быть, она захотела умереть той, кому поклонялись при жизни?
— Гордыня, мама, — прошептал Берислав. — Грех смертный, совершенный по наущению Сатаны… Ну, да ничего, я спасу твою бессмертную душу! Я не позволю тебе гореть в геенне огненной! За тебя будут молиться все епископы! Я засыплю храмы дарами! Господь милостив, он простит твой грех и твое неверие!
— Господи Иисусе, помоги нам! — услышал Берислав испуганный голос патриарха Григория, которого почтительно, но настойчиво привели с подворья, что стояло тут же, в замке. — Да неужто…
— Императрица еще жива, владыка! — резко повернулся к нему Берислав. — Ее сердце пока бьется, но она умирает! Моя мать перед смертью пожелала принять таинство крещения. Это стало ее последним желанием. Я клянусь, что своими ушами слышал это! Поспеши!
Патриарх Григорий перекрестился и начал нараспев читать положенный чин, а Берислав шептал, искусав до крови губы:
— Прости мне, господи, эту ложь, ибо во благо она… А ты, мама! Славы хотела? Поклонения людского? Будет тебе поклонение! Я на каждом капище языческом часовню твоего имени поставлю. Пусть святая Людмила и после смерти Золотому роду послужит. А я… да, я грешник великий. Я же слово давал патриарху Григорию. Я ему обещал, что ты завет Христов примешь, а он мне за это буллу даровал на брак с Вандой. Не велят отцы церкви вторым браком сочетаться, грех это великий. Но оно того стоило. А деяния свои я искуплю… Я уже знаю как.
Три года спустя. Август 661 года. Братислава.
Смиренный инок, князь-епископ Братиславский Берислав I, работал с почтой в отцовском кабинете. На него свалился немыслимый груз, ведь он оставался великим логофетом Словении и главой Малого совета. А еще патриарх Григорий, посвятивший его в сан, убыл в Александрию, где православие все больше сдавало свои позиции. У святейшего там намечалось множество дел. В Египте усиливались монофизиты, да и православная Африка, и христианские государства ливийцев-берберов требовали неусыпного внимания. Княжна Власта, правившая вместе с мужем царством Джедар, землями южнее Карфагена, раскинувшимися от Гарамантиды и до самой Мавретании, держала страну железной рукой. Она все же нашла язык с Косейлой, своим супругом, и смирилась с судьбой. Она — женщина Золотого рода, и она осознавала свой долг.
Патриарх убыл и еще по одной причине. Он не хотел участвовать в том, что случилось после смерти Людмилы. В течение двух лет капища разрушили, а на их месте поставили скромные срубы с крестом на крыше, посвященные святой императрице, покровительнице врачевателей, женщин и детей. Мало кто мог сопротивляться этому, да и не хотели люди, измученные войной и голодом. Ведь хитроумный князь-епископ не стал упоминать ни Иисуса, ни деву Марию, лишь Богиню, которая вознеслась к небесам. Григорию претило это, но не отдать должного своему ученику он не мог. Люди ходили в церковь, учили молитвы, а крови при этом пролилось так мало, что было даже удивительно. И все равно, он считал все это недостойным обманом. Патриарх был существом возвышенным, он думал, что народ нужно вести к истинной вере проповедью, а не подменой демонов поддельными святыми.
Берислав, услышав это от него в очередной раз, скупо улыбнулся, но ничего не сказал. Он принял на себя груз пастыря в этих землях, ведь Словения стала отдельным церковным экзархатом, подчиненным его святейшеству. Точно так же, как с культом Богини, князь-епископ поступил со святым Власием, который постепенно заменял собой Велеса, и с Ильей-пророком, заменившим Перуна, и со святым Георгием-змееборцем… До полной победы христианства остается еще не одно столетие, но путь к ней уже проложен. Язычество останется жить в ритуалах, пословицах и суевериях, и оно плотно вплетется в местный извод христианства, порождая что-то совсем уж отдельное, не похожее ни на что. По крайней мере, здешние святые отцы куда проще относились к плотской любви. Они цитировали апостола Павла, который любовь считал даром божьим, и сами аскетизмом не страдали. Любовь к Родине и подчинение власти ценились больше, чем что-либо иное, и это разительно отличалось от восточной империи, истерзанной религиозными распрями. Там власть священников была такова, что даже василевсы не смели противиться их воле. В Словении почиталась благом и воинская доблесть, входившая в прямое противоречие с десятью заповедями. Но поскольку служение стране ставилось превыше всего, то и этот постулат обходился легко, не вызывая особенного противоречия. В общем, Берислав действовал по заветам отца, создавая веру, которая не подменяет собой государство, а лишь служит ему.
Он подбросил дров в огонь и задумался…
— Дядюшка! — София, жена цезаря Александра, присела в церемонном поклоне. Она носила пурпур, единственная из женщин Словении, но границ не переходила. Она отдавала себе отчет, кто такой ее дядя. — Благословите маленького Брячислава.
Они неплохо поладили с мужем. София, которая красавицей отнюдь не считалась, плакала порой в подушку, когда узнавала про беременность очередной служанки, но терпела. У ее отца два десятка наложниц было, что же уж теперь…
— Иди сюда, малыш! — раскинул руки Берислав, и мальчишка залез к нему на колени, крепко прижавшись к груди. У него было два деда, но первого он почти не знал, видел всего пару раз.
— Как твои дела, девочка моя? — спросил Берислав, перекрестив малыша. — Опять на охоту собралась?
— Да, дядя, — белозубо улыбнулась София. — Александр воюет с лангобардами, а я от тоски помираю здесь. Так матушки Елены не хватает. Ух, мы с ней, бывало… А скоро Александр вернется?
— Не знаю, — покачал головой Берислав. — Лангобардия — разбойная язва на теле Италии. После смерти Ариперта она должна была отойти нам, но герцоги нарушили договор. Теперь твой муж обязан покарать их и присоединить земли от Солеграда до Рима.
— А с германцами тамошними что будет? — поинтересовалась София. — Под нож?
— В южную Анатолию выселим, — с каменным лицом ответил епископ. — Они клятвопреступники. Их судьба — либо смерть, либо изгнание. И они не хозяева Италии, они находники, захватчики, и сами об этом знают. Еще живы среди них люди, родившиеся за Альпами. Так что уйдут они оттуда, а мы те земли ветеранами-однодворцами заселим. Владимир разместит лангобардов между отрогами Тавра и Анти-Тавра. Там сейчас дикие земли, их мусульмане вконец разорили набегами. Племянник построил несколько крепостей,