Г е р ц е н. Мальвида права. Чрезмерное число подарков приводит к их обесцениванию.
Н а т а л и. Просто она боится, что Оля будет любить меня больше, чем ее. Мы разучиваем сценки на русском. Она ничего не понимает и злится.
Г е р ц е н. Я с ней поговорю. Мальвида в чем-то ограниченна, как и все немцы, да не мне немцев ругать. Моя мать чистокровная немка из Штутгарта – Генриета-Вильгемина-Луиза Гааг.
Н а т а л и. Я совсем не уверена, что она любит детей, как это выставляет. (Со значением.) У нее могут быть другие мотивы.
Г е р ц е н. Какие мотивы?
Н а т а л и. Например... занять место Наташи.
Г е р ц е н. Место... (Смеется.) Чушь собачья! Она безнадежная идеалистка!
Н а т а л и. Я тоже безнадежная идеалистка.
Г е р ц е н. Мальвида – мой старый добрый друг. И только!
Н а т а л и. Какое облегчение. А то я начала бог весть что думать. И очень удивилась. С твоим утонченным вкусом – и эта особа. Бесцветные глаза, тяжелая челюсть, большой рот. Не смейся. У нее зловещая внешность.
Г е р ц е н. Прямо – зловещая?
Н а т а л и. (слегка обиженно). Как тебе угодно. Это твои дети.
Г е р ц е н (печально). Две умные образованные дамы, баронесса Мальвида фон Мейзенбуг и дочь предводителя пензенского дворянства Натали Тучкова, не в состоянии найти общий язык в воспитании двух глупых маленьких девиц.
Н а т а л и. Александр, дальше так продолжаться не может. Я стараюсь изо всех сил, и во всем упираюсь в стену. Мальвида мешает. Ты должен выбрать: или я, или она.
Пауза.
Г е р ц е н. Для меня нет никого на свете ближе, чем ты и Ник. Я попрошу Мальвиду дать русским урокам преференцию.
Н а т а л и (подскакивает и целует Г е р ц е н а). Герцен, я тебя люблю!
Оба чувствуют себя неловко.
Н а т а л и. Так я могу подарить Оле этот кораблик?
Г е р ц е н. Ну разумеется.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Гостиная. Н а т а л и читает письмо. В дом входит О г а р е в .
О г а р е в. Ты еще не готова? Все собрались. Мы едем в Ричмонд парк.
Н а т а л и. Я не хочу ехать. Я остаюсь.
О г а р е в. Сегодня твой день рождения! Герцен заказал экипаж. Будем обедать в ресторане. Что случилось?
Н а т а л и. Я не хочу видеть Герцена. И его подарок не хочу.
Поднимает со стола веер и бросает его на пол.
О г а р е в. Это веер покойной Наташи. (Поднимает веер.)
Н а т а л и. Веер и письмо. (Протягивает ему письмо.)
О г а р е в. Я не читаю чужих писем.
Н а т а л и. Прочти, я требую.
О г а р е в (читает). «Друг мой и сестра, сегодня твое рождение – дай мне право поблагодарить тебя за все родное и теплое, что ты ввела в мою жизнь. Ты разом представляешь мне и Огарева и Наташу – и сверх того, ты мне близка с тех пор, как я тебя короче узнал». (Смотрит на Н а т а л и .) Ну и что?
Н а т а л и. Он меня оскорбил.
О г а р е в. Оскорбил? Чем?
Н а т а л и. Я хочу уехать! Немедленно! Слышишь, Огарев! Я чувствую, точно меня запутывают в какие-то сети.
Пауза.
Н а т а л и. Я боюсь, Ага.
О г а р е в. Чего ты боишься?
Н а т а л и. Странное магнетическое чувство влечет меня к нему.
Пауза.
О г а р е в. Ты любишь его?
Н а т а л и. Я люблю тебя! Я не могу больше! Я погибаю! Как только мы приехали, с первой встречи, мне стало ужасно жалко его. Герцен – такой умный, гордый. Сколько он перестрадал. Но когда он первый раз поцеловал меня, я... я страшно испугалась. Больше полугода я молча борюсь, падаю духом, вновь выплываю, вновь падаю. Уедем отсюда!
О г а р е в. Я не могу. Я работаю. Скоро выйдет первый лист «Колокола».
Н а т а л и. Тогда я уеду одна!
О г а р е в. Куда? Куда ты уедешь?
Н а т а л и. В любой другой город. На континент!
О г а р е в. И что мы скажем Герцену? Он ничего не подозревает. Я должен признаться: «Моя жена в тебя влюбилась. Она боится искушения».
Н а т а л и. Отпусти меня в Россию. На время! Я хочу видеть сестру, maman, papa! Вот тебе причина!
О г а р е в. И кто будет заниматься детьми? Ты хотела заменить им мать. Ты поссорилась с Мальвидой. И Мальвида уехала! Ты знаешь, как страдал Герцен из-за вашего раздора, но он стал на твою сторону.
Н а т а л и. Я не отказываюсь от своего обещания. Дай мне перерыв. Мне надо справиться с собой! Я съезжу домой и вернусь!
О г а р е в. А вдруг не вернешься? Узнают там, что я работник Герцена – и не выпустят... Я боюсь тебя потерять, Натали. Я люблю тебя больше всего на свете. Больше жизни!
Пауза.
Н а т а л и (подходит к О г а р е в у и целует его). Прости меня, Ага! Это была минута безумия. Я ее победила. Я справлюсь. Я никуда не поеду. Я счастлива. Раны вот-вот закроются. Дети будут на первом плане, потом ты, потом все остальные. Я буду крутиться, чтоб всем было хорошо, о себе я хочу перестать даже думать.
О г а р е в. Я давным-давно пить перестал. Примерный трезвенник. Заметила?
Н а т а л и. Заметила, милый. По случаю моего дня рождения мы будем играть в четыре руки. Я обожаю наши импровизации.
Г е р ц е н (за сценой). Огаревы! Мы вас ждем!
Н а т а л и. Герцен – солнце. Но на солнце есть одно маленькое пятнышко – он ничего не понимает в музыке.
О г а р е в и Н а т а л и уходят.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Гостиная. О г а р е в за письменным столом. В дом входят Г е р ц е н и Н а т а л и и останавливаются.
Н а т а л и (со значением). Ну, пожалуйста, пойдем в сад. Совсем на немножко.
Г е р ц е н. Не могу. Мне надо работать.
Н а т а л и. У вас с Огаревым есть дело, а у меня дела нет.
Г е р ц е н. Ты занимаешься детьми.
Н а т а л и. Мне мало. Я хочу чего-то еще. (Прислоняется к Г е р ц е н у.)
Г е р ц е н (отодвигается). Занятия должны проистекать из внутреннего запроса. Какие у тебя интересы?
Н а т а л и. Не знаю. Я не мужчина. Мне трудно сформулировать. Образования мне не дали. Музыка, французский – и все. Я хочу заняться своим развитием. Делать что-то важное, приносить общую пользу.
Г е р ц е н. Не бывает общей пользы. Польза всегда в частном.
Н а т а л и. Это клише. Ты обращаешься со мной, как с ребенком.
Г е р ц е н (улыбается). У тебя энергический ум и бурная фантазия. Может, тебе начать писать?
Н а т а л и (кокетливо). Почему нет? Возьму и начну... Но мне нужна помощь. (Тихо.) Вечером ты дашь мне первый урок.
Г е р ц е н пытается что-то сказать.
Н а т а л и. Пожалуйста, не возражай, не то я обижусь. (Проходит в гостиную. Громко.) Ага, дорогой, мы вернулись. Где мои милые дети? Я соскучилась. (Уходит.)
Г е р ц е н (подходит к О г а р е в у). С Натали невозможно ездить в город. Она не в силах обойти ни один магазин. Купила зачем-то Тате рельефные карты.
О г а р е в (не поднимая головы). Не давай ей денег.
Г е р ц е н. Не дать денег – значит унизить. (Садится за свой стол. Хочет что-то сказать, но не знает, как начать). Чем ты занят?
О г а р е в. Кончаю статью об эффективности крепостного труда.
Г е р ц е н. «Он был великий эконом, то есть умел судить о том...». (Встает.) Ник, давно я хотел посоветоваться с тобой, да все, жалея гармонию и тишину твоей жизни, молчал.
О г а р е в (поднимает голову). Слушаю тебя.
Г е р ц е н. Я заметил в дружбе Натали ко мне более страстности, нежели бы я хотел. Пойми меня правильно: я люблю ее от всей души, глубоко и горячо, но это вовсе не страсть. Сначала я отдалялся, она меня не поняла и была так этим огорчена, что я, разумеется, спешил утешить ее. К тому же я давно лишен женского элемента. И не мог не быть глубоко тронут ее братской дружбой. Я все считал это результатом ее пылкого характера и непривычкой владеть собой.
Пауза.
О г а р е в. Продолжай.
Г е р ц е н. Теперь я вижу: она... она увлеклась.
О г а р е в. Заметил, наконец. Для меня это давно не тайна.
Г е р ц е н. Объяснять, что ты для меня значишь, – смешно. Способен ли я нанести тебе удар, когда собственные раны не зажили. Сколько я ни ставил пределов, она ломала их. Доверие это я заслужил. Смело и чисто стою я перед тобой. Но еще шаг – и новая пропасть откроется под ногами.
О г а р е в. Мы уедем!
Г е р ц е н. Нет!
О г а р е в. Она уедет!
Г е р ц е н. Лишить тебя Натали?! Нет. Я хочу сохранить вас обоих.
Пауза.
О г а р е в. Давно хотел тебя спросить, да все повода не было. Как ты без женщины обходишься, Герцен?
