- Я больше не играю! - заявил Петька и демонстративно бросил деревянный меч на землю. Его друзья тоже побросали «оружие» и ушли.
Санька со Славкой стали собирать «арсенал» и сносить в испытанное место - под крыльцо дома. Мечи Санька мастерил сам, из старых штакетин, выпрошенных у отца. Его «игрушки» времён войны с немцами, которые он нелегально перевозил из Давыдовки, были утеряны по дороге, скорее всего, выпали от тряски, но детская печаль не бывает долгой, и Санька вскоре увлёкся иным.
Отец постоянно пытался приобщить мальчика к чтению. В зимние вечера он брал с этажерки «Севастопольские рассказы» Толстого, читал Пушкина, Лермонтова, но Санька, казалось, никак не реагировал на чтение вслух - он скоренько засыпал.
Паша смеялась: «Ты почитай ему ещё «Милый друг» Мопассана! Лучше будет, когда он сам откроет книжку и прочитает то, от чего получит удовольствие». Паша дала сыну красочно оформленные детгизом детские рассказы Куприна. Тот полистал и сказал: «Мама, ну это же детская книжка!»
И тут обнаружилось, что их пятиклассник читает «Спартака» Джованьоли. Родители почесали затылок, но препятствовать не стали. Толстая книжка с иллюстрациями в твёрдой светло-розовой обложке теперь лежала рядом с кроватью сына, и в некоторых местах там появились закладки. Он перечитывал захватывающие места сражений по нескольку раз, вероятнее всего, не вникая в сложные межродовые отношения патрициев, описанные автором.
Открыв книгу, нетрудно было догадаться, почему изо всей домашней библиотеки, паренёк выбрал именно эту. Иллюстрации сражений гладиаторов на арене амфитеатра были выполнены мастерски.
... - Айда к нам, мамка сёння хлеб выпекаить! - предложил Славка.
У его отца, местного батюшки Георгия Попова, было пять сыновей. Старший из них уже построил собственный дом рядом с отцовским. Недоброжелатели их называли «поповским отродьем», скорее всего, за то, что оба дома были добротные, просторные, крытые железом.
Попрятав под крыльцо свои сокровища, ребята помчались через улицу к Поповым.
Ребята проскользнули из сенцев прямо к русской печи, где стояла с ухватом мать Славки. Из печи дохнуло жаром, и Матрёна достала очередной горячий каравай. На столе уже лежало четыре таких же - чёрных, с толстой хрустящей коркой. Запах свежеиспечённого хлеба стоял на кухне.
Матрёна, женщина дородная, спокойная, знала, за чем пришли сорванцы. Взяла большой острый нож, прижала к груди тёплый каравай и срезала две узкие горбушки, причём бо льшую отдала Саньке.
- Погодите, ребята! Посыплю солью!
Ржаной хлеб был чёрного цвета, ноздреватый, ещё тёплый, с необыкновенным запахом печи, и вкуснее поповского хлеба в селе не было. Горбушек быстро не стало, и теперь поступило предложение от Саньки:
- Айда к Сахарихе!
У Сахарихи были очень вкусные яблоки в саду, и хотя дома - завались, - отец привозил антоновку в мешках, и мать рассыпала её под кроватью на газетах, чтобы сразу было видно порченое яблоко, - вкуснее было с дерева. Сахариха не запрещала ребятам рвать яблоки, только просила, чтобы не ломали ветки. А ещё одинокая бабка, потерявшая на войне сыновей, зазывала детишек к себе на «деликатес» - пареную в печи на противне тыкву. Вкуснее этой тыквы Санька считал только мороженое, но его здесь не было...
Санька возвращался домой, и мама звала за стол:
- Саня, кушать садись!
- Мам, я не хочу!
- Опять у Сахарихи был? Ну, тогда отнеси ей молока!
Паша видела, что в двенадцать лет поведение Саньки изменилось. Она часто видела его задумчивым, а когда спрашивала, о чём он думает, тот отмахивался руками.
Когда две недели назад она собирала его в Москву, куда посылали двух лучших учеников Курлакской школы, Санька заявил:
- Мам, а нельзя мне купить брюки?
Паша в «промтоварах» уже купила ему тёмно-коричневый вельветовый костюмчик - курточку до пояса с накладными карманами и штанишки, которые под коленкой застёгивались на пуговичку. Ему не нравились эти укороченные штаны, он заявил, что выглядит в них совсем как маленький. Пришлось идти за брюками!
В Москве он пробыл десять дней и прислал оттуда письмо, чем привёл Пашу в восторг. Это было первое письмо Саньки, он обстоятельно рассказывал в нём, где они были, что видели, и Паша недоумевала, почему в Москву отправили с ребятами самого бестолкового преподавателя в школе - учителя труда Мандры- кина, совершенную бездарь, похожего на большого грузного бегемота. На что Иван ответил: «У этого Ман-дыкина какие-то связи с «органами», и ему доверили детей от района, чтобы международный детский фестиваль в Москве проходил под неусыпным оком.»
Паша спрятала письмо и потом часто перечитывала его, удивляясь складности повествования незаметно подросшего сына. На листах из ученической тетради в линейку он писал со многими ошибками:
«Дарогие папа и мама! Пишет ваш сын, из очень бальшого города Москвы. С ночала мы все жили в общежитии для студентов, в высоком доме без лифта. В комнате читальне я писал вам письмо. Подошёл учитель Мандрыкин, стал смотреть, что я пишу. Я уже написал: как там поживает наша шарашкина контора, - а он спросил, что за «шарашкина контора»? Стал ругаться, сказал, что все конторы давно ликвидировали и что это письмо он заберёт и не даст отправить. Пришлось писать второе письмо, когда его не было. А как там наш Шарик?
Теперь я живу у своего друга - Володи Муравьёва. Утром его мама мажет белую булку маслом и кладёт на неё колбасу. Здесь все едят колбасу и сыр. Утром молока не пьют, пьют чай и кофе. Кофе очень горький, и я пил чай. Мама Володи спрашивала, кто мои радители, я сказал, что мама - врач, а папа - директор.
Мы были в Мавзолее, а в Кремле видели Царь-пушку и Царь-колокол. Очень большие! Были на выставке, а ещё ездили в уголок Дурова. Там слоны, обезьяны и верблюд. Верблюд плюнул прямо на лысину Мандрыкину. Все смеялись, а он ругался и стал проверять наши письма, что мы пишем домой.»
Позже выяснилось, что всех приехавших в Москву школьников разобрали по семьям, чтобы создать им хорошие условия проживания, и единственное письмо, дошедшее до адресата, было написано из квартиры московского друга.
В один из дней Ивану позвонил Володя, Пашин брат, предупредил о возможных очередных переменах на селе.
- Знаю, наслышан! - ответил Марчуков. - Как у тебя дела?
- Дела в районе идут неплохо. А вот Лида после рождения Славки стала болеть. Может, обойдётся - вроде всегда здоровой бабой была!
В пятьдесят седьмом у Володи Киселёва родился второй сын - Слава, и в этом же году его назначили вторым секретарём Верхне-Хавского района. Иван ездил к своему родственнику по делам - тот помогал ему с семенным фондом, заодно посмотрел несколько хозяйств, в том числе и большую птицеферму - детище Володи.
Володя был человеком деятельным, жёстким, энергичным, подчинённые его побаивались, колхоз в Белогорье он поднял практически за два года. Все свои успехи он праздновал шумно, за столом, и обязательно с водкой. Иван это не приветствовал, но считал бесполезным давать советы молодому шурину - у каждого своя дорога! Самое удивительное: Володя за одну поездку в Воронеж, выпивая с нужными людьми, добивался всего, чего хотел и на что Ивану требовались неимоверные усилия. Марчуков так не умел и не жалел об этом.
Этим летом он наконец-то поддался уговорам Паши. Смеясь, он говорил своему водителю при жене: «Коля, если не съездим, моя «пила» допилит меня окончательно!»
Они вместе с детьми побывали в Алешках, а потом заехали в Новохопёрск - к Ивану Степановичу. Всю долгую и пыльную дорогу пассажиры газика пели песни, подтягивал Ивану и Паше Николай, подпевали дети. Зная, что Саньке нравится песня про Щорса, Иван начал с неё:
Шёл отряд по берегу, шёл издалека,
Шёл под красным знаменем командир полка.
И-и - эх! Командир полка!
Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведёт
Кто под красным знаменем раненый идёт?
И- и - эх! раненый идёт!
- подпевал последнюю строчку Санька.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
И-и - эх! По сырой траве!
Мы сыны батрацкие, мы за новый мир!
Щорс идёт под знаменем - красный командир.
И-и-эх! Красный командир!
Потом пели весёлую новую песню, так полюбившуюся всем:
Родины просторы, горы и долины,
В серебро одетый зимний лес стоит Едут новосёлы по земле целинной,
Песня молодая далеко летит!
Ой ты, зима морозная,
Ноченька яснозвёздная!
Скоро ли я увижу
Свою любимую в степном краю!
Ты ко мне приедешь раннею весною Молодой хозяйкой прямо в новый дом.
По полям бескрайним нашей целиною Трактора мы рядом вместе поведём!
