-- Я нормально, -- слышу рядом голос Жени. -- Даже не задело.
-- Это он тебя сюда затащил, -- говорит кто-то.
Наверху все рушится. Беспрерывно гремят взрывы, кричат люди. Стены подземного убежища вибрируют. Крышка люка отбивает дробь.
Мне помогают сесть и дают глоток воды. Глаза, ослепленные вспышкой, постепенно привыкают к темноте. Теперь я различаю своих собеседников -- это Женя, Михась и Ева.
В дальнем углу подземелья кто-то непрерывно стонет.
-- С Артом дело худо, -- поясняет Женя.
Я пытаюсь вспомнить. Последний раз я видел его висящим на руках над зевом люка. Это было перед самым взрывом.
-- Он упал, -- говорит Михась. -- Сломал ногу. Слава богу, перелом закрытый. Но лодыжка опухла будь здоров.
-- Дальше ваш друг пойдет только в качестве багажа, -- замечает Ева.
Это ничего. Учитывая комплекцию Арта, нести его будет не тяжелее, чем походный рюкзак.
Я осматриваюсь. Мы внутри тесного подвального помещения, большую часть которого занимает разнообразный инвентарь: диски для пил, инструменты в ящиках, коробки с перчатками, касками и рабочей одеждой. На полках вдоль стен запасные лампочки, мотки провода и много чего еще. В одном из углов ведра и швабры.
-- Кладовка, -- говорит Ева. -- Отсюда нет выхода.
Ясно. Если люк завалит, нас похоронит заживо. И все же это лучше, чем оказаться сейчас там, наверху. Я вспоминаю воронку в полу, обрамленную кровавыми ошметками. Снаряд угодил в самую гущу беженцев, столпившихся у ворот. Минуту назад там были и мы...
Артем кричит от боли. Виталик и Ваня колдуют над его ногой, но я не представляю, что можно сделать в такой обстановке. Вверху рвутся бомбы, все дрожит и рассыпается.
Меня охватывает паника.
-- Надо выбираться отсюда!
Михась укладывает меня обратно на пол:
-- Не спеши. Сначала вытащим из тебя эти железки.
20:00
В начале девятого бомбежка нашего сектора города прекращается. Мы все еще слышим ее в отдаленье, но земля уже не дрожит под ногами, стены не гудят, а пыль не сыплется нам на голову. Снаружи все тоже как будто бы стихло. Не слышно ни людей, ни "прокаженных"; вертолеты -- и те улетели.
Наконец, Ваня предпринимает попытку открыть люк. Залезает на лестницу, упирается руками в крышку.
Мы следим за ним, затаив дыхание. Момент истины. Если вход завален, нас ожидает долгая и мучительная смерть.
Ваня налегает на крышку, кряхтя от натуги.
-- Бля... не поддается.
У меня обрывается сердце.
-- Сильнее, Вано! -- говорит Михась.
Ваня бьет по крышке ладонями, но та приподнимается над полом лишь на пару миллиметров. Сверху слышится железный звон, как если бы кто-то тряс над нами мешком с кастрюлями. Люк однозначно завален, но, кажется, это мусор, а не элементы конструкции.
-- Дай я! -- Михась поднимается на ноги.
Я очень хочу помочь им, но пока не рискую вставать. Три металлических осколка, извлеченных из моих плеча и бедра, оказались не такими уж маленькими -- понадобилось два мотка бинта, чтобы остановить кровь.
Миша находит у дальней стены стремянку, устанавливает ее рядом с Ваниной лестницей, и вот уже они оба бьют по люку, пытаясь стряхнуть с него мусор, блокирующий крышку.
Рядом со мной стонет Арт. Витос кое-как наложил на сломанную лодыжку шину, истратив на это последние запасы бинта, но это лишь временная мера. Если перелом со смещением -- а он наверняка со смещением -- без грамотного костоправа Арту не обойтись.
-- Ты как? -- спрашиваю его.
-- Хуево. А ты?
По сравнению с ним, мне довольно неплохо, но я хочу подсластить ему пилюлю, а потом говорю:
-- Тоже. Все болит.
-- Идти сможешь?
Он очень хочет, чтобы я ответил "нет" -- ведь тогда нас будет двое. А, значит, вдвое меньше шансов, что нас бросят.
-- Не знаю еще. Не боись, без ног не останемся. Зачем еще нужны младшие братья?
Арт глухо смеется.
Крышка люка понемногу поддается -- щель над полом становится шире. Сначала пять сантиметров, потом десять. Наконец, Михась может просунуть в нее руку. Тогда он принимается стягивать с крышки тяжелые куски металла -- обломки со скрипом царапают пол.
-- Готово, -- тяжело отдуваясь, объявляет он. -- Можно выходить.
20:10
В узкую щель между крышкой и полом пытаемся разглядеть окружающую обстановку. На дворе глубокий вечер, через час совсем стемнеет. Вокруг царит полумрак. То, что осталось от ангара, вздымается над развороченной землей искореженными утесами. Куски стен и железных балок черными силуэтами выделяются на неоново-пепельном небе. Потолок обрушился вовнутрь, засыпав пол ровным слоем металлического месива. К счастью, над нашим люком каким-то чудом оказался железный верстак, принявший на себя основной груз обломков -- иначе мы бы ни за что не выбрались.
Воронки в полу не видно -- как и трупов людей. Почти все беженцы были похоронены под рухнувшим потолком. Не думаю, что кто-то успел выбраться. Все произошло слишком быстро.
Но нас волнуют не выжившие -- нас волнуют "прокаженные". Сколько их уцелело после авианалета? Еще совсем недавно нас окружало три стада, каждое из которых насчитывало, по меньшей мере, несколько тысяч голов. Даже если половина их них разбежалась, а вторую уничтожили военные -- вокруг все равно должны шастать десятки недобитков. А у нас почти кончились патроны, двое раненых -- один не может идти -- плюс, все до крайности измотаны и полностью деморализованы.
-- Вроде никого... -- говорит Михась, всматриваясь в щель над полом, точно наводчик в смотровую щель танка. -- Но я отсюда хуй чо вижу.
Он прикрывает крышку и спускается с лестницы.
-- Может, переждем?
-- Ага! -- говорит Ваня. -- А если ночью снова начнут бомбить?
-- Маловероятно, Вано. Тут все зачистили.
В целом, я согласен с Мишей. Судя по тому, как нас трясло, Промзону сравняли с землей. Если тут и остались цели, то слишком мелкие и незначительные для повторного рейда.
Но тут из темноты подает голос Арт:
-- Надо уходить... -- стонет он. -- Я тут за ночь сдохну.
-- Придется потерпеть, -- говорит Ева. -- Из-за одного тебя мы не будем рисковать...
-- Пр`итихни, -- рявкает на нее Витос. -- Тебя с нами нет.
-- Арт, -- говорю я, -- безопаснее переждать.
-- А если снова будет налет?
Я знаю, ему просто больно, а мысль о том, что придется терпеть всю ночь, делает боль еще невыносимее. Конечно, он понимает, что снаружи его не ждет доктор с инъекцией морфина, но движение дарит надежду, в то время как бездействие превращается в пытку.
Мне тоже больно, но до утра я вытерплю. Я вытерплю даже до следующего утра, если понадобится. Однако я могу и идти.
-- Так болит?
-- Пиздец...
-- "Пенталгин" не снимает?
-- Вообще. Распухла -- в ботинок не пролазит.
И снова последнее слово за мной. Кажется, я начинаю жалеть, что выиграл в том голосовании...
-- Так. Ладно. Давайте сначала проведем разведку.
20:15
Едва приоткрыв крышку, Михась тут же снова захлопывает ее. Впрочем, за ту секунду, что она была открыта, до нас успели долететь звуки шагов.
-- "Прокаженные"! -- шепчет Михась. -- Пролезли в ангар!
-- Много?
-- Человек десять. Может, больше.
-- Что они делают?
Михась возвращается к люку, снова приоткрывает его -- всего на пару сантиметров.
Мы замираем, боясь шелохнуться. Если нас заметят -- это будет конец.
С минуту Михась наблюдает за "прокаженными". Потом снова закрывает крышку.
-- Я насчитал двенадцать. Еще несколько бродит на улице, не знаю сколько. Они вроде... ищут трупы.
-- Голодные, значит, -- говорит Женя. -- Рано или поздно нас учуют.
Арт шумно выдыхает.
Саша снова принимается плакать. Вот уж кого бы я с удовольствием оставил в этом подвале навсегда.
-- Ты уверен, что пересидеть не получится? -- спрашиваю брата.
-- Уверен. Они не уйдут, пока не обрыщут каждый угол. Голод обостряет нюх.
Что ж, теперь выбор невелик. Либо держать оборону, либо прорываться с боем.
-- Подвал не удержим, стопудово, -- говорит Ваня. -- Когда откроется люк, они посыплются сюда, как говно.
Он прав. Даже если удастся отстрелять первую волну, нас банально завалят трупами.
-- Выскочить разом не получится, придется вылезать по одному, -- я рассуждаю вслух. -- С Артом будет много возни. Теряется эффект внезапности.
-- Значит, кто-то должен их отвлечь, -- говорит Ева то, что я боялся озвучить.
Тишина, в которой отчетливо слышны звуки возни наверху.
-- Нам нужен камикадзе, -- констатирует Михась. -- Ну, и кто это будет?
20:20
-- Вы серьезно? -- говорит Арт. -- Это вам, блядь, не кино.
Я тоже не до конца верю в происходящее. Мы не раз попадали в серьезные передряги, но добровольное самопожертвование с минимальным шансом на спасение -- такого еще не было. И, я надеялся, никогда не будет.
