я понимаю, что нападать на Неару сейчас опасно, а народ нет.
– Есть народы, для которых победы губительней поражений, – вздохнул Исократ. – Да не допустят боги, чтобы таковыми оказались и эферияне. Ну что ж, Эрептолем, прощай.
Распрощавшись со всеми и в последний раз взглянув на запертые ворота своего дома, Исократ решительно устремился прочь. Щёлкнул бич погонщика, и караван изгнанника медленно потянулся к Пелезийским воротам.
Скинув куртку с усталых плеч, сняв штаны и пропитанную потом рубаху, Кинана укутала обнажённое тело тонким чистым полотном и подсела к жаровне, с наслаждением грея озябшие руки. Хотелось вымыться, хотелось, гарпия его побери, напиться, но жуткий и бесконечно долгий день вытянул все силы, оставив лишь самую малость на то, чтобы протянуть тонкие пальцы к теплу и тупо смотреть на огонь. И всё-таки напиться придётся. Слишком ноют натруженные мышцы, слишком ярко стоят перед глазами оскаленая звериная пасть, трупы на припорошенной снегом земле и исступлённое лицо Гезевры. Лицо матери, проклинающей сына.
В дверь тихо постучали. Долгие несколько мгновений Кинана боролась с искушением притвориться глухой, затем тяжело вздохнула и, набросив поверх голого тела просторный меховой плащ, направилась к двери.
Она ожидала увидеть Аркиппа со срочными новостями либо рабыню с тёплыми одеялами, но на пороге, со свечой в руке, предстал Велевойс. Как был на устроеном по случаю удачной охоты пиру: в красной куртке с орлиными перьями и красных штанах, перевитых хитрой шнуровкой. Выражение его лица было странным.
– Что тебе угодно, вождь, – устало спросила царица.
– Ты позволишь войти?
Кинана отступила, давая проход. Верховный вождь несколько нерешительно прошёл в комнату и с любопытством огляделся. Его взгляд остановился на завёрнутой в плащ девушке, терпеливо ожидающей продолжения.
– Я пришёл объясниться, – сообщил он. – Не хочу, чтобы между нами были недомолвки…
– Ты с самого начала собирался их убить, – спокойно сказала Кинана.
– Я думал об этом, – кивнул Велевойс. – Они считали, что могут взять мою жизнь безнаказанно. Виноват ли я в том, что был готов к этому?
– Почему этот Зорак перешёл на твою сторону?
– Потому, что Гослов был глуп. Он считал, что, если оскорбить человека, тот останется верен. Отказался женить Левереза на дочери Зорака, а потом доверил ему свою спину. Зорак не зря вызвался участвовать в этой охоте…
– Ты собирался их убить с самого начала, – уверенно кивнула Кинана.
– Я дал им возможность. Если бы они покорились, им бы не причинили вреда. Если бы Леверез потребовал поединок, он бы его получил. Они поступили иначе. Ты винишь меня в том, что я не дал себя убить?
– И тебя не страшит проклятье матери?
– Может ли та, что собиралась убить сына, называться матерью? – вопросом на вопрос ответил Велевойс. В его словах послышалась совершенно детская обида.
Это Кинана остановила руку вождя с чашей, поданой матерью вернувшемуся с охоты сыну. Это она бросила в вино мойранский камень, с шипением задымившийся на глазах у оторопевших вождей. И это тогда, воздев руку с растопыренными гребнем пальцами, мать вождя изрекла своё проклятие. На сына, и на неё, Кинану. «Трижды проклятая, трижды предавшая и трижды благословенная…» Начало положено, так, Неистовая? Проклятие чужой женщины из варварских земель на краю света и жгущее под левой ключицей благословение, с каким не нужно никаких проклятий. Ещё два раза по паре и три предательства – остаётся гадать, смогут ли они оказаться ещё поганее первых.
– Ты сделал, что сделал, и судить тебя я не стану, – Кинана усмехнулась. – Так значит эта прекрасная шкура, что ты мне вручил, всего лишь приманка? Подначка для врагов? Ты мудр, вождь Велевойс, очень мудр.
– Не смей так думать! – с жаром воскликнул Велевойс. – Не смей! Клянусь Тавезом, Асатой, Рамезой и Зевертоксом, этот трофей твой по праву, ибо я вручил бы его тебе, что бы ни случилось! Ты не бросила меня, ты сражалась как сотня дракайн, это дар твоей отваге… И дар моей любви!
– Что?! – девушка оторопело взглянула Велевойса.
– Я люблю тебя, царица герозов… Кинана.
Он сграбастал девушку могучими руками прежде, чем до неё успел дойти смысл его слов, и жадно впился губами в губы, больно, едва не кусая. Кинана отчаянно пыталась отпихнуть кажущегося каменным гисера, а затем, неожиданно для самой себя, обхватила руками его мощный торс, царапая шею и спину ногтями. Ненужный более плащ волной соскользнул к её босым ногам.
Стук в дверь они, разгорячённые, тяжело дышащие, ещё не пришедшие в себя после пылавшего мгновение назад пожара, услышали не сразу, хотя колотили со всей мочи. В наступившей после бурной страсти тишине грубый звук казался настолько далёким и чужеродным, что резал уши расстроеной кифарой, сирингой в руках бездарного флейтиста.
– Вождь, ты здесь?! – послышался громкий голос Зеслева. – Ты здесь, Велевойс?!
– Я здесь, Зеслев, что стряслось? – недовольно спросил вождь, прижимая Кинану к себе.
– Гезевра, вождь, твоя мать – она повесилась!
Могучие пальцы Велевойса до боли стистнули плечо Кинаны.
***
– Я уже говорил, царица, ты спасла вождя и твоя помощь бесценна. Мы благодарны, но пойми, мы не можем дать тебе войско.
Зеслев развёл руками и откинулся на спинку кресла. Они с Кинаной сидели друг напротив друга у пустого стола, а Велевойс, заложив руки за спину, смотрел в распахнутое окно на упражняющихся с оружием сотрапезников.
– Может небольшой отряд? – спросил он. – Тысяч пять мы соберём…
– Когда ты, наконец, начнёшь думать, как вождь, а не как мальчишка?! – взъярился Зеслев. – Небольшой отряд! Неужто ты не видишь, что творится в Заркевесте?! Половина людей восхищается тобой, а другая половина хочет тебе мстить. Уже поговаривают, что проклятый матерью недостоин быть вождём, а ещё, что тебя околдовала чужеземка и ты пляшешь под её барабан, – он указал на Кинану, усмехнувшуюся, представив себя с барабаном. – Хочешь всех в этом убедить? Вот-вот начнётся смута. Если сейчас уйдёшь на юг, вернувшись, обнаружишь здесь другого вождя. Да и кто за тобой пойдёт? Едва ли пара кланов согласится на такое.
– В этом походе можно взять славу и добычу…
– Какую добычу? Ты идёшь не в набег, а наёмником у герозов. Желающие найдутся, герозы хорошо платят, но кланы останутся здесь