Армения и переметнется под крыло мусульман.
— Ты отдашь мне Балеарские острова, — продолжил Святослав, который не стал реагировать на последние слова. Он знал, что это правда. Владимир со свирепой эффективностью смирил армянских князей, своих родственников по жене. Убрать его из этой головоломки не выйдет, иначе добрая четверть земель восточной империи тут же присягнет мусульманам. Попытки уже были.
— А если нарушишь хоть букву из этого договора, — добавил Святослав, — то я конфискую Южную Италию, Корсику, Сардинию и Сицилию. Я и так бы это сделал, но тогда твоя казна просто вылетит в трубу.
— Ты меня уже разорил, — со злобой выплюнул Владимир, — мне войско заново собирать! А на что?
— Могу занять миллион, — усмехнулся Святослав. — Под десятую долю в год. Подумай, брат! Это отличное предложение. Тем более что он уже у тебя в казне лежит. Не потратил еще, надеюсь?
Владимир свирепо засопел, но не сказал ничего. Он знал, что его обманули, но не обвинишь ведь в жульничестве старшего августа империи. Тогда придется самому признаться в краже… Владимир понимал, что проиграл эту партию вчистую. Ему поставили мат. И кто? Старший брат, которого он всегда считал недалеким воякой. Впрочем, он ли сам это сделал? Или это отец, языческий колдун, дотянулся до него с того света. Владимир вздрогнул и пугливо перекрестился. Нужно отринуть греховные мысли, иначе быть беде. Он примет свою судьбу со смирением, раз уж господь карает его. А потом он приедет в Константинополь, и там уж мать что-нибудь обязательно придумает…
***
Пару недель спустя. Братислава.
— Где мой сын? — голос Людмилы отдавал ледяной стужей.
Она впервые за многие месяцы заговорила с Бериславом, и даже сама пришла к нему в кабинет. В Братиславе на хозяйстве оставался только великий логофет, а наследник Александр с тысячей конницы усмирял мятежные земли, принимая присягу на верность. Там уже почти не осталось знати. Вся она либо сбежала, либо была казнена, либо, в знак особой милости, махала киркой в соляной шахте. Следом за войском шли егеря и подьячие из Тайного Приказа со списками людей. Усадьбы владык разорялись вчистую, а их близкую родню и слуг расселяли по разным концам огромной страны, от Киева до Италии. Увидеться еще раз им уже будет не суждено. Выселят и те роды, которые дали своих воинов для участия в мятеже. Они уйдут в другие земли, а на их место поселят верных людей. Такова была воля покойного государя Само, которую с точностью водяной клепсидры исполнил его второй сын.
— Так где Кий? — не выдержала Людмила, голос которой дрогнул. Берислав, который в считаные месяцы стал ей чужим, смотрел на нее хмуро и неприветливо.
— Погиб в бою, как и подобает воину, — сухо ответил князь. — Не знал, мама, что у тебя всего один сын. Если бы ты любила нас одинаково, может быть, он был бы сейчас жив? Ты не думала об этом?
Он опустил голову вниз и начал перебирать бумаги. Так он показал матери, что разговор закончен, и Людмила поняла намек правильно. Она, не меняясь в лице, вышла и направилась к себе. Берислав же позвонил в серебряный колокольчик, который достался ему от отца, и на его звук вошел секретарь.
— Княгиню Ирмалинду позовите ко мне!
— Слушаюсь, царственный, — поклонился евнух.
Это был тот самый мальчишка, которого Вацлав освободил когда-то в Константинополе. Это его отец показал дорогу к предателю Любушу, похитителю княгини Милицы. Никчемный калека бесполезен в крестьянской семье, а потому его забрали с собой. Евнух вырос здесь и получил лучшее образование. Он не слишком умен, но неболтлив и предан Золотому роду как собака, за что его и ценят.
— Ты звал меня, государь-муж мой?
Ирмалинда смотрела на Берислава с затаенным страхом. Он ни разу не заговорил с ней за последние недели, и это его молчание пугало больше, чем если бы он на нее орал. С тех пор как Кий погиб, Ирмалинда не спала ночами и почти не ела, отчего похудела так резко, что многие считали ее больной. Круглые когда-то, налитые румянцем щеки опали, а глаза ввалились и смотрели на мир со страхом и затаенной болью. Только блеск драгоценностей никуда не делся. На голове княгини сиял золотой обруч, усаженный по кругу самоцветными камнями, а пальцы унизывали массивные перстни.
— Я знаю, что ты сделала, — ответил Берислав. — И тебе нет прощения. Ты предала меня, обрекла на смерть. И мать моих детей обрекла тоже… Ты больше мне не жена.
— Нет! Нет! — в отчаянной попытке спасись замотала головой княгиня. — Я не делала ничего! Наговаривают на меня!!!
— Вот запись твоего разговора с Кием, — Берислав равнодушно бросил перед ней густо исписанные листы бумаги. — Два человека за стеной сидели. Они слышали каждое слово.
— Так это ты… — схватилась она за сердце. — Ты все подстроил! Ты ко мне ту боярыню прислал… Правду люди говорят про тебя… Как же тебя земля носит, изверг поганый! Ты же полстраны кровью залил! Да что же ты за человек такой!
— Я хороший человек, — сухо ответил Берислав. — Я делаю то, что полезно для державы. Но иногда я бываю излишне добр, и потому ты останешься жить. Но не здесь, Ирма. Для тебя приготовили келью в дальнем монастыре.
— Прости, умоляю! Дай мне уехать в Тюрингию, к брату! — Ирмалинда залилась слезами и сумбурно запричитала. — Это все она, колдунья твоя! Она порчу навела, потому и не родила я! Знаю, что не люба тебе… так что ж теперь… Мы рода великого, для нас это и неважно совсем. Мое дело женское, дитя на свет произвести. А ты… Ты! Ты ни за что меня считал! За грязь! А я королевская дочь, а не селянка черноногая! За что ты так со мной?! Умоляю! Отпусти! Век буду бога молить за тебя!
— Отпустил бы, — холодно ответил Берислав. — Но ведь ты, Ирма, моей смерти у брата попросила, а это измена. Я бы тебя, сука, собственной рукой порешил, да только батюшка покойный не велел кровь Золотого рода лить. Сказал, что ящик Пандоры это откроет, и истребим мы друг друга в вечной войне. А ты как-никак княгиня и
