Рейтар вышел за пределы блокгауза и увидел, что босоногий подросток-негр в конической соломенной шляпе тащит обратно в Лиму плетеную ручную тележку. Покупки Хариты были сложены у входа. Рейтар принес ящик с посудой, корзину провизии и свертки материи. Разгрузка тележки в пустынном до сих пор месте, видимо, интересовала негра; он, пока вез, задал Харите несколько вопросов, на которые получал естественные для того дела ответы.
Конспирация Хариты тронула и взволновала Рейтара. Снеся на внутренний двор поклажу, он принялся молча курить, смотря на девушку особенным, полным взглядом. «Такова моя жена, моя Леона, — подумал Рейтар. — Она, конечно, старше и опытнее этой блаженной, но сущность одна: прежде всего забота о других». Но Харите было теперь не до его мыслей, не до выражений его лица. Она вытащила припасенный передник и, облачась, захлопотала у очага; в трех эмалированных кастрюлях надо было варить мясо, бобы и овощи. «Мы, знаете, пока будем есть кое-как и кое-что, — сообщила Рейтару девушка, расставив на земле тарелки, кастрюли, стаканы, чашки, ведро для воды и большой жестяной бак такого же назначения. — Впоследствии припомню всю кулинарию».
— Я принесу воды, — сказал Рейтар, подходя к ведру.
— Оставьте, я принесу воду сама, — заявила девушка. — Сидите пока. Ах, я забыла! Вот вам водка, вот вам сыр и копченая рыба. Вот хлеб… Поешьте, пожалуйста; выпейте, прошу вас!
Рейтар молча взял бутылку и, аккуратно открыв ее штопором складного ножа, стал пить до тех пор, пока хватило дыхания. Взглянув на остаток, он выпил еще, затем полностью осушил бутылку и съел кусок сыра. После этого его одичавшее, изнуренное лицо пришло в порядок. Он глубоко вздохнул и закурил трубку.
— Так ее! — сказала изумленная девушка. — Однако вам не повредит эта детская порция?
— Нет, — серьезно ответил Рейтар. — Ничего не повредит человеку, если он знает свои силы.
— Мой отец послал вашу телеграмму, — сказала Харита, беря ведро. — Ободритесь. Ваши обстоятельства исправятся.
Она вышла на берег и увидела Флетчера, который подъезжал к блокгаузу верхом на маленькой, выпуклой со всех сторон темной лошади, с серой гривой. Флетчер покинул седло и подошел к девушке, говоря:
— Как я вижу, хозяйственные дела начались. Что же у вас здесь? Я хочу посмотреть.
— Там Рейтар, — вопросительно произнесла Харита. — Он будет в душе меня бранить.
— Дело это важное, — ответил Флетчер, — вы под моей охраной, так что я должен знать о Рейтаре не менее вашего. Но не беспокойтесь, я отвечаю за всё.
— В таком случае ожидайте меня на внутреннем дворе, — сказала девушка, отходя к ручью. — Я мигом вернусь.
Флетчер завел лошадь в тень первого входа, привязал повод к кусту и медленно прошел внутрь блокгауза. Он был удивлен зрелищем произведенной работы, если бы не увидел сразу Рейтара, который настилал пол. Рейтар был не пьян, но примирительно отуплен вином; поэтому некоторое время спокойно рассматривал владельца блокгауза, пока не сообразил, — кто стоит перед ним.
Номер газеты был у Флетчера в кармане, а потому фермер и удивился, и ужаснулся.
— Дегж, — невольно сказал он, — что случилось?
Рейтар приложил палец к губам. Подойдя к Флетчеру, он опустил тому руку на плечо и тихо произнес:
— Ни слова этим людям о Дегже. Вы благородный человек, и я не боюсь ни души, ни языка ваших, но… но о чем мы говорим? Здесь все известно?
— Милый мой, Гертон лежит в тридцати пяти километрах от Лимы, а газеты получены час назад.
— Но я не чудовище, — сказал Дегж. — Вы знаете меня. Произошло беспримерное несчастье. Сейчас все узнаете.
— Дегж, — сказал Флетчер, бессознательно сжимая руку проводника, — вы сошли с ума. Это так!
— Бесполезно так говорить. Я был, есть и буду здоров. Впрочем, пока девушка не вернулась, расскажу вам эту историю.
Машинально оглядываясь, Дегж начал говорить Флетчеру вполголоса нечто такое, отчего тот побледнел до неузнаваемости. Сам Дегж внешне оставался спокоен, лишь иногда останавливаясь, чтобы коротко, резко вздохнуть. На его счастье торопившаяся Харита запнулась о камень, пролив воду, почему ей пришлось еще раз сходить к ручью, и Флетчер полностью уразумел суть происшествия.
— Теперь смотрите, — закончил Дегж. — Как это было бы на ваш характер? На мой — так, как оно вышло.
— Проклятие! — вскричал Флетчер, не замечая, что почти плачет от волнения. — Это судьба.
Заметив Хариту, они приняли более спокойные позы.
Харита заметила, что Дегж прячет газеты, а у Флетчера осунутое выражение лица. Инстинктом поняла она, что эти люди знают друг друга, только что говорили очень серьезно и что от нее будет многое скрыто. Став печальной, Харита сказала, вздохнув:
— Хорошо ли теперь вокруг? Да, а будет еще лучше. Вот мой очаг, — красота!
Но мысли ее ушли внутрь, и слова, спутники верхних мыслей, исчезли. Подав Дегжу красный дикий цветок на колючем стебле, девушка коротко сказала: «Это для вас красный, как кровь, и хорошо защищен».
Дегж не выдержал. Каменные его нервы сломились. Бессознательно оттолкнув цветок, он едва удержал рыдания, но лишь таким усилием, от какого затряслись все мускулы его лица. Он пошатнулся, расставил руки, взглядом очертил землю и рухнул без сознания к ногам девушки. Изумленно сжав губы, стояла она над ним, не зная, что делать. Флетчер плеснул ему рукой в лицо холодной воды. Дегж вздохнул и быстро вскочил, ненавидя себя за мгновенную слабость. Растерянно улыбаясь, он вытер лицо. Загадочно кивнув Харите, Флетчер сказал: «До вечера», — вышел, сел на лошадь и поскакал домой, а Харита, заложив руки за спину и нахмурясь, стала ходить по двору взад и вперед. «С чужим горем, с несчастьем начинаем мы жить в этих стенах, — думала она. — Не было бы горя и нам. О, птицы, птицы! — взмолилась девушка, увидев пролетающих вверху белых чаек. — Скажите всем, чтобы никто не беспокоил, не трогал нас, так же как и мы не трогаем никого. Вклюйте это им в голову!»
Между тем Дегж сел у стены, напряженно думая, курил сигарету. Глубоко вздохнув, Харита подошла к нему с решительным и мрачным лицом.
— Ну-с, довольно всех этих штук, — сказала девушка, — я не заслужила ни молчания, ни тревоги. Я не могу жить в тревоге. Говорите обо всем, во всем признайтесь, или же мы вынуждены будем обойтись без вашей помощи.
— В том и в другом случае вам придется меня прогнать, — ответил Дегж. — Вы сами не знаете, чего требуете. Тут необыкновенное дело.
— Оставьте вы меня пугать. Я не упаду в обморок, не убегу и не донесу.
— В таком случае будьте добры слушать, не перебивая. Садитесь рядом со мной.
Дегж поставил два камня, и они уселись. Но ему трудно было начать, он берег каждую секунду молчания, делая вид, будто желает прежде докурить сигарету.
— Хорошо, что Флетчер не дал вам прочесть газеты, — заговорил Дегж, — там искажено это черное дело. Оно стало грязным, но оно не грязное: оно просто черное. Прежде всего меня зовут не Рейтар. Мое имя — Дегж. Я проводник.
— О! О! — вскричала Харита. — Ведь вчера Флетчер рассказывал нам о Дегже! Так вы Дегж?! Очень приятно! Впрочем, извините, что я перебила вас.
— Ничего. Я жил в Гертоне с женой. Наша квартира помещалась в доме Гайбера, торговца мясом. Сам Гайбер живет там же. У него был сын, подросток четырнадцати лет, мерзкое и злое животное.
— Гайбер? — спросила Харита.
— Да, Гайбер. Вы его знаете?
— О, нет, я не знаю его.
— Мне показалось…
— Ну, ну, я вас слушаю.
— Вам слушать легче, чем мне говорить.
Дегж подошел к углу стены, где стояла провизия, выпил из бутылки большой глоток виски и уселся на место.
— Сына Гайбера звали Иегудиил, а попросту — Гуд. Соседи вечно жаловались на него отцу. У него была мания делать гадости. Он выбивал окна, калечил чужих собак, пачкал развешанное на дворе белье. С девочками Гуд вел себя совершенно скотиной. Меня он боялся и ненавидел, так как я выдрал его за уши. Гуд осмелился нагадить перед крыльцом нашей квартиры, а я его уличил. Бывая подолгу в отсутствии, я по возвращении узнавал от жены, что Гуд сказал ей дерзость или, будто случайно, разбил камнем окно. Гайбер любил сына так глупо, совершенно по-скотски, что оставлял без внимания даже худшие его выходки: сам Гайбер — человек низкий и злой.
Харита печально слушала, с напряжением ожидая, что случай или судьба, руками Дегжа, как дальше окажется, уничтожит так мрачно оскорбившего ее человека. Однако ей предстояло более сложное удивление.
— Исследуя горные тропинки вокруг одной системы карьеров, — продолжал Дегж, — я нашел в лесу птенца-ястреба и привез его домой. Надо сказать, что я вообще люблю птиц, а этот птенец весьма тронул меня смелым нападением на мой сапог; летать он еще не умел. Я воспитал его, положив на дело много терпения и труда, за что был вознагражден. Мой Рей стал ручным, более того: он сделался нашим любимцем; я и жена так привязались к нему, что если он улетал надолго, то мы скучали и беспокоились… Это была красивая коричнево-серая птица, величины дикого голубя, с двухфутовым размахом крыльев. Иногда он едва видно мерцал в небе, прямо над домом; утром он улетал, вечером прилетал, садясь на крышу или мне на плечо, как когда ему нравилось. В дождь Рей проводил день дома, перелетая с картины на шкаф, с вешалки на обеденный стол, возился часто под ногами, катал пуговицу или орех, словно котенок. Он засыпал у меня на плече, чистил клюв о мою щеку. Рей был очень хорош.
