни дунаданов, которые охраняют земли Арнора от вражьих тварей, при этом управляются именно народным духом (Арагорн уходит на десятилетия странствовать по разным землям, но отсутствие вождя дунаданов в Пустоземье никак не сказывается на защищенности тех же хоббитов). И так дунаданы живут целое тысячелетие! Если это не руссоистская утопия — то что есть утопия?[63]
Мы уже говорили о первом вожде дунаданов — об Аранарте — и о том, как уход в леса качественно изменил арнорцев (пока Арнор был обычной страной с городами, — никакого особого взлета духа там не замечалось, да и распад Арнора — это феодальная усобица, хоть и смягченная). Уничтожение Артедайна превращает обычного арнорца в «естественного человека» и становится залогом его расцвета. Такой человек освобождается не только от собственности, но и от индивидуальных, эгоистических устремлений. Вот цитата из «Общественного договора» Руссо, которую мог бы произнести Торонгил в минуту
