наставника, только чуть изменённое. Пока ученик не выпустится из академии, то должен ставить клеймо мастера с небольшим своим рисунком. Понятно, почему два года назад наставнику перестали поступать письма от неё. Советы любила спрашивать.
— Твой наставник, он ювелир?
— Нет. Он алхимический мастеровой, куда и меня направили по контракту, — голос Эльты пропитало неподдельное сожаление. — Они одинаковые почти, только один из готовых вещей создаёт устройства, а второй изменяет материалы и только потом делает вещи.
Стало быть, золотую оправу кольца та девушка, явно равнинная эльфийка из-за имени, сделала самостоятельно из изменённого золота. Но как она умудрилась придать волшебных свойств камню?
Мы втроём могли бы посидеть ещё. Я бы рассказал об ондатре скверны и как на неё охотились авантюристы, а приятели всяко бы сказали ещё чего полезного по части магии — да вот только усталость и напряжение сегодняшнего дня всё чаще накатывали зевотой. Глаза смыкались. Мы попрощались и разбрелись по комнатам, хоть я и понимал, что сегодня мы собирались в последний раз. Но что поделать?
Закрыв за собой дверь и встав посреди первой комнаты — я глубоко вздохнул, отгоняя противное, тягучее и липкое чувство вины. Три накопленных кристалла, скверна в двух из них, суета с кристалликами проверки, слова старого мага об испорченном кристалле и о покровительстве академии, и фраза о правильном выборе от Густаха — всё это указывало только на одно. И это скверно.
Утром меня настойчиво и долго будила Ула, стуча о входную дверь маленькими кулачками. Так-то я проснулся с самого первого удара, но не мог встать с кровати после вчерашней тренировки. Подобно отжатой половой тряпке я собирался проваляться хотя бы до обеда — но всё же встал и медленно побрёл к двери. Волю к жизни мне придавала не мысль о разговоре с Густахом и последующие возможные перспективы; не обещание назначить девочку личным невольником; и даже не чувство голода и перспектива завтрака, хоть корзинка дополнительного пайка со вчерашнего ужина стояла не тронутой.
Я подскочил, вспомнив про нутона с острым подбородком. Если маги допрашивали всех живущих в бараке, то всяко наткнулись на Лактара и могли узнать о наших договорённостях. Особенно о конспектах по начертательной магии.
Отвратное чувство опасности сошло на нет, когда среди разносивших еду экзаменщиков показался Лактар. Он увидел мой напряжённый взгляд и аккуратно кивнул так, чтобы никто другой этого не заметил. Стало быть, всё обошлось, и сегодня вечером я получу заказанные конспекты. Потребность в них чуть уменьшилась после разговора с Кузауном, но они всё ещё могут пригодиться.
Экзаменщикам с разносом еды помогали дети, мальчики и девочки, забирая грязную посуду с освободившихся мест, складируя в небольшие вёдра и неся в сторону кухни. Одной из таких девочек была Ула и каждый раз, проходя мимо, она украдкой бросала на меня ожидающий, даже несколько молящий взгляд. Будто просила подождать, пока не закончит с работой на кухне.
Я правильно воспринял её молящий взгляд, решив дождаться девочку. Спустя полчаса после окончания завтрака, когда я сидел в комнате и вертел в руках выданные Густахом книги, твёрдо решив сегодня же вечером начать конспектировать их — в дверь робко постучали.
— Ну что, пойдём? — на мой вопрос девочка так сильно закивала головой, что чуть не превратила свои тёмно-русые волосы в одно сплошное опахало. Но перед выходом пришлось подождать несколько минут, пока Ула накинет куртку. Ученики давно разошлись, так что можно было не опасаться излишнего внимания.
Выпавший за ночь снег с дорожек вениками сметали невольники постарше, чем Ула. Если той восемь лет, а её брату пятнадцать, то уборкой занимались дети лет тринадцати: недостаточно окрепшие, чтобы тягать телеги, но и не такие слабые, чтобы не смочь весь день на холоде веником махать. Незавидная доля, но какой у них выбор? Если вспомнить слова Эльты, то от многих из них отказываются родители ещё во младенчестве, а если родственников у ребёнка нет, то… то я боюсь представить его дальнейшую судьбу. В прошлом мире частенько бывало такое, что ощенившаяся дворняга спустя месяц материнства выла до хрипоты и рыскала по району в поисках своих щенят, когда как бомжи из ближайшей ночлежки сыто и довольно спали. А в этом мире нравы гораздо суровей.
В здании лекторума нужная дверь нашлась сразу по табличке с надписью «Распределение невольников». Звучало как «Раздача котят в добрые руки под подпись не портить казённое имущество».
Сидевший за столом ратон с паранаей, кинжалом и жезлом на поясе настолько сильно удивился ксату в компании маленькой девочки, что аж встал со стула и не стесняясь спросил у Улы нужна ли той помощь. Та замахала головой сказав, что господин Ликус — хороший, и на этот год хочет назначить её на личное прислуживание. Меня от последней фразы аж всего передёрнуло, но деваться некуда, потому что происходящее — вполне неплохое развитие событий как для меня, так и для Улы.
Слова девочки не сразу убедили ученика академии: он ещё несколько секунду изучающе смотрел на малышку, прежде чем сдаться. Меня столь наглая ненависть к моей персоне теперь уже лишь немного подбешивала, ибо за прошедшие двадцать дней я вполне успел вдоволь «насладиться» всеобщей неприязнью.
В отличие от многих невольников академии, попавших в её стены ещё во младенчестве и не имеющих собственной фамилии, у Улы таковая была — но как и все остальные дети, она пользовалась номером из семи цифр. Проживала она во втором детском бараке, а я — в седьмом общем, во второй комнате на этаже контрактников. Ученик академии записал в толстую книгу моё имя, имя Улы и её номер, потом наши бараки и взял с нас подписи. После — ту же информацию вывел на двух разных листках. Один мне следовало держать в своих документах во внутренней комнате, а другой Ула обязана передать распределителю работ. Его она найдёт вечером в своём бараке, когда тот придёт раздавать работы на ближайшие дни.
Только я подумал о заключении договора и прочего, как ученик перечислил наши права и обязанности. И начал он со случаев, если в комнате у ученика что-то пропадёт. В Уле никто не сомневался, но это правило создано на случай, если у приписанных к другим комнатам возникнет желание что-нибудь стащить.
Если ученик заявит о пропаже и обозначит виновником пропажи именно невольника — то их обоих без разговоров поведут в церковь на дознание. Если ребёнок виноват, то у него есть шанс вернуть утраченную вещь до нынешнего вечера, иначе следующий вечер он живым не застанет. Если же ученик соврал, то будет обязан выплатить штраф ребёнку в размере ста золотых.
В остальном же — отношения между двумя разумными строятся как между хозяином и прислугой. Невольник убирается в комнате, развешивает одежду в шкафы, по необходимости гладит её и прочее. К тому же ученик вправе отправить невольника в столовую за едой, если хочет поесть в комнате. О чём-то таком я не думал, но вот одна важная просьба придумалась сразу.
Когда мы вышли из лекторума и направились к бараку — Ула одновременно и сжимала в руках бумагу о назначении, и улыбалась настолько широко, словно не боялась порвать уголки рта. Да так и улыбалась, чуть подпрыгивая при каждом шаге, пока мы не зашли во входную часть барака.
— Ты читать умеешь? — спросил я Улу, кивнув в сторону расписания занятий.
— Да, — девочка подошла к вывешенным листкам и показала на строчку с моим именем. — Это господин Ликус.
Убедившись, что девочка понимает, как устроено расписание — я попросил её после каждого занятия с фаронами перед ужином приносить в комнату тёплой воды и полотенце, чтобы хоть немного привести себя в порядок.
В первую комнату я зашёл один и сразу же отключил сигнальный контур, сняв зелёный камень с замыкателя. Лишь после этого Ула осторожно зашла внутрь и ахнула от убранства комнаты.
— Прислони руку, — я разместил замыкатель в центре комнаты и показал девочке на зелёный камень. Та поспешила исполнить просьбу. И только я хотел прислонить к её руке ладонь, как одёрнулся.
Скверна. Она же во мне, в моей мане, и если сейчас пропустить её через Улу, то может случиться непоправимое. Но когда я в Гантаре с помощью ксатов по маяку дальней связи связался с тётей, и когда оценивал вещи — то соприкасался собственной маной с разумными и те на здоровье не жаловались.
Отбросив всё и решив попробовать — я пропустил сквозь ладошку девочки канал маны, извивая его спиралью, чтобы уж точно захватить небольшие крупицы её магического следа. Несмотря на проживание в стенах академии, она не владела навыком «Чувство магии» и обращаться
